Теперь, когда он ушел, они просто бросают их и забывают о них. — Она взглянула на него. — Вчера ночью Свон была недалека от того, чтобы присоединиться к ним. Как по-твоему, что она там делала?

— Не знаю. — Когда они принесли ее в хижину, Свон впала в бессознательное состояние. Глория и Джош очистили ей руки и перевязали их полосками из ткани, и они чувствовали, как от нее исходит жар. Они оставили Аарона и Расти следить за ней, пока Джош выполнял свое обещание найти убежище для Мула, но от волнения он был почти не в себе, без лекарств, без подходящей пищи, даже просто без приличной питьевой воды, какая у нее могла быть надежда? Ее здоровье было настолько подорвано истощением, что лихорадка могла ее убить. Он вспомнил ее последние слова, которые она ему сказала прежде, чем совсем ослабела: «Джош, я ослепла».

Руки его сжались в кулаки. Сохраните дитя, подумал он. Конечно. Ты действительно хорошо это сделал, да?

Он не знал, почему она выскользнула прошлой ночью из хижины, но очевидно, что она что-то копала в твердой земле. Спасибо тебе, Господи, что у Мула было чувство понимания того, что она в опасности, иначе сегодня им пришлось бы нести тело Свон в…

Нет, он отказывался думать об этом. Ей будет лучше. Он знал, что будет. Они прошли мимо ржавых останков какого-то автомобиля — без дверей, колес, мотора, и капота — и Глория, толкнув, открыла дверь сарая. Внутри было темно и зябко, но хотя бы ветер не гулял. Вскоре глаза Джоша привыкла к сумраку. Там было два стойла с небольшим количеством соломы на полу и кормушка, в которой Джош мог натаять снега, чтобы Мул мог пить. На стенах висели веревки и упряжь, но не было окон, через которые могли бы заползти какие-то животные. Место казалось достаточно безопасным, чтобы можно было его оставить, и он был хотя бы укрыт.

Джош увидел у другой стены сарая что-то, похожее на кучу хлама, и пошел осмотреть ее. Он нашел несколько сломанных стульев, лампу без колбы и проводов, небольшую газонокосилку и моток колючей проволоки. Поверх другой кучи лежало голубое одеяло, изъеденное мышами, и он поднял его, чтобы посмотреть что под ним.

— Глория, — сказал он тихо, — подойти, взгляни.

Она подошла к нему, и он провел пальцами по треснувшими стеклянному экрану телевизора. — Я давно таких не видел, — сказал он задумчиво. — Думаю, что налоги сейчас довольно низкие, а? — Он нажал на кнопку включения и стал переключать каналы, но тумблер сломался у него в руках.

— Ни черта от него проку, — сказала Глория, — как и от всего остального.

Телевизор стоял на чем-то вроде крутящегося столика. Джош поднял его, перевернул, снял крышку, чтобы добраться до лампы и перепутанных проводов. Он почувствовал себя тупым как пещерный человек, забравшийся в магический ящик, который был когда-то обычной роскошью — нет, необходимостью — для миллиона американских домов. Без электричества он был так же бесполезен как камень — может даже и меньше, потому что камнем можно воспользоваться, чтобы бить грызунов для кастрюли.

Он отставил телевизор вместе с другим добром и подумал, что здесь нужен более развитый человек, чем он, чтобы пустить по проводам электричество и оживить его, чтобы тот снова говорил и показывал. Он наклонился к полу и нашел коробку, полную чего-то, похожего на старые деревянные подсвечники. В другом ящике были пыльные бутылки. Он заметил несколько клочков бумаги, разбросанных по полу, и поднял один. Это было объявление, выцветшее красные буквы гласили: АУКЦИОН ДРЕВНОСТЕЙ! БЛОШИНЫЙ РЫНОК ДЖЕФФЕРСОН СИТИ, 5 ИЮНЯ! ПРИХОДИТЕ ПОРАНЬШЕ, ОСТАВАЙТЕСЬ ПОДОЛЬШЕ! Он разжал руку и дал объявление упасть обратно на пол среди других кусков древних новостей со звуком, похожим на вздох.

— Джош! Что это?

Глория коснулась крутящегося столика. Ее рука нашла небольшую ручку, и когда она повернула ее, раздался дребезжащий звук цепи, которая двигалась в ржавом механизме. Валики вращались с трудом и болезненно, как поворачивается во сне старый человек. От ручки пришли в движение рычаги на резиновых прокладках и опустились, быстро нажав на валики, а затем встали в первоначальное положение. Джош увидел небольшой

металлический поднос, прикрепленный к другой стороне столика, он поднял несколько объявлений блошиного рынка и положил их на поднос. — Крутани ручку еще раз, — сказал он, и они смотрели, как валики и рычаги захватывают по одному листу бумаги, затаскивают их в щель вглубь машины и выносят на другой поднос в противоположной стороне. Джош нашел выдвижную панель, отодвинул ее и заглянул внутрь устройства, где были еще валики, металлические подносы и высохшие пористые поверхности, которые, как догадался Джош, были когда-то, должно быть, чернильными подушечками.

— Это у нас печатный пресс, — сказал он. — Ну, и что теперь с ним делать? Должно быть, старая погремушка, но в хорошей форме. — Он коснулся поверхности из дуба, из которого был сделан корпус. — Кто-то делал его с любовью. Стыдно давать ему ржаветь здесь.

— Ржаветь можно и здесь, так же как и в любом другом месте, — проворчала она. — Самая проклятая вещь.

— Что?

— Джексон, прежде чем умер…

Он хотел сделать газету — просто небольшой листок. Он сказал, что иметь что-то вроде городской газеты, то это заставляет людей лучше чувствовать свою общность. Знаете, люди проявляют большой интерес к кому-то другому, вместо того, чтобы замыкаться. Он даже не знал, что здесь есть эта штуковина. Конечно, это была просто мечта. — Она провела рукой по дубовой поверхности. — У него была не одна мечта, и все они погибли. — Ее рука коснулась его руки и быстро отдернулась.

Минута неловкой тишины. Джош еще чувствовал тепло ее руки на своей руке. — Он, должно быть, был чудесным человеком, — предположил он.

— Да, был. У него доброе сердце и крепкая спина, и он не боялся испачкать руки. До того, как я встретила Джексона, у меня была довольно скверная жизнь. Я водилась с плохой компанией и здорово пила. Жила самостоятельно с тринадцати лет. — Она слабо улыбнулась. — Девочки быстро растут. Однако он не побоялся замарать руки мною, потому что я, конечно, погибла бы, если бы он не вытащил меня. А вы? У вас есть жена?

— Да. Была жена, во всяком случае. И два сына.

Глория повернула ручку и смотрела, как работают валики. — Что с ними случилось?

— Они были в Южной Алабаме. Я имею в виду, когда упали бомбы. — Он глубоко вдохнул и медленно выдохнул. — В Мобиле. В Мобиле находилась военно-морская база. Подводные лодки и все виды кораблей. По крайней мере, тогда была база. — Он смотрел, как Мул устраивается на полу на соломе. — Может быть, они еще живы. Может, нет. Я… Я думаю, что с моей стороны плохо так думать, но… Я отчасти надеюсь, что они умерли семнадцатого июля. Я надеюсь, что они умерли, когда смотрели телевизор или ели мороженое, или загорали на пляже. — Его взгляд нашел взгляд Глории. — Я просто надеюсь, что они умерли. Разве это плохо — желать этого?

— Нет, это вполне приличное желание, — сказала ему Глория. И на это раз ее рука коснулась его руки и не отдернулась. Ее другая рука поднялась и сдвинула черную лыжную маску. — Как ты выглядишь под этой штукой?

— Я был безобразен. А теперь я убийственно отвратителен.

Она коснулась грубой серой кожи, которая затянула правую глазницу. — Здесь у тебя болит?

— Иногда жжет. Иногда так зудит, что я едва терплю. А иногда… — Он замолк.

— Иногда что?

Он поколебался, говорить ли ей то, что он никогда не говорил ни Свон, ни Расти. — Иногда, — тихо сказал он, — у меня такое чувство, а будто лицо у меня меняется. Такое чувство, как будто кости смещаются. И чертовский болит.

— Может быть, это заживет.

Ему удалось слабо улыбнуться. — Как раз то, что мне нужно — проблеск оптимизма. Спасибо, но я думаю, что это за пределами исцеления. То, что там сейчас растет, это нечто твердое.

— У Свон самый худший случай, что я видела. Звук такой, будто она едва дышит. Теперь с этой лихорадкой она… — Она остановилась, потому что Джош пошел к двери. — Ведь вы с ней давно вместе, не так ли? — спросила она.

Джош остановился. — Да. Если она умрет, я не знаю, что я… — Он прервал себя, опустил голову и