зовя то Ренату, то Никиту, то еще кого-нибудь из ушедших. В теплые дни он взбирался на скалу над расселиной и там замирал, глядя в сторону подернутого дымкой западного горизонта.
– Ты должен уехать в Англию,– говорил Виктор черному волку.– Именно так, в Англию.– Он кивнул головой.– В Англии люди цивилизован– ные. Они не убивают детей.– Он дрожал; даже в жаркие дни его плоть была холодна, как пергамент.– Ты слышишь меня, Михаил? – спросил он, и волк поднял голову и уставился на него, но не ответил.
– Рената? – Виктор говорил в воздух.– Я ошибался. Мы жили по– волчьи, но мы – не волки. Мы – человеческие создания, и мы принадле– жим тому миру. Я ошибался, когда держал всех здесь. Ошибался. И каж– дый раз, когда я гляжу на него,– он показал на черного волка,– я по– нимаю, что поступал неправильно. Для меня уже слишком поздно. Но не для него. Он может уйти, если хочет. Он должен уйти.– Он покрутил сцепленными худыми пальцами, будто бы пытался найти, а затем словно бы нашел решение проблемы.– Я боялся мира людей. Я боялся боли. И ты тоже, Рената, верно? Я думаю, мы все боялись. Мы могли бы уйти, если бы решились. Мы могли бы научиться тому, как выжить в тех диких усло– виях.– Он поднял голову в сторону запада, в сторону невидимых дере– вень, поселков и городов за горизонтом.– О, там – ужасные места,– ти– хо сказал он.– Но именно там место Михаилу. Не здесь. Вовсе не здесь.– Он оглянулся на черного волка.– Рената говорит, что ты должен уйти.
Михаил не шевельнулся; он дремал на солнце, хотя слышал все, что говорил Виктор. Хвост его бессознательным движением согнал муху.
– Ты мне не нужен,– сказал Виктор с раздражением в голосе.– Ты думаешь, что поддерживаешь мою жизнь? Как же! Я могу поймать голыми руками то, мимо чего твои челюсти сто раз промахнутся! Ты думаешь, это – преданность? Это – глупость! Превращайся обратно. Сынок, ты ме– ня слышишь?
Зеленые глаза черного волка открылись, потом опять лениво закры– лись.
– Ты – идиот,– решил Виктор.– Я тратил время на идиота. О, Рена– та, зачем ты ввела его в стаю? Перед ним жизнь, а он хочет отказаться от чуда. Я ошибался… я сильно ошибался.– Он встал, все продолжая ругаться, и опять полез в пещеру. Михаил тут же поднялся и последовал за ним, следя за движениями старика. Виктор отогнал его, как всегда, но Михаил все-таки шел за ним.
Шли дни. Начиналось лето. Почти каждый день Виктор забирался на скалу и разговаривал с Ренатой, а Михаил лежал рядом, наполовину слу– шая, наполовину дремля. В один из таких дней до них донесся гудок па– ровоза. Михаил поднял голову и прислушался. Машинист паровоза пытался отогнать с путей животное. Может, стоило сбегать туда ночью, посмот– реть, не сшиб ли кого-нибудь паровоз? Он положил голову, солнце грело ему спину.
– У меня есть еще один урок для тебя, Михаил,– тихо сказал Вик– тор, после того как затих гудок паровоза.– Может бы, самый важный урок. Живи свободным. Это все. Живи свободным, даже если тело твое в оковах. Живи свободным тут.– Он дотронулся дрожавшей рукой до голо– вы.– Это то место, где никто не может сковать тебя. И – может быть, это самый трудный урок, который нужно выучить, Михаил, но: любая сво– бода имеет свою цену, но свобода разума бесценна.– Он сощурился, гля– дя на солнце, и Михаил поднял голову, глядя на него. Что-то новое прозвучало в голосе Виктора. Что-то окончательное. Это напугало его, хотя ничто не пугало его с тех пор, как за его семьей пришли солда– ты.– Тебе нужно покинуть это место,– сказал Виктор.– Ты – человече– ское создание, и ты принадлежишь тому миру. Рената со мной согласна. Ты находишься здесь из-за старика, который разговаривает с духами.– Виктор повернул голову к черному волку, и его янтарные глаза Виктора сверкнули.– Я не хочу, чтобы ты был здесь, Михаил: жизнь ждет тебя там! Ты понимаешь?
Михаил не повернулся.
– Я хочу, чтобы ты ушел. Сегодня. Я хочу, чтобы ты ушел в тот мир как человек. Как чудо.– Он встал, и Михаил сразу же тоже встал.– Если ты не уйдешь в тот мир… какой тогда прок в том, чему я тебя учил? – Белая шерсть побежала по его плечам, по груди, по животу и рукам. Борода на шее раздвоилась, лицо стало изменяться.– Я был хоро– шим учителем, не так ли? – спросил он, голос у него понижался по тону до рычанья.– Я люблю тебя, сынок,– сказал он…– Не подведи меня.
Позвоночник у него крючило. Он опустился на четыре лапы, белая шерсть покрыла его хилое тело, он часто заморгал на солнце. Задние лапы у него напряглись, и Михаил понял, что он собирается сделать.
Михаил метнулся вперед.
Но белый волк сделал то же.
Виктор взметнулся в воздух, все еще превращаясь. И полетел, слегка вильнув телом, к камням на дне расселины.
Михаил закричал, крик вышел высоким горестным лаем, но то, что он хотел прокричать, было:
– Отец!
Виктор летел беззвучно. Михаил отвел взгляд, веки его крепко за– крылись, он не увидел, не мог позволить себе увидеть, как белый волк долетел до камней.
Поднялась полная луна. Михаил согнулся над расселиной, неподвиж– но уставясь в нее. Время от времени он вздрагивал, хотя ночь была жаркой. Он попробовал запеть, но ничего не выходило. Лес молчал, и Михаил был одинок.
Голод – зверь, не ведающий печали – грыз его желудок. Железнодо– рожные пути, подумал он; мозг у него был вялый, отвыкший думать. Пу– ти, по которым ходит паровоз. Может быть, сегодня паровоз сшиб кого– нибудь. Возможно, там, на рельсах, лежит пища.
Он побежал через лес к оврагу, через траву и плотные кусты к пу– тям. Вяло поискал вдоль рельсов, но запаха крови не было. Нужно воз– вращаться в пещеру, решил он; теперь там был его дом. Может, по пути он найдет зайца или мышь…
Он услышал далекий грохот.
Он поднял лапу, коснулся рельса и почувствовал вибрацию. Через минуту поезд выскочит из западного туннеля и, прогрохотав вдоль овра– га, влетит в восточный. Красная лампа на последнем вагоне будет рас– качиваться взад-вперед. Михаил уставился на то место, где умер Ники– та. В его мозгу жили духи, и они разговаривали. Один из них прошеп– тал: – Не подведи меня.
Это пришло к нему как внезапное озарение. На этот раз он все же может побить поезд. Если действительно захочет этого. Он может побить поезд, начав гонку волком, а закончив человеком.
А если же он окажется недостаточно быстр… ну, так что ж? Вок– руг был целый лес, полный духов, так почему бы ему не присоединиться к ним и не петь новые песни?
Поезд приближался. Михаил проследовал к выходу из западного тун– неля и сел около рельсов. В теплом воздухе мерцали светлячки, звенели цикады, дул мягкий ветерок, мышцы Михаила играли под черной шерстью.
~Жизнь ждет тебя там~, подумал он. ~Не подведи~.
Он почувствовал кисловатый дух пара. В туннеле блеснул свет. Грохот перерос в звериное рычание.
И тут, с ослепительным светом и брызгами красных искр, из тунне– ля вырвался паровоз и помчался к востоку.
Михаил вскочил (слишком медленно! слишком медленно! – подумал он) – и помчался. Паровоз уже обошел его, стальные колеса были от не– го менее чем в трех саженях. Скорее! – подбодрил он себя, и обе пары ног подчинились. Он мчался, стлался над самой землей, его обдували завихрения воздуха от паровоза. Лапы били по земле, сердце молотило. Скорее. Еще скорее. Он догнал паровоз… нагнал его… пошел на об– гон… Искры жгли ему спину, вихрями омывали морду. Он продолжал не– стись, чуя запах собственной подпаленной шерсти. Он обошел паровоз уже на шесть саженей… на восемь… на десять… Быстрее! Быстрее! Избавившись от вихрей и искр, он рванул вперед, тело было словно со– здано для скорости и выносливости. Он видел темнеющий впереди зев во– сточного туннеля (вовсе не собираюсь я это делать,– подумал он, но быстро отбросил эту мысль, прежде чем она завладела им), обошел поезд на двадцать саженей, и начал превращаться.
Первыми начали изменяться лицо и голова, четыре лапы все еще не– сли его вперед. Черная шерсть на плечах и спине перешла в гладкую ко– жу. Он почувствовал боль в позвоночнике, спина стала удлиняться. Боль залила все его тело, но он не сбавлял хода. Шаг стал укорачиваться, ноги изменялись, теряя шерсть, позвоночник распрямлялся. Паровоз до– гонял его сзади, спереди на него несся восточный туннель. Он зашатал– ся, поймал равновесие. Искры зашипели, коснувшись его белых плеч. Ла– пы изменились, теряя
