поведения тем, кто в нем находится, ждет корреспондента и на спортивной базе, куда он приезжает произвести, как он выражается, рекогносцировку на местности и познакомиться с первыми скрипками. Это мы так шутим, объясняет он тренеру: если бы я писал об оркестре, то пошутил бы про линию нападения. Знаменитый тренер сборной Алфеев оценивает такой юмор, он близок его собственному. 'Алик, представляется он, для других имя-отчество, для своих Алик', - контакт установлен.
Интервью с тренером, в которое плавно переходит их разговор, должно быть снято как документальное, и этот прием: подачи происходящего в виде кинохроники - следует проводить последовательно на протяжении всего фильма. 'Каким одним словом могли бы вы охарактеризовать Бойко?' - спрашивает корреспондент. 'Лидер!' 'А не для записи?' 'А не для записи - зверь!' 'В каком смысле?' 'В смысле команду завести, девчат. Трибуны, народ. Меня, старого дурака. Также в смысле вложиться в удар: чтоб как будто скрючивало, кистью к ступне. Перепрыгнуть блок, пустить мяч, как мы говорим, по маникюру, или, наоборот, гвоздь вбить, как мы говорим, промеж титек. Ну и в смысле, конечно, юбку задрать'. 'Не понял. Свою?' 'Свою под конец, сперва чью-то, ха-ха-ха. Это я тебе, как мужик мужику. Под большим секретом. Н-но зверь!' 'Под большим секретом полишинеля, ты хочешь сказать?' 'Именно. Полу в шинели, полу без'.
Тренер передает его в руки врача команды, тот приводит в свой кабинет, и корреспондент попадает в чисто умозрительный мир демонстрационности: идеологической, анатомической, отчетной. Стены просторного помещения увешаны лозунгами 'Выше знамя советского спорта!', 'Спортивные достижения - родной партии и народу!', 'Советский атакующий удар не берется, советский защитный блок не пробивается' и прочими в этом роде. В одном углу стоит гипсовая копия Венеры Милосской - корреспондентская шутка 'Руки-то где у волейболистки?' отклика не получает. В другом - раскрашенный пластмассовый муляж женского тела со снятыми с одной стороны по вертикали кожей и прилегающими к ней тканями; рядом - учебный скелет. Под лозунгами расположены схемы мышечного и костного строения, кровеносной и лимфатической систем, половых и мочеиспускательных женских органов. Но больше всего места занимают таблицы физической и функциональной готовности отдельных спортсменок и команды в целом по месяцам. Есть и графики медицинских достижений - наглядный результат деятельности врача - по годам.
То, как он отвечает на вопросы интервью, также не выходит из рамок принятого агитационно- показательного стиля. Как ни ухищряется корреспондент раскачать его, вызвать на живую речь: рассказывает анекдоты и байки, большей частью сомнительные и непристойные, истории серьезные, недостоверные и таинственные, выдерживает дух и тон провокационной беседы, - тот монотонно выкладывает трюизмы о необходимости занятий спортом строителей коммунизма, об атмосфере коллективной взаимопомощи и поддержки в команде, о благодарности руководству Госкомспорта за условия, создаваемые для тренировок и соревнований. Время от времени в этот поток врезается тема о неисчерпаемых возможностях женского организма, в принципе и по ряду конкретных параметров не уступающего мужскому, а по некоторым и превосходящего. 'По каким же?' 'По выносливости продолжительных нагрузок'. 'Например?' 'Например, пробежки с грузом. У мужчин тяжести посолидней, и бегут они с ними резвее, но и освободиться от них, перейти к другому упражнению стремятся быстрее. А женщины, не отрицаю, с весом полегче, с одним-двумя малыми блинами штанги, и со скоростью меньшей, но бегать могут практически часами'.
'Да вы сами знаете, - вдруг обращается он напрямую к корреспонденту, как будто впервые заметив, что это не только голос, задающий вопросы, а живое существо. - Взять то же половое сношение: женщина способна заниматься им практически бесконечно, тогда как мужчина, пусть отдаваясь ему с большей интенсивностью, прибегает к тактике перерывов'. 'А вот это уже поинтереснее, - реагирует корреспондент. - Это вы из общих наблюдений или конкретно над сборной?' 'Научный факт'. 'А не можете вы сказать - не для записи, - чтo вы хотите всей этой ахинеей внушить? Научными фактами и красным уголком'. Он обводит рукой стены. 'Для вас ахинея, для меня повседневная и нацеленная в будущее работа. И здесь только вершина айсберга. А, как вы выражаетесь, не для записи могу показать вам графики менструального цикла ведущих игроков и даже лактационного'. 'А что, были случаи лактации?' 'Нет, естественно. Но цикл заложен в организм и проявляет себя специфическими признаками независимо от того, доходит дело до процесса или нет'.
(Указание режиссеру. Чем убедительнее, 'суконнее' будет впечатление роли естествоиспытателя, ветеринара, приверженца механики жизни, от которой врач не то не хочет, не то не может отступить, тем контрастнее это оттенит события и характеры главных персонажей 'конюшни', когда они начнут действовать от себя.)
'Ладно, - пробует корреспондент проверенный прием, - пойдемте пообедаем. В хороший ресторан. Угощаю'. 'Я не голоден'. 'Я, я тут с вами проглодался'. 'У вас есть еще вопросы ко мне?' 'Никак нерв не нащупаю. Вы всё отделываетесь общими местами. (Улыбается.) Не жаловаться же мне вашему начальству, что вы не хотите сотрудничать с прессой'. Самый настоящий испуг выражается на лице врача: 'С чего вы взяли? Просто я человек, всецело преданный работе, коммунистической идее, спортивной медицине, команде, к тому же педант. Пойдемте. Только едва ли это поправит дело'.
В ресторане он становится откровенно мрачен, озирается по сторонам, выслушивает вопросы с подозрительным видом. И категорически отказывается пить. 'Зарок?' 'Просто не пью. Не люблю. Или это тоже входит в сотрудничество с прессой?' 'А если, положим, соблазняете даму? Вон видите, сидит актриса. Между прочим, не с мужем, а с соблазнителем-грузином. Вот ее, а?' Молчание. 'Согласен, вопрос не по делу. Теперь по делу: обращаются к вам спортсменки по тайным женским надобностям? Я имею в виду - забеременела какая-нибудь или думает, что забеременела. Или ищет средство, чтобы не забеременеть'. 'Тайные и значит тайные. То, о чем не рассказывают. В первую очередь, врачи'. - 'А осмотры? Вы их видите, так сказать, ню. Ощупываете. Расспрашиваете. Как врач, но ведь и мужчина. Не возникает с вашей, а не менее натурально и с их стороны неконтролируемого желания?' 'У вас представление о медицинском осмотре нечистое и, простите меня, возбужденное. Это ваши фантазии. Оно распространенное. Такие случаи иногда бывают, но исключительно с непорядочными врачами'. 'Допустим. И даже тему эту с вашими подопечными не обсуждаете?' Молчание. 'И, понятно, не в курсе того, существуют ли в команде особые половые привязанности, возникают ли пары, а если возникают, то чем определяется выбор партнеров, нечистыми помыслами, разгоряченным воображением, возбуждением или более глубоким чувством, и если более глубоким, то приводят ли разрывы и измены - опять-таки если таковые случаются - к конфликтам, драмам или даже, не дай Бог, дракам? Чаще ли, например, сошедшиеся в пару пасуют на площадке друг другу и реже ли разошедшиеся?' 'На это, - говорит врач с необычной твердостью в голосе, - я вам отвечу сразу. Ничего подобного в команде не происходит. А если бы кто был в этом заподозрен, не говорю уж, уличен, последовало бы немедленное отчисление'. 'И Бойко тоже?'
Актриса замечает - или делает вид, что только что заметила, корреспондента и с преувеличенной радостью машет рукой. 'Хотите, познакомлю?' - говорит он врачу. Не дожидаясь ответа, идет к ее столику и после коротких переговоров - бo льшую часть времени с грузином - приводит с собой. По совпадению или потому, что узнал, пианист, до того просто перебиравший мелодически клавиши, начинает катить острый до привязчивости танцевальный ритм. Корреспондент успевает что-то коротко сказать ей. С первых тактов включившись в него, актриса подходит к врачу, ни слова не говоря, поднимает и увлекает на площадку перед эстрадой. 'Эта музычка мне откуда-то знакома', - произносит она насмешливо. 'Это из недавнего фильма, лепечет он. - Вы в нем снимались'. Она искусно, а он, наоборот, своей неумелостью придают движениям прелесть и зажигательность, которые быстро захватывают зал. Она, по всей видимости, не столько танцует, сколько еще и показывает себя танцующей в фильме. Фокус в том, что снова и снова повторяется один и тот же простенький музыкальный рисунок, темп не возрастает, только в каждую его единицу вкладывается все больше хореографии - тоже простенькой, но берущей темпераментом и четкостью. Последний аккорд, представление кончается, публика заходится в восторге, бурно апплодирует, кричит, свистит.
Врач отводит актрису к ее столику, возвращается к своему. 'Вы что хоть пьете? Водку? Налейте. В рюмку, в фужер - без разницы. Я запойный, мне нельзя нисколько'. Выпивает, хочет налить еще, но так же решительно, как взял, отставляет графин. Хочет что-то сказать, начинает, обрывает себя, замолкает. Опять осматривается, быстро переводит глаза с одного сидящего на другого, не замечает приветственного жеста и улыбки, посылаемых актрисой, демонстративно враждебного взгляда ее кавалера. Словом, не находит себе места. Наконец, решительно бросает: 'Выйдем на улицу', - и встает из-за стола. 'В школе говорили: 'Выйдем
