редута, почти сровненного с землей.
Вечером Люпен вернулся к Клариссе Мержи. С этих пор он носился между Амьеном и Мортепьером, оставляя Гроньяра и Лебаллю для непрерывных наблюдений.
Шесть дней прошло.
По-видимому, привычки Себастиани были связаны только с его занятиями. Он ходил в замок Монмор, гулял в лесу, совершал обходы ночью, выслеживал зверей.
Но на седьмой день, узнав, что будет охота и что какой-то экипаж отправился утром на ст. Омаль, Люпен спрятался в чаще кустов, окружавших площадку перед дверью.
В два часа он услышал лай собак и людские возгласы. Они то приближались, то затихали вдали. Он услышал их еще раз днем уже менее ясно. Но вдруг посреди тишины он уловил топот лошади, а немного спустя он увидел всадников, пробиравшихся по дорожке возле речки… Он узнал маркиза д'Альбюфе и Себастиани. Доехав до площадки, оба слезли, а женщина, по всей вероятности, жена псаря, отворила ворота. Себастиани привязал поводья к кольцам, вделанным к столбу в трех шагах от Люпена, и поспешил за маркизом. Ворота за ними закрылись.
Тотчас же, несмотря на то что было еще совсем светло, рассчитывая на пустынность этого места, Люпен забрался в углубление щели, очень осторожно просунул голову и увидел двух мужчин и жену Себастиани, спешивших к развалинам. Себастиани раздвинул густой плющ и обнаружил лестницу, по которой спустились он и Альбюфе, оставив на страже жену.
Так как и думать нечего было последовать за ними, Люпен вернулся в свое убежище. Немного спустя ворота опять открыли. Маркиз д'Альбюфе выглядел сильно рассерженным. Он бил хлыстом по сапогам и произносил со злостью слова, которые удалось расслышать Люпену.
— Ах, мерзавец. Он у меня заговорит. Сегодня вечером, ты слышишь, Себастиани, в десять часов вернусь. Мы будем действовать. Ах… скотина.
Себастиани отвязывал лошадей. д'Альбюфе повернулся к женщине.
— Пусть ваши сыновья хорошенько постерегут его. Если кто-нибудь попробует его освободить, тем хуже для него. Люк наготове… Могу я рассчитывать на них?
— Как и на их отца, маркиз, — уверил псарь. — Они знают, что маркиз уже сделал для меня и что он хочет сделать для них. Они не остановятся ни перед чем.
— На лошадей, — сказал д'Альбюфе, — и вернемся на охоту.
События разворачивались так, как предполагал Люпен. Во время поездок на охоту д'Альбюфе выполнял свое дело, так что никто и не догадывался о его хитрости. Себастиани, который из чувства благодарности был ему предан душой и телом, сопровождал его и вместе они навещали пленника в то время, как сыновья и жена неотступно стерегли его.
— Вот каковы дела, — заключил Люпен Клариссе Мержи, встретившись с ней в гостинице, находившейся поблизости. — Сегодня в десять часов вечера маркиз подвергнет Добрека немного грубому, но необходимому допросу, к которому я и сам должен был прибегнуть.
— И Добрек откроет свой секрет, — сказала Кларисса, уже расстроенная.
— Я боюсь этого.
— В таком случае?
— В таком случае — отвечал Люпен, который казался совсем спокойным, — у меня два плана: или помешать свиданию…
— Но как?
— Опередив д'Альбюфе. В девять часов Гроньяр, Лебаллю и я проникнем в укрепления, завладеем крепостью, осадим башню, обезоружим гарнизон, и Добрек наш.
— Если только сыновья Себастиани не спустят его в люк, о котором упоминал маркиз…
— Впрочем, я думаю прибегнуть к первому моему способу как к последнему средству или если нельзя будет выполнить другой мой план.
— А в чем состоит другой план?
— Присутствовать на свидании маркиза с Добреком. Если Добрек не будет говорить, мы выиграем время и подготовим похищение его в более выгодных условиях. Если он откроет секрет или вернее его принудят открыть место, где находится список 27-ми, я буду знать это в то же время, как и Альбюфе, и, клянусь Богом, что воспользуюсь тайной раньше него.
— Да, да, но как вам удастся попасть туда?
— Не знаю еще, — признался Люпен. — Это зависит от некоторых сведений, которые собирает Лебаллю.
Он ушел из харчевни и вернулся лишь час спустя. Вскоре появился Балу.
— Достал книжку? — спросил он у своего товарища.
— Да, патрон. Та самая, которую я видел у торговца газет в Омале. Получил за десять су.
— Давай ее сюда.
Лебаллю подал старую, грязную брошюру, на которой было написано: «Посещение Мортепьера, 1824 г.» с рисунками и планом.
Люпен сразу же отыскал на плане башню.
— Вот это самое место и нужно. Там было прежде три этажа над землей и два в подземелье, из которых один теперь завален обломками, а другой… Смотрите, вот где погребен наш друг Добрек. Какое замечательное название: «Зал пыток». Бедный друг. Комната отделена от лестницы двумя дверями. Здесь, очевидно, и находятся трое братьев с ружьями.
— Но ведь вам невозможно пройти незамеченным?
— Невозможно… Разве что пробраться сверху через обрушившийся этаж и поискать ход с потолка. Но это уж очень ненадежно…
Он продолжал перелистывать книгу. Кларисса спросила, нет ли в зале окна.
— Да, со стороны реки просто маленькое отверстие; вот она на карте. Но… оно находится в 50 метрах над водой и по отвесной скале. Значит, одинаково невозможно.
Он пробежал глазами книгу. Внимание его остановила одна глава под названием: «Башня влюбленных». Он прочел первые строчки: «Давным-давно замковая башня была названа жителями „Башней влюбленных“ в воспоминании о драме, разыгравшейся здесь в средние века. Граф де Мортепьер, получив доказательство неверности своей жены, запер ее в комнату пыток. Она провела там около 20 лет. Однажды ночью ее возлюбленный граф Танкарвиль в безумной отваге поставил прямо в реку лестницу, взобрался по ней параллельно береговой скале до отверстия комнаты, спилил прутья решетки и, освободив свою милую, стал спускаться с нею при помощи веревки. Они уже достигли начала лестницы, когда со стороны окружной дороги раздался выстрел и ранил мужчину в плечо. Оба возлюбленных полетели в пространство…».
Наступило долгое молчание; под влиянием слышанного, каждый невольно представлял себе трагическое происшествие. Так изумительная и самоотверженная храбрость человека, рискнувшего жизнью, чтобы спасти женщину, три или четыре века тому назад была поругана бдительной стражей.
Люпен посмотрел на Клариссу. Каким смущенным и умоляющим взглядом ответила она ему. Это был взгляд матери, которая пожертвовала бы всем для спасения сына и которая требовала от него даже невозможного.
— Балу, — сказал он, — найди крепкую и тонкую веревку в 50 или 60 метров, чтобы я мог обмотать ее вокруг пояса. А ты, Гроньяр, примись за поиски трех или четырех лестниц и свяжи их друг с другом.
— Что вы говорите, патрон, — воскликнули оба разом. — Что вы хотите делать. Да это безумие…
— Почему? Разве я не могу сделать того же, что удалось другому?
— Но ведь сто шансов против одного, что вы сломаете себе голову.
— Ну хоть один шанс есть за то, что я не сломаю головы?
— Но, послушайте…
— Довольно болтать, друзья. Соберитесь через час на берегу реки.
Приготовления были долгими.
С трудом нашли материал для лестницы в пятнадцать метров, которая доставала бы до первого выступа береговой скалы, и нужно было еще много усилий, чтобы соединить все ее части вместе.
Наконец, уже после девяти часов, лестницу установили посреди реки, подвели под нее лодку, передний конец который был укреплен между двумя перекладинами лестниц, а задний упирался в берег.