а остальное ему, похоже, и не нужно. Но вот что того конкретно интересовало – это Турецкий хотел бы знать.
– А в самом деле, Славка, – спросил Турецкий, когда генерал вышел за дверь, – чего они тут все крутились? Или уже почуяла кошка, чье мясо съела?
– Честно, не знаю. Я и сам удивился, когда обнаружил здесь целую ораву из всех спецслужб. Консул, конечно, немалая величина, но и не такая, чтоб панику сеять. Я-то поначалу решил было, что самого посла приделали.
Столик с секретом
Бывший морской пехотинец Роберт Маклевски был профессиональным охранником, и его умение ценили в посольстве. Это могли с полным основанием отметить и офицер безопасности мистер Клейн, и господин Лайонс. Поэтому им и в голову не могло прийти, что охранник продал своего патрона. Это исключалось. Причину же происшедшей трагедии они скорее связали бы с происками спецслужб, вероятно в чем-то ущемленных в связи с успешно и перспективно развивающимися разнообразными политическими и экономическими связями двух, надо смотреть правде в глаза, по-прежнему великих держав. Хотя имеются и кое-какие нюансы в этом смысле.
Саймон Лайонс поинтересовался, говорит ли русский следователь по-английски, и улыбнулся, когда тот ответил, что исключительно в пределах школьной программы. Лайонс представлял себе, что это такое.
А вот Грязнов отвернулся, чтобы скрыть свою усмешку от американца: ну Сашка, ну артист!
Господина Лайонса устраивали эти сведения. Таким образом, он мог, не вызывая особых подозрений, все-таки при необходимости слегка откорректировать показания охранника. Ему ведь совсем не светили неожиданные факты, которые могли бы скомпрометировать деятельность американского посольства в Москве, если бы эта тупоголовая горилла – в отличие от своего бывшего теперь уже коллеги, Лайонс никогда не относился с почтением к морским пехотинцам вообще, – вдруг заявила, что консул прибыл сюда на конспиративную встречу с русским агентом. Только этого и не хватало оппозиционной прессе, когда, пусть и с немалым трудом, однако же налаживаются межгосударственные отношения. Лайонс был прагматиком и смотрел на вещи достаточно реально, во всяком случае, факты оценивал ровно во столько, сколько они на самом деле стоили. Мистер Клейн свою точку зрения не высказывал.
Однако перешли к конкретному делу. Грязновский оперативник с усердием принялся заполнять протокол допроса анкетными данными свидетеля. Турецкий задавал вопросы и со скучным выражением на лице «не слушал», как мидовец и американец уточняли те или иные нюансы и после этого обращались к охраннику, сидевшему в кресле с каменным выражением лица. Тот, в свою очередь, оценивал вопрос и коротко, почти бурча, отвечал. Следовал обратный дипломатический обмен и наконец перевод на русский. Длинно, утомительно, но – ничего не поделаешь. Во всякой рутине свой протокол.
В окончательном же виде допрос выглядел так:
Турецкий. В котором часу вы прибыли в гостиницу и с какой целью?
Маклевски. К двенадцати. Господин Петри хотел побеседовать с каким-то журналистом.
Турецкий. Вы покидали свой пост?
Маклевски. Нет.
Турецкий. Когда был обнаружен труп консула? Кем конкретно?
Маклевски. Около двух дня. В номере находилось два трупа. Первым их обнаружил администратор гостиницы. Не знаю его фамилии.
Турецкий. Каким образом он их обнаружил? По собственной инициативе зашел в номер и увидел?
Маклевски. Нет, администратора вызвал я.
Турецкий. Когда и почему?
Маклевски. Примерно через полтора часа после ухода официанта.
Турецкий. Какого официанта? Опишите, как он выглядел.
Когда охранник равнодушным голосом робота описал внешность официанта, Грязнов, выразительно переглянувшись с Турецким, стремительно вышел из комнаты, где шел допрос. Заместитель начальника МУРа Владимир Михайлович Яковлев с оперативниками в это время шерстил все без исключения гостиничные номера и служебные помещения, вызывая естественные возражения обитателей и персонала. Спасали настойчивые объяснения, что американских консулов не каждый день убивают в «Мегаполисе» и, следовательно, придется немного потерпеть некоторые неудобства, связанные с обысками.
Новые данные сразу дали направление для более узкого и целенаправленного поиска. Да, кто-то из обслуги видел похожего человека. На нем была форма официанта. Но заказ, о котором шла речь, ни из ресторана, ни из буфетов не поступал. Посуда действительно принадлежит ресторану, но как она попала наверх, никому неизвестно. В общем, действовал как бы святой дух, облаченный, однако, в служебную форму отеля.
Наконец обнаружилась и главная улика. В подвале под рестораном, куда опускается служебный лифт, был найден сервировочный столик и сверток – форменная куртка, брюки и галстук-бабочка. Охранник опознал все эти предметы. И в первую очередь, столик, который он, по его утверждению, тщательно осмотрел, прежде чем разрешить официанту доступ в апартаменты.
По его убеждению, преступник не мог на себе пронести в номер оружие, которое было позже найдено в бельевом шкафу. Охранник предъявил личный металлоискатель, его тут же проверили – он действовал исправно.
Турецкий перевернул столик вверх тормашками, внимательно осмотрел нижние поверхности обеих полок, снова поставил столик на колеса и спросил:
– А вот здесь, внизу, между колесами, охранник проверял? – он показал пальцем под нижнюю полку.
Когда тому перевели, американец в буквальном смысле обалдел. Схватил столик, перевернул его и уставился на блестящие полоски прилепленного снизу скотча.
– Вот именно, – подтвердил Турецкий, забирая столик. – Только руками не надо трогать, кто знает, может, что-нибудь осталось. Слава, сделай одолжение, поинтересуйся у экспертов, не нашлось ли подобных следов и на том пистолете?
Грязнов, захватив столик, вышел в соседнее помещение.
– Пистолет, как я полагаю, – продолжил Турецкий, – был прилеплен скотчем. А так как расстояние между нижней поверхностью и полом очень маленькое, никому бы и в голову не пришло, что там может что-то находиться. Чтоб заглянуть туда, надо было лечь мордой... пардон, щекой на ковер в коридоре, а по нему ногами ходят, верно? Или снимать со столика всю мутату: вазы, кофейники, бутылки и прочее. Вот вам, господа, и логика убийцы. Вот и весь секрет. Осталось, по сути, немногое: найти его и узнать, за что он порешил господина консула. А заодно и неизвестного нам господина журналиста, если верить охраннику. Такие дела. Если господину Маклевски больше нечего добавить, то я могу его ненадолго отпустить. До завтра, когда он нам опять понадобится. А на прощание я прошу перевести ему по возможности дословно: он не сумел выполнить свои профессиональные обязанности, что лично я не могу оставить без внимания. Полагаю, что вы, господин Лайонс, тоже сделаете соответствующие выводы. И вы, мистер Клейн.
Вернувшийся Грязнов лишь молча кивнул, а Турецкий развел руками.
– Не кажется ли вам это странным, особенно после той весьма лестной характеристики, которую дали охраннику Маклевски господа Лайонс и Клейн?
– Что вы имеете в виду, господин следователь? – вскинулся советник посла. Охранник молчал, тупо глядя в пол. Какие мысли в данный момент обуревали его, не знал никто, но догадаться можно было.
– Я имею в виду то обстоятельство, что ваш охранник не проверяет, был ли сделан заказ кем-то из ведущих переговоры, осуществляет весьма поверхностный осмотр и, наконец, впускает в закрытое помещение человека с оружием, опять-таки не проверяя, чем это вторжение закончилось. Это, на мой взгляд, не просто халатность. Это пахнет вполне преступной беспечностью. Если не соучастием в преступлении.
Турецкий сейчас сознательно нагнетал страсти, а то как-то уж чересчур спокойно вел себя этот американский представитель. Хотя, с другой стороны, как высокопоставленному дипломату ему тоже не пристало изображать аффектацию и публично рвать на себе волосы.
– Другими словами, вы хотите сказать... – едва не взвился наконец американец.