сегодня, мой дорогой Кейт? Что надо жить сегодняшним днем? Вот он и прожил этот день, вернее, ночь. В эту ночь он спас мне жизнь — дважды. Он спас жизнь Марии. Он спас жизнь Петара. Но он не смог спасти свою. Мы умнее, мудрее, опытнее и старше. И вот старые остались в живых, а молодые ушли из жизни. Так было уже много раз. Мы смеялись над ними, оскорбляли их своим недоверием, потешались над их молодостью и неопытностью... — Неожиданно нежным жестом он убрал с лица Марии светлые волосы, и она улыбнулась ему. — А в конце концов они оказались лучше, чем мы...

— Может быть, они и были лучше, — откликнулся Меллори. Он посмотрел на Петара и грустно покачал головой:

— Мертвы трое — Гроувс, Рейнольдс и Саундерс. Погибли, так и не узнав, что Петар был руководителем британской разведки на Балканах.

— Им многое не суждено было узнать, — Миллер провел рукавом по глазам. — Так люди и умирают, ничего не узнав, так и умирают.

ЭПИЛОГ Вновь капитан Дженсен и генерал-лейтенант британской армии находились в штабе, в Термоли. Но на этот раз они не ходили нервно из угла в угол. Время переживаний закончилось. Они, конечно, выглядели усталыми, черты их лиц потемнели и заострились. Но напряжение исчезло, тревога тоже. Если бы они не сидели, удобно устроившись в мягких креслах, а ходили по комнате, можно было бы подумать, что разрабатывается новая операция. В руках они держали бокалы.

Дженсен сделал глоток виски и улыбнулся:

— Я думал, место генерала — впереди войска.

— Не в этот раз, капитан, — мягко отозвался генерал. — В 1944 году мудрые генералы остаются позади своего войска, далеко позади. Кроме того, танковые дивизии движутся с такой скоростью, что я вряд ли смог бы их догнать.

— Неужели так быстро?

— Быстро, но, конечно, не так, как австрийские и немецкие дивизии, которых спешно перебрасывают с линии Густава к югославской границе. Вот те движутся действительно очень быстро. — Генерал позволил себе большой глоток и удовлетворенно улыбнулся. — Полный разгром. Окончательный и бесповоротный. В общем, можно сказать, ваши люди потрудились на славу.

Оба, генерал и капитан, повернули головы, услышав деликатный стук в дверь. Затем тяжелая, обитая кожей дверь открылась и вошел Меллори, а следом за ним Вукалович, Андреа и Миллер. Все были небриты и выглядели так, как будто не спали неделю. У Андреа рука была на перевязи.

Дженсен встал, осушил свой бокал, поставил его на стол и произнес, обращаясь к Меллори, бесстрастным тоном:

— Много крови пришлось пролить? Меллори, Миллер и Андреа переглянулись. Последовало долгое молчание, затем Меллори произнес:

— Иногда приходится это делать.

Петар и Мария, взявшись за руки, лежали бок о бок на сдвинутых вместе кроватях в военном госпитале в Термоли. Вошли Меллори, Миллер и Андреа. Впереди всех шел Дженсен.

— Прекрасные отзывы о вас обоих. Был рад это услышать. Я привел ваших друзей... Наверное, вам надо проститься.

— Что за порядки в этом госпитале? — возмутился Миллер, — Где армейская честь и мораль? У них что, нет отдельных палат для мужчин и женщин?

— Они уже два года женаты, — улыбнулся Меллори. — Разве я забыл тебе сказать?

— Конечно, не забыл, — снова возмутился Миллер. — Это просто выскочило у тебя из головы.

— Говоря о женитьбе... — Андреа откашлялся и начал сначала: — Капитан Дженсен, может быть, помнит, что я еще на Навароне...

— Да-да, — Дженсен поднял руку, — Конечно, помню. Конечно. Безусловно. Естественно. Но я подумал... может быть... дело в том, что... тут подвернулась еще кое-какая работенка, незначительное дельце. Так вот, я и подумал... Раз уж вы все равно здесь...

Андреа, не мигая, смотрел на Дженсена. На его лице был написан нескрываемый ужас.