проносятся из прожектора в прожектор, из цвета в цвет фигуры. И, опознавая их наполовину, я вторую, ускользнувшую от меня, половину пририсовываю им теми же средствами: тем же карандашом, по той же бумаге, а главное, того же нажима, четкости и формы линиями, что и опознанную.

В конце концов: задуманный мной Сценарий - он что, сценарий сущего или сущего наполовину с возможным? Для документального фильма или для художественного?

XXVII

Все время, что они были в Москве, Тоня регулярно позванивала по междугороднему Нине Львовне, и однажды та сказала, что пришло письмо, 'Антуанетте', без обратного адреса. Пересылать, или пусть ждет? Пусть ждет, любопытства великого нет, а мы скоро опять прикатим. Но задержались, приехали через два месяца, и никто про него не вспомнил. И еще раз, и еще, куда-то оно, видно, завалилось - а вывалилось почти через год. Тетка подала конверт, Тоня, продолжая с ней разговаривать, открыла, прочла обращение, заглянула в конец - сказала громко, чтобы и Каблуков в их комнате услышал: 'Валерий'. И огорчительно стало, и тревожно, что тогда сразу не прочли, и напряженно, что из-за гроба, и чуть ли не отрадно, что сколько уже нет его, а живой.

'Тоша, Тоша, Тоша - ну и Колян, конечно. Если по-честному, хотелось бы только с одной тобой побазлать, но у вас ведь принципиальный, хотя и естественный тоже, вполне естественный, я без подначки, общак. Да и у меня секретов нет. Просто тебе мне проще писать. Так что давайте заведусь на тебя, а читайте оба.

Писать, собственно, не о чем. В двух словах, Жизнь Обожаю! Вот и все сообщение, вся новость - два слова. Потрясающая Жизнь! Моя и вообще. Никогда, ни разу, ни на одну секунду ничего плохого, всегда, постоянно, каждый миг - только хорошее, одно хорошее. Сплошной кайф. День, свет, сезон, погода. Ночь, электричество, звезды, холод. Жара. Дома, деревья, лес. Лес, поляна. Ну и, конечно, приматы, млекопитающие, прямоходящие. Наш брат чуваки, и особенно ваша сестра - чувихи. Это вообще! Это наслаждение нон-стоп - что они чувихи, а мы чуваки. Но и белочки, и бабочки - не хуже, клянусь, не хуже. Листочки. Ручей, или речка, или река. Особенно в апреле. Бегущая вода. И стоячая. И из водопровода, из- под крана - бегучий столбик, а! Да сам водопровод, сам кран - как подумаю, губы дрожат от восторга. Апрель - ты что, Антуанетта, не чувствуешь - само слово: а-пп-ре-ейль. Да любое, любой месяц. Да любой звук - что его издать можно, произнести. Ян-фарь. Ян-Цзы. Ли-фарь. И вообще балет. Танцуют. Ты танцуешь. Танго. Ты с Коляном. Колян, не мешайся. Без тебя, признаю, было бы хуже, ты на своем месте, не одной же ей ногами водить. Но без тебя было бы лучше. Я понятно говорю? Она - танцует, а ты - учишься. Танцу! Ёкэлэмэнэ. Ты бы еще поэзии поучился. Но без тебя хуже, много хуже, без тебя не было бы так потрясающе. Ты - Колян, Колян, Колян. А она - она, она, она. Искусство. Есть искусство. Например, красота. Не красивая, а как у нее. У тебя, Антуанетта. Танцующая танго с собственной головой в руках. Например, скрипоза моя. Что я ее в руки беру, это еще кошмарней, чем что Колян танцует. Бить меня, ломать мне пальцы, лупить декой мне по башке, смычком по роже - но не злиться. Убить но не злиться. А дать мне снять тот звучок, тот мык, тот таборный.

А самое в жизни, как бы тут сказать, божественное, это что ей, жизни, нельзя сделать плохо. Ухудшить, повредить - никак. Боженька не дает. Чуть где не так, ой-больно, ой-до-невыносимости - глядишь, тут же и так. И так так, что лучше не бывает. Вот Золушка моя всем дает, кто ни попросит. Ах-ужас-какой, будь-ты- проклята. А че плохого-то? Наоборот! Всем! Не скаредничает. И такая - моя. Доченьку мне родила. И еще родит, если попрошу. Моя просьба у ней первей других. А что я 'как все', то кто я такой, как не 'все'? В футбол играть надо, как все. Я во дворе играл. Главное - не бояться. Такая у кого Золушка, другая - не бойся с ней жить. Измена, ангина, пучина - это как посмотреть. Ангина - наслаждение, если, например, от нее заразиться. Захотеть если - и с ней валяться болеть. Своей волей в температуру тридцать девять влезть - класс, юмор. В пучину. В измену. А че бояться! Джордж Байрон влез, капитан Немо влез. А Гурий испугался - и чего хорошего? Так его к ней тянуло, а не стал. Не из-за меня, меня давно не было. И она бы уж как согласилась, приняла бы на лоно, он-то ей всегда нравился и по-всякому. Забоялся. Что больно будет. Сложно. Ни к чему не приведет. Ясное дело, не приведет - куда дальше, когда уже привело. С ней где начало, там же и конец. Вот этот ваш Раевский с курсов, генерал-от-кавалерии ваш, ссыльно-каторжный, он бы мог. Или бы стал, или не стал, а только не раздумывал бы, любит - не любит, чем сердце успокоится. Главное - снять звучок, кочевой, кибитчатый. Низкую ноту. Как колесная ступица с оси. Сперва закорешиться с цыганкой. I've been to the gipsy. На пару с Армстронгом. But when she look'd in my hand. Она заглянула мне в ладонь. She slapped me right in the face. И дала оплеуху. Где это было? А разве не на школьном вечере? Не под гугу-гугугу - 'Сент-Луис блюз'? О, Сан-Луи, город на Миссури!

Тоша, ты меня прости, картоша. Вы меня оба. Потому что я сейчас сижу, справа стоит водочка 'Московская' ленинградского разлива, грамм двести осталось, а слева портвейн 'Агдам' Киришского нефтеобрабатывающего предприятия, порт-вейн, аг-дам, считай, настоящий порто, бутылка темного стекла, но по весу чувствую, что половина. А за ней еще одна, такая же, целая. Посередине - я: лес, поляна, бугор, яма, грудь, живот, а там - Пушкин живет. Я, как Пушкин, сижу и пишу вам письмо, без лампады. Как напишу - я имею в виду, все три до дна, - пойду купаться. Плавать по Неве. Как речной трамвай 'Пушкин'. В Петродворец. Жаль, вы далеко, мы бы с вами сейчас посетили две северопальмирские достопримечательности, Петро-дворец и Метро-строй, былое и думы.

А пожалуй, не потащусь я ни к какой Неве, сил не хватит, а кинусь прямо под окнами в прохладные струи. А че? Канал Грибоедова, только что почистили. Вон он в окне. И Казанский собор. А перед ним фонтан, можно и в фонтане. Понимаете, особое летнее одиночество. Летний город, летние скверы, парки, улицы, вода. Все опустевшее. Случайные встречи. Сближения - как у Блока, неотвратимые какие-то. Комната на канале. Похоть - неистовая какая-то, что-то химическое. И для погашения всегда выбирает самый неподходящий реагент. Реагентшу. Одноразовую регентшу, пассэ-муа-ле-мо. Я выбираю. Чтобы не попадать в намытое русло 'отношений'. А так - настолько невероятно, что и вспомнить, а значит, и исследовать, нельзя.

Да-да-да, сейчас спущусь, сложу к цоколю Дома книги одежонку и поплескаюсь в чистой, как слеза, струе канала. Пока писал, жить стало грустнее, но все равно - прекрасно. Помню, что прекрасно. И что ни приходит на ум, все восхитительно. Снег, свежий воздух. Об этом писано в начале. Неизвестность - вот что! Как же я раньше не допер? Всё без исключения - но неизвестное. Пусть и известное, пожалуйста, - но как неизвестное. О, неизведанность, ах, неизведанность. Тоша, Колян - это вы: 'ах'. Это Каблуков Николай, это ты. Но Тоша, Тоша, Карманова Антонина - это 'о'. Как облупленных вас знаешь, а вы и облупленные - неизведанность. Потому что любовь.

Валерий.

Валера.

Поль Амбруаз Валери.

P.S. Такая речка - Валери

у Лермонтова есть. Пари?'

XXVIII

Тоня позвонила Изольде. Да, посылала письмо она. Следователь отдал через полгода папку с тесемками, а в ней два конверта. Заклеенных, вскрытых, со штампом 'Вскрыто ЛУР'. Вот это - и Алине, 'открыть не раньше, чем в 20 лет'. Конечно, допрашивали, это с самого начала. Когда отдавал, интересовался уже не тем, что смерти касалось, а тем, чем КГБ интересуется. В каких отношениях был с Раевским? А вы? Состояли вы с ним в отношениях? А у нас есть сведения, что состояли. Делился он с вами своими взглядами, программными планами и конкретными намерениями? А у нас есть сведения, что между вами существовала интимная близость и делился. 'Это что, - спросила Изольда Тоню, - Савва Раевский, что ли?' Отдельно вызвали забрать 'имущество': барахло кое-какое, стол-стулья, книги. 'Не мне, конечно, Алине: единственная наследница'. Да! - следователь, когда в конце подписывал пропуск, спросил, не удержался: а у вас в обозримое время не будет свободного вечера встретиться в неофициальной обстановке? Изольда ему: вы имеете в виду обстановку интимной близости? нет, в обозримое время не получится.

Письмо дали прочесть Нине Львовне. 'Я же говорю, это из-за этой твари'. Каблуков потянулся к книжным полкам: 'Надо бы перечитать 'Валерик''. 'Зачем, я помню наизусть. 'Я к вам пишу случайно, право'. Хрестоматийный Лермo нт. Пишу случайно. 'Безумно ждать любви заочной? В наш век все чувства лишь на срок; но вас я помню - да и точно, я вас забыть никак не мог!

Во-первых, потому что много

И долго, долго вас любил'.

Это главное, это и есть - он. 'Потом стараданьем и тревогой за дни блаженства заплатил'. Именно.