грузовика.

И именно тогда он увидел, как они приближаются.

Тени, приближающиеся в красном свете. Бока этих огромных мускулистых лошадей блестели потом. Всадники чуть наклонились вперед, разрезая встречный ветер. Что-то заблестело в отраженном лунном свете. Что-то металлическое.

Его руки непроизвольно стиснули руль. Он надавил ногой на акселератор.

Грузовик кашлянул, затарахтел и начал набирать скорость. Сейчас он не мог видеть, что они его преследуют, но он это чувствовал. Хотя он не знал, сколько их или кто они, единственной его мыслью было добраться до Вифаниина Греха. Старенький двигатель грузовичка дребезжал и стонал как ревматический старик; ветер ревел в открытых окнах, взлохмачивая волосы. В следующее мгновение ему показалось, что он слышит бешеное хриплое дыхание лошадей, несущихся следом. Он взглянул в зеркальце заднего обзора и ничего не увидел. Но они были там, он знал это: становились все ближе и ближе. Двигатель тарахтел, Нили скрежетал зубами и мысленно понукал его. Держа одну руку на руле, он наклонился к дальнему окну и закрыл его. Затем окно рядом. Он ощущал запах собственного пота. Что-то пронзительно вскрикнуло прямо позади него. Дикий оглушительный вопль заставил его сердце бешено колотиться от страха, и в эту секунду он понял: что-то на этой темной дороге дышало жизнью и ужасной вибрирующей ненавистью. Он чувствовал, как щупальца этого существа тянутся к нему множеством черных пальцев и хватают его за горло. Мимо него по обе стороны дороги проносились очертания лесных зарослей: мрак на фоне мрака. Стрелка спидометра дрожала между сорока пятью и пятьюдесятью. Очередной жуткий вопль, где-то совсем близко за головой заставил Нили вздрогнуть. Казалось, этот звук пронзил его, словно ледяная сталь. В его желудке образовался комок, и он почувствовал, что его вот-вот затошнит. Ему хотелось кричать и смеяться в одно и тоже время, смеяться дико и истерично, до потери голоса. Он объяснял это белой горячкой, или перевозбуждением от выпитого пива, или чем-нибудь в этом роде, только не реальностью, нет, это не могло происходить на самом деле. Он вспугнул группу оленей, переходивших дорогу. Взглянул в зеркальце. Там, сзади, ничего нет. Все темно. Ничего. Олени. Исчезнувшие к настоящему моменту, все перепуганные, как и он. Ты пьян, ей Богу.

Еще один поворот на дороге, очень коварный. Он поставил ногу на тормоза и услышал, как шины начали взвизгивать. Стрелка спидометра упала до тридцати пяти.

Движение рядом с ним заставило его нервы тревожно вскрикнуть. Он повернул голову в сторону. От того, что он увидел, его рот открылся настежь, чтобы издать хриплый гортанный вопль ужаса.

Один из всадников поравнялся с его окном. Его черные, цвета ворона, волосы, как и грива огромной истекающей пеной лошади, на которой он скакал, развевались на ветру. Чуть наклонившись вперед, одной рукой, лежащей у основания массивной мускулистой шеи лошади, он понукал ее скакать все быстрее и быстрее. Не было ни седла, ни уздечки. Лицо всадника повернулось и уставилось на Нили. Губы его изогнулись в ужасном крике ненависти, обнажив зубы, блестевшие в лунном свете. Его глаза — глазные яблоки, неистово светящиеся синим светом — излучали такую силу, что та буквально почти откинула голову Нили назад, так что его шея хрустнула. Холодный ужас затопил его тело, он отчаянно пытался сохранить контроль над рулем. В течение доли секунды другая рука всадника вырвалась вперед вместе с каким-то металлическим предметом, и это выдавило из него новый крик и заставило заслонить рукой лицо.

Что и спасло его глаза. Потому что в следующее мгновение лезвие топора разрубило оконное стекло, заполнив кабину грузовика роем жалящих ос. Рука поднялась и снова упала с ослепляющей ужасной силой; он услышал, как лезвие врубается в боковую дверь и затем выскальзывает оттуда. Нили повернул руль, нащупав ногой акселератор, но он зачем-то вместо этого ударил по тормозам. Грузовик начал заворачивать в сторону, затем вылетел прочь с дороги, ломая кустарник и дикие заросли. Удар о небольшой тополек встряхнул Нили, словно игральную кость в чаше, которую держал какой-то древний хохочущий бог. Он снова нажал на акселератор и почувствовал потрясший его до мозга костей грохот, когда грузовик врезался в невысокие заросли колючек; он услышал, как ломается стекло, одна из фар погасла, оставляя его в сумрачной полутьме. Нили расслышал дыхание лошадей и мог различить фигуры, со всех сторон окружившие его. Сколько их было? Десять? Двенадцать? Двадцать? Он обхватил себя руками и отвернулся; грузовик застонал, продираясь сквозь кустарник как сошедший с ума от страха циклоп и снова выбрался на дорогу. Еще одно лезвие топора ударило по двери и соскользнуло вниз. Он опустил ноги на пол; его очки слетели и лежали где-то на полу. Когда шины хлопали по асфальту, гитара соскользнула вниз, издав стонущий звук. Стрелка спидометра достигла пятидесяти и бешено вибрировала.

Примерно в полумиле впереди горел мерцающий светофор, отмечавший поворот на Эшавэй. Он свернул туда, не снижая скорости, взвизгнув шинами так громко, что, казалось, шум разнесся эхом по Вифанииному Греху, как вопль баньши. Он гнал грузовик по темным улицам деревни, мимо молчаливых домов, через Круг, по направлению к двухэтажному деревянному зданию гостиницы, где женщина средних лет по имени Грейс Бартлетт сдавала ему комнату за двадцать пять долларов в неделю. Когда он остановил грузовик перед гостиницей, от шума шин завибрировали окна.

Он испуганно взглянул через плечо, хрипло и тяжело дыша, пульс вышел из-под контроля.

Никто его уже не преследовал.

Дрожа всем телом, он провел рукой по лицу. Тошнота подступила к нему до того, как он успел открыть дверь и перегнуться наружу. Стекло позвякивало на сиденье и в дверце. Господи Иисусе, сказал он себе, пытаясь успокоить свои нервы; Иисус Христос, что же я там видел? Кислая вонь от пива ударила ему в лицо, и он отвернулся.

Казалось, что над ним собираются шумы и колышутся тяжелыми складками подобно пыли: голоса насекомых на деревьях; одинокий призыв птицы где-то там, по направлению к Кругу; мягкий шорох веток от неуловимого теплого ветерка; повторяющийся лай собаки на расстоянии. Нили нашел свои очки, надел их и в течение нескольких мгновений вглядывался в ночь, затем взял гитару и выскользнул из грузовика, его голова все еще кружилась, а ноги и руки казались свинцовыми. Рукой, словно лишенной нервных окончаний, он провел по зарубкам на двери машины: сквозь слои краски просвечивал металл, выбоины свидетельствовали о мощности ударов. Если бы не эти следы топора и не разбитое стекло, Нили сумел бы убедить себя в том, что он видел на дороге какой-то кошмарный сон, что он провалился в сон, вызванный пивом, где бушевало что-то злобное и ужасное.

Но нет.

Окно было разбито вдребезги, и крохотные кусочки стекла усеивали тыльную сторону руки, которой он закрылся в целях самозащиты. Он снова посмотрел в темноту, почувствовал, как мурашки ползут по позвоночнику, затем услышал свой внутренний голос, выкрикивающий: «БЫСТРЕЕ ВНУТРЬ, БЫСТРЕЕ, БЫСТРЕЕ, БЫСТРЕЕ!» Нили отвернулся от грузовика и почти побежал к дому. Взобравшись по лестнице в холле, он нашарил свой ключ и повернул его в замке двери. Затем включил верхний свет в комнате, оклеенной обоями с темно-коричневым бамбуковым узором. Поставив гитару в угол, он пересек комнату и распахнул окно, выходящее на улицу. И там он стоял в течение, быть может, пятнадцати минут, наблюдая и прислушиваясь — к чему, он не знал.

Но там, внизу, все было неподвижно.

Он провел рукой по лицу; в его ладони было стекло. Вайсингеру следует узнать об этом, наконец решил он. Кто-то пытался убить меня, и я увидел его лицо; я видел его глаза, и я знаю, что это было.

Что-то ужасное, дышащее ненавистью. Что-то в форме женщины.

Но… нет, это не человек. Это на самом деле не человек.

Через некоторое время он закрыл окно, выдернул стекло из ладони при помощи пинцета, и наконец постарался заснуть. Сон его был беспокойный, с криком, несущий с собой блестящий в лунном свете боевой топор.

Перед самым рассветом тень взобралась по лестнице и остановилась перед комнатой Нили. Тихо потрогала ручку двери. Затем исчезла той же дорогой, что и пришла.