прислонился к одинокой сосне, росшей на развилке дорог, но тут же опустился на землю, и его глаза закрылись сами собой.

Разбудило его то ли карканье вороны, то ли шорох приближавшегося к нему зверя. Шмулик раскрыл глаза. За деревьями послышался треск сухих веток и легкие шаги, которые поглотил мрак ночи. Шмулик стряхнул снег с рук и плеч. Голова кружится, все члены ноют. Он попытался дыханием отогреть застывшие руки. Страшно болят пальцы ног. Шмулик сел на камень и попытался размотать портянки, но они примерзли к подошвам.

При свете луны мальчик увидел, что из пальцев ног сочится мутная жидкость.

Шмулик вспомнил одного еврея, который вернулся в гетто из рабочего лагеря с отмороженными пальцами. Спустя некоторое время пальцы почернели, и их пришлось отрезать. Отчаяние охватило мальчика.

- Мама, мамочка,... Зачем я не поехал с тобой?! - тихо заплакал он.

Вдруг ему показалось, что он слышит людские голоса и конский топот. Он вгляделся в темноту и увидел запряженные парой лошадей сани, легко скользящие по снегу. Партизаны! У него замерло сердце. А если это полицаи, возвращающиеся с погони за партизанами? Над санями торчали стволы трех винтовок.

'Побегу к ним, будь, что будет.. . Пусть лучше застрелят', - сказал он себе и побежал навстречу лошадям. При лунном свете он отчетливо увидел меховые шапки на головах людей. Нет, это не немцы.

- Партизаны, стойте, стойте! - закричал он навстречу лошадям, бежавшим прямо на него. Сани остановились. Из них вылез высокий мужчина с автоматом я подошел к мальчику.

- Партизаны, возьмите меня с собой... У меня здесь никого нет.

- Кто ты, мальчик? - спросил его высокий.

- Я хочу быть партизаном. Мне уже 13 лет, я могу воевать.

- Иди домой, мальчик, нет у нас времени заниматься детьми.

- Нет у меня дома. Хотят меня убить, я еврей, - с отчаянием промолвил Шмулик.

Высокий, собравшийся уже было залезть в сани, остановился, схватил мальчика за руку и глянул в его залитое слезами лицо.

- Ты еврей? Я тоже еврей. Как ты сюда попал ?

- Спрыгнул с поезда. Уже полтора года я брожу тут по деревням. Сегодня в меня стреляли...

Высокий партизан ласково опустил руку Шмулику на плечо.

- Ребята, - громко позвал он, - сына мы себе нашли. Повезло тебе, сынок, что встретился с еврейскими партизанами.

Теперь мальчик почувствовал, что он окружен близкими людьми. Услышал, что этого высокого остальные зовут Анатолием. Мальчика быстро усадили в сани, кто-то укутал его в тулуп и поднес к губам фляжку.

- Хлебни, парень, немного водки, замерз ты совсем!

Сани двинулись с места. Шмулик почувствовал, как блаженное тепло растекается по всем его жилам. Он опустил усталую голову на плечо одного из партизан и погрузился в сон.

В МОНАСТЫРЕ

Когда Шуля открыла глаза, она подумала, что это сон. Комната, в которой она лежала, была маленькая и светлая. Лучи солнца проникали через единственное оконце в Приятную полутьму комнаты, золотя маленький квадратный столик у стены, падали на пол и на кровать. Шуля протянула руки, и лучи скользнули сквозь ее пальцы на белые простыни.

Шуля закрыла глаза, пытаясь восстановить в памяти последние часы.

'Может, я все еще лежу в снегу, возле чугунной решетки монастыря, замерзаю, а чистая теплая постель мне только снится? Еще немного, и я совсем замерзну, я тогда сон кончится'.

Вдруг она вспомнила про мать, которую она потеряла, когда они в страхе бежали.

- Мама, мамочка, - шевельнулись ее губы, - где ты? Жива ли?

- Что ты плачешь, девочка?

Только теперь Шуля заметила, что в комнате есть еще кто-то. Это была женщина со светлыми глазами и бледным лицом. Одетая во все черное, она сидела на стуле рядом с кроватью. Конечно, она монашка. Ведь и сестра Тереза так одевалась. Монахиня наклонилась и подала Шуле стакан молока.

- Пей, девочка, и тебе станет легче... Душа твоя чуть не отлетела прочь. Но велика милость Иисуса.

Монахиня подняла глаза к распятию, висевшему на стене над кроватью, перекрестилась и затем перекрестила Шулю.[ldn-knigi1]

Шуля попыталась подняться и сесть, но у нее остро закололо в груди, и она снова Опустилась на подушку.

- Скажите, сестрица, где я?

- Ты в безопасном месте, девочка, в монастыре сестер, покорных рабынь Божьих. Сестра Тереза принесла тебя сюда.

- Сестра Тереза, сестра Тереза...

Мысли замелькали в усталом мозгу Шули, но она не могла вспомнить, как она добралась до Терезы и что было потом. Как будто туман окутал ее мозг. В сознании осталась лишь белизна, белизна без конца и без края, н по ней черные и красные пятна.

С усилием Шуля поправила одеяло в закрыла глаза.

Проснувшись, она почувствовала, что кто-то склонился над ней и гладит ее волосы.

- Мамочка! - мгновенно вспыхнула надежда в груди. Девочка боялась открыть глаза. Чуть приподняв тяжелые веки, она увидела над собой черную шаль. Из груди девочки вырвался вздох.

-Что с тобой, девочка, где-нибудь болит?

Шуля узнала глубокий ласковый голос сестры Терезы и открыла глаза.

- Сестра Тереза, - радостно прошептала она и схватила монахиню за руку, - как хорошо, что вы со мной... Что со мной тут будет? Немцам не выдадут?

На губах монашки мелькнула грустная улыбка.

- Сестры не доносчики. Иисус велел жалеть даже врагов.

Шуля поняла, что своим вопросом выдала себя, и в растерянности замолчала.

Софья Михайловна и Тереза встречались главным образом в часы работы. Многие ночи они проводили вместе на дежурстве, беседуя о больных, врачах, работниках больницы, о событиях в мире и на фронте. Но ни Софья, ни тем более Шуля, не говорили с Терезой в больнице о себе, о своем прошлом. Как будто между ними был договор не касаться опасных тем. Но Софья чувствовала, что монахиня знает правду, и была ей благодарна за великодушное молчание.

И сейчас сестра Тереза поняла смятение девочки. Минуту помолчав, она сказала, глядя на нее :

- Ты, девочка, в монастыре. Власти пока еще уважают эти стены. Но лучше тебе здесь оставаться под именем Оните Дудайте. Только матери Анне-Беате тебе придется сказать всю правду. Монастырь - святое место, и не дай тебе Бог осквернить его ложью.

Шуля попыталась сесть, преодолевая дрожь во всем теле.

Ей очень хотелось вспомнить, как она попала в монастырь. В памяти ожили те секунды, когда она упала в снег рядом с железными воротами.

- Сестра Тереза, как я сюда попала?

- Когда я возвращалась с ночного дежурства в больнице, я нашла тебя без сознания в снегу возле ворот монастыря.

- А мама? - дрогнули бледные губы Шули. - Вы не знаете, сестра? Я ее потеряла... В нас стреляли...

Сестра молчала. Не говоря ни слова, она погладила девочку по светлой головке. Не хотела она открывать больной страшную правду.

Тело госпожи Вайс принесли в больницу той же ночью. Нашли его в переулке недалеко от ворот. Сестра Тереза не стала также рассказывать девочке, что добрый доктор Квятковский, заведующий отделением уволен с работы. Только ее оставили пока что. Литовцы еще уважали ее монашеское одеяние.

- Когда ты оправишься от болезни, я представлю тебя матери Беате. А пока не мучь себя грустными мыслями. Твое счастье, что я тебя нашла. Ухаживать за тобой будет сестра Фелиция. Постарайся выздороветь поскорее. Я уверена, что через пару дней ты уже станешь на ноги.

Во время болезни за Шулей ухаживала сестра Фелиция - та самая монахиня с водянистыми глазами,