веки его отяжелели, и он подумал, что более прекрасного дня, чем этот, у него не будет.

Когда солнце стало западать, а небеса порозовели, Олеся учуяла по ветру запах зайца. Она и Михаил погнались за ним, обгоняя в лесу друг друга, соревнуясь, кто поймает зайца первым, и когда они по оче– реди перепрыгивали друг через друга, то были счастливы, как все лю– бовники на свете.

Это была золотая пора. Осень переходила в зиму, долгие любовные игры Михаила с Олесей привели к тому, что живот ее начал полнеть. Виктор старался отнимать у Михаила все больше времени; дни укорачива– лись, все покрывалось инеем; учеба продвигалась и теперь включала вы– сшую математику, обществоведение, религию и философию. Но Михаил, на удивление равнодушный к себе, осознал, что его ум тянется к знаниям так же, как тело его тянется к Олесе. Открылась двойная дверь: одна к таинствам общения полов, другая к вопросам жизни. Михаил спокойно си– дел, пока Виктор приучал его размышлять, и не только к размышлять, но и стараться вырабатывать свое собственное представление о вещах. Вик– тор регулярно поднимал вопрос, на который не было ответа: «Что есть ликантроп в глазах Божьих? Зверь проклятый или чуда порождение?»

Зима была на редкость мягкой: несколько сравнительно спокойных месяцев, в которые было только три бури, и охота почти все время была легкой. Она закончилась, снова пришла весна, и стая посчитала себя спасенной. В один из майских дней Рената принесла новость: по лесной дороге в телеге едут двое путешественников, мужчина с женщиной. Ло– шадь была бы хорошей добычей, а путешественников они могли бы принять в свою семью. Виктор согласился; стая, насчитывавшая только пятерых, могла бы пополниться новой кровью.

Сделано это было с военной четкостью. Никита с Михаилом подкра– лись к телеге с двух сторон, в то время как Рената держалась сзади, а Виктор убежал вперед, чтобы выбрать место для засады. По сигналу, громкому вою Виктора, раздавшемуся, когда телега тряслась по дороге сквозь густой сосняк, Никита и Михаил, выпрыгнув из кустов, напали с обеих сторон, а Рената прыгнула с тыла. Виктор выскочил из своей за– сады, отчего лошадь заржала и понесла. Михаил увидел охваченные пани– кой лица путешественников; мужчина был бородатый и худой, женщина одета в дерюжную одежду. Никита взял на себя мужчину, схватив его за локоть и выдергивая из телеги, Михаил же собрался вцепиться в плечо женщины, как его учил Виктор, но остановился, оскалив клыки, с кото– рых капала слюна. Он вспомнил свои собственные муки и не смог заста– вить себя причинить другому человеку такие страдания. Женщина закри– чала, закрывая лицо руками. Тогда в телегу прыгнула Рената, вонзила клыки в плечо женщины и скинула ее на землю. Виктор прыгнул к горлу лошади, повис на нем, в то время как лошадь неслась во весь опор. Жи– вотному не удалось ускакать далеко, прежде чем Виктор свалил его, но Виктор из этой схватки вышел покрытый ссадинами и сильными кровопод– теками.

В подвале белого дворца мужчина во время превращения умер. Жен– щина выжила, но только телом, не разумом. Все время она сидела, сжав– шись в комок, в углу, спиной к стене, всхлипывая и молясь. Никто не мог от нее ничего добиться, поговорить с ней, она издавала только бессвязный лепет, и они так и не узнали, кто она и откуда. Днем и ночью она молила о смерти, пока наконец то, о чем она просила, не ис– полнилось, освобождая ее от мучений. В тот день в стае почти не раз– говаривали; Михаил ушел в лес, бегал там туда-сюда, и в голове его повторялось лишь одно слово: «чудовище».

В разгаре лета Олеся родила. Михаил смотрел, как появлялся ребе– нок, а когда Олеся нетерпеливо спросила: – Это мальчик? Это маль– чик? – Рената стерла пот с лица и ответила: – Да. Прекрасный здоровый сын.

Новорожденный пережил первую неделю. И тогда Олеся дала ему имя: Петр, по имени дяди, которого она помнила с детства. У Петра были сильные легкие, и Михаилу нравилось петь вместе с ним. Даже Франко, чье сердце стало смягчилось, когда ему пришлось научиться передви– гаться на трех лапах, был очарован этим ребенком, но больше всего – сам Виктор, который проводил большую часть времени рядом с новорож– денным, следя янтарными глазами за тем, как тот сосал грудь. Олеся хихикала, как школьница, когда держала дитя у груди, но все знали, что ищет Виктор: первых признаков битвы между волком и человеком в детском теле. Дитя либо переживет эту битву, и тело его примирит эти натуры, либо не переживет. Прошла еще одна неделя, потом месяц. Петр все еще жил, все еще плакал и писал где попало.

Ветры пронизывали леса. Надвигались проливные дожди, стая чуяла их сладкие запахи. Но наступила ночь, когда последний летний поезд уходил по своей дороге на восток, чтобы отсидеться там до следующего сезона. Оба, Никита и Михаил, пошли проводить поезд, как живое суще– ство, поскольку ночь за ночью гонялись за ним, начиная бег в чело– вечьем облике и стараясь перескочить пути перед ним волками, до того как он прогремит в восточный туннель. Оба они стали быстрее, но, ка– залось, что и поезд тоже стал более резв. Наверно, машинист новый, сказал Никита. Этот не знал, что такое тормоза. Михаил согласился; поезд стал выскакивать из западного туннеля как дьявол из преиспод– ней, торопящийся домчаться до дома до того, как свет восхода обратит его в камень. Дважды Никита завершал превращение и лишь чуть не взле– тал в прыжке, который перенес бы его над решеткой перед циклопическим глазом паровоза, но оба раза поезд набирал скорость, выбросив клубы черного дыма и золы, и в последние секунды Никита сдерживался. Крас– ный фонарь на последнем вагоне состава качался, будто бы насмехаясь, и свет отражался в глазах Никиты, пока не исчезал в длинном туннеле.

Пока дубы и сосны раскачивались по склонам оврага и весь мир, казалось, находился в беспокойном шевелении, Никита и Михаил поджида– ли во тьме последний летний поезд. Оба были без одежды, прибежав сюда из белого дворца волками. Они сидели возле путей около выхода из за– падного туннеля, и Никита то и дело подходил и трогал рельс, ожидая ощутить вибрации.

– Опаздывает,– сказал Никита.– Он будет торопиться и ехать быст– рее, чтобы наверстать время.

Михаил задумчиво кивнул, жуя соломинку. Он смотрел вверх, наблю– дая, как по небу плывут серо- стальные облака. Потом тоже потрогал рельс. Все было тихо.

– Может, он сломался?

– Может,– согласился Никита. Потом нахмурился: – Нет, нет! Это последний рейс! Поезд пройдет этой ночью, даже если его придется тол– кать!

Он, сгорая от нетерпения, выдрал пучок травы и смотрел, как она разлеталась по ветру.

– Поезд придет,– сказал он.

Несколько минут они молча слушали шум деревьев. Михаил спро– сил: – Ты думаешь, он будет жить?

Этот вопрос не шел у них из головы. Никита пожал плечами.

– Не знаю. Он кажется достаточно здоровым, но… сказать трудно.

Он опять потрогал рельс; поезда не было.

– У тебя есть что-то сильное внутри. Что-то очень особое.

– Особое в чем? – Это озадачило Михаила, потому что он никогда не думал о себе как об отличавшемся в чем-то от других членов стаи.

– Ну, вот, например, я – сколько раз пытался заиметь дитя… Или Франко. И даже Виктор. Боже мой, когда-то казалось, будто Виктор мог делать их направо и налево. Но родившиеся обычно через несколько дней умирали, а те, что жили чуть дольше, мучились так, что ужасно было смотреть. Теперь вот ты: всего пятнадцать лет – и ты зачал ребенка, который прожил уже месяц, и вроде бы с ним ничего такого. А то, как ты перенес превращение? Ты все-таки выжил, хотя многие из нас давно уже поставили на тебе крест. А Рената говорит, что всегда знала, что ты будешь жить, но каждый раз глядя на тебя она вспоминала про сад. Франко не поставил бы и заячьей косточки, что ты не умрешь через не– делю,– а теперь он каждый день благодарит Бога, что ты не умер.– Он слегка наклонил голову, прислушиваясь, не гудят ли колеса.– Виктор это знает,– сказал он.

– Знает что?

– Он знает то же, что и я. Что знаем все мы. Ты какой-то другой. Крепче. Ловчее. Зачем, ты думаешь, Виктор проводит столько времени с тобой, изучая все книги?

– Ему нравится учить.

– Ну, это он тебе так говорит.– Никита хмыкнул.– А почему же тогда он не хочет учить меня, или Франко, или Олесю? Или кого-нибудь другого? Он что, думает, что у нас головы каменные? – И сам отве– тил: – Нет. Он тратит время, обучая тебя, потому что считает, что ты стоишь его усилий. А почему так? Потому, что ты