замечательного упорства смог отыскать еврейскую лампу, а еще раньше – голубой бриллиант. Возможно, на этот раз результаты оказались менее блестящими, особенно с точки зрения широкой публики, ведь Шолмсу пришлось скрыть обстоятельства, при которых была найдена еврейская лампа, и заявить, что ему неизвестно имя похитителя. Но в поединке двух людей, Люпена и Шолмса, сыщика и взломщика, невозможно было с уверенностью определить, кто победитель, а кто побежденный. Каждый из них в равной степени мог претендовать на победу.
И вот они любезно беседовали, как сложившие оружие враги, испытывая друг к другу заслуженное уважение.
По просьбе Шолмса Люпен рассказал о своем побеге.
– Если только это можно назвать побегом, – добавил он. – Все было так просто! Мои друзья были начеку, ведь мы условились встретиться, чтобы попытаться выловить еврейскую лампу. Так вот, добрых полчаса просидев под перевернутой лодкой, я воспользовался случаем, когда Фоленфан со своими людьми отправились искать мой труп у берегов, и выбрался на поверхность. Друзьям оставалось лишь подобрать меня, проезжая мимо на моторной лодке, и скрыться на глазах у изумленных пятисот зрителей, Ганимара и Фоленфана.
– Красиво, ничего не скажешь, – одобрил Шолмс. – Настоящая удача! А что вы собираетесь делать в Англии?
– Уладить некоторые дела с оплатой счетов. Совсем забыл, а как там господин д'Имблеваль?
– Теперь он знает все.
– Ах, дорогой мэтр, что я вам говорил? Зло уже не исправишь. Не лучше ли было предоставить мне действовать по своему усмотрению? Еще день или два, и я бы отнял у Брессона еврейскую лампу и побрякушки, отправил бы их д'Имблевалям, и эти славные люди счастливо зажили бы друг с другом. А вместо этого…
– Вместо этого, – усмехнулся Шолмс, – я спутал все карты и принес раздор в семью, которой вы протежировали.
– Да, Боже мой, протежировал! Нельзя же всю жизнь только воровать, обманывать и причинять зло!
– Значит, вы не против совершить и доброе дело?
– Когда есть время. И потом, мне это просто нравится. Довольно забавно, не правда ли, в этом деле я выступаю в роли доброго гения, а вы, напротив, злой дух, приносящий лишь слезы и отчаяние.
– Слезы? Какие слезы? – запротестовал англичанин.
– Ну как же? Семейная жизнь д'Имблевалей разбита, Алиса Демен плачет.
– Ей нельзя было там оставаться. Ганимар в конце концов напал бы на ее след, а через нее вышел бы на мадам д'Имблеваль.
– Совершенно согласен с этим, мэтр, но кто тут виноват?
Мимо них по палубе прошли двое, и Шолмс слегка изменившимся голосом спросил у Люпена:
– Вам известно, кто эти джентльмены?
– По-моему, один из них – капитан корабля.
– А второй?
– Не имею понятия.
– Это мистер Остин Жилетт. Он занимает в Англии такое же положение, как у вас господин Дюдуи, шеф Сюртэ.
– Что вы говорите? Какая удача! Не будете ли вы так любезны представить меня? Господин Дюдуи – один из моих добрых друзей, буду счастлив, если в числе их окажется и мистер Остин Жилетт.
Оба джентльмена показались снова.
– А если я поймаю вас на слове, господин Люпен? – произнес Шолмс, вставая.
И, схватив Люпена за запястье, сжал его руку мертвой хваткой.
– К чему так сильно, мэтр? Я и так готов пойти с вами.
Он и вправду послушно, без малейшего сопротивления шел за ним. Двое джентльменов удалялись.
Шолмс зашагал быстрее, буквально впиваясь ногтями в руку Люпена.
– Пошли… пошли… – глухо рычал он как в бреду, торопясь скорее покончить с этим. – Пошли… Быстрее!
Но вдруг резко остановился: за ними шла Алиса Демен.
– Что вам здесь надо, мадемуазель? Не ходите за нами!
Ему ответил сам Люпен:
– Обратите внимание, мэтр, мадемуазель идет за нами не совсем по своей воле. Я сжимаю ей руку почти с той же силой, как вы тащите мою.
– Но почему?
– Как почему? Ведь я обязательно хочу ее тоже представить. Роль мадемуазель Демен в деле о еврейской лампе гораздо значительнее моей. Сообщница Арсена Люпена, сообщница Брессона, она должна будет также рассказать и о приключении баронессы д'Имблеваль, ведь это так заинтересует правосудие! И таким образом вы доведете свое благое дело до конца, добрейший Шолмс.
Англичанин выпустил руку своего пленника. Люпен отпустил мадемуазель.