поднялась: т. е. она на том же уровне, на котором были и вы в колодце. Смотритель открывает еще пару дверей, толкая огромные деревянные засовы своей задницей — и ватага мальчишек охотно помогают ему, а может, и наоборот, мешают — и ты получаешь свои документы, гражданскую одежду, выходное пособие и вот! Ты снова мчишься, свободный, по течению, только теперь гораздо выше! Господи! Как мне нравятся эти шлюзы! А в большинстве из них маленькие садики, как в парке Св. Джеймса, и туалеты, и всякие речные типы, и просто наблюдатели, все танцуют вокруг, кричат и радуются большому ленивому водному торжеству!

— Как насчет пинты? — сказал Папаша, у которого, наверное, вид всей этой воды вокруг вызвал жажду.

— Почему бы и нет? Пойдем, я куплю.

— Ты при деньгах? С каких это пор? — спросил Папаша, пока мы шли мимо экскурсантов, шкипера со своим румпелем, и технического парнишки, который помогал ему тем, что сидел на поручнях.

— Я только что получил аванс, — ответил я после того, как мы оба ударились лбами о притолоку низкой двери бара.

— За что? — спросил он, когда я принес пиво и Коку.

Странно, не правда ли, какими подозрительными становятся твои старики, когда они слышат о том, что ты заработал денег! Они просто не могут поверить, что этот малыш чуть подрос и сделал несколько честных монет.

— Если ты выслушаешь, Пап, я объясню, — сказал я. Но было сложно сконцентрироваться, потому что иллюминаторы перед нашими лицами были как раз на уровне воды, и не смотреть было невозможно.

— Я слушаю, — сказал Папаша.

Я рассказал ему, что один мой знакомый тип по имени В. Партнерс, выдающийся деятель рекламной индустрии, согласился спонсировать выставку моих фотографий, если я соглашусь, чтобы он взял лучшие из них для рекламы лосьона для кожи под названием Тингл-Тэнгл, нацеленного на подростковый рынок, и поэтому он дал мне аванс — дважды по двадцать пять.

— Это не так уж и много, — сказал Папаша, к моему большому удивлению.

— Ты так думаешь?

— Это не все, что ты мог получить…

— Ты имеешь в виду, что я мог бы запросить больше?

— Нет, не в том смысле. Ты подписывал что-нибудь?

— Мне пришлось.

— Ты круглый дурак, сынок. И он тоже, — добавил Папаша, — потому что ты несовершеннолетний.

Ну, знаете!

— Послушай, Па, — разозлился я, — у меня нет твоего опыта, но я не дурак, это уж точно.

— Извиняюсь, — сказал Папаша.

— Извинения приняты.

Но я не был доволен, — нет, вовсе нет, — тем более что я подумал, что Папаша на самом деле мог быть прав. Вендис был очень мил, — и он слушал меня, не смеялся — но, конечно же, он взялся за это из коммерческих соображений. Я подумал, что надо будет познакомиться с юристом.

— Когда мы доедем до места? — спросил Папаша.

— До Марлоу? Ты уже об этом думаешь? Около шести.

— Мы можем остаться там и попить чаю.

— Как хочешь, Пап, но мне нужно вернуться в город, если ты не против, потому что я хочу сходить на концерт.

— Этот твой джаз, что ли?

— Да. Этот джаз.

— О, хорошо. Где мы будем обедать?

Я быстро подумал.

— Ну, что же, — сказал я, — мы можем сделать это на «Королеве Марии», или мы можем сойти в одной из деревушек и потом сесть на другое судно.

— Наши билеты позволят нам это?

— О, конечно. Я все проверил.

— Ладно, посмотрим, — сказал он.

— О'кей.

Это снова навело меня на мысли о Сюз. И несмотря на то, что я люблю старину Папашу, я не мог отделаться от желания, чтобы сейчас со мной был не он, а она. Боже! Как чудесно было бы устроить эту поездку по реке с Crepe Suzette! И почему мне раньше это не приходило в голову?

Ух! Меня чуть удар сейчас не хватил! Потому что в иллюминаторе мелькнуло лицо — человеческое лицо. Но потом я понял, в чем дело — ватага пловцов резвилась в реке, и мы с Папашей поднялись по лестнице на верхнюю палубу. Огромное количество пловцов, нырявших с берега, металось туда-сюда по реке и заставляло шкипера материться на них, потому что они подплывали слишком близко к его трансатлантическому. Они кричали и плескались, а те, кто поумнее, поджаривали свои тела на траве, или просто стояли, словно скульптуры и наблюдали. 'Удачи тебе! ' крикнул я какому-то олимпийцу, переплывавшему реку прямо перед носами кораблей. «Я бы с удовольствием присоединился к ним», сказал я Папаше.

Потом мы миновали более спокойный участок пути, с большими домами и газонами, выходящими к реке, он был довольно пустынным, не считая одного-двух рыболовов, сидевших, словно статуи, и лебедей, шипевших на нас, прямо как аллигаторы, когда пароход плывет по Амазонке или Замбези, или еще по чему- либо, скрежещут зубами на исследователей. Когда мы проплывали мимо высоких зарослей тростника, они, казалось, кланялись нам, потому что погружались в воду на несколько футов, а потом опять поднимались, когда мы их миновали. Иногда неожиданно выскакивали холмы (я имею в виду, одни и те же холмы) в каких-то совершенно разных местах, потому что мы проплывали излучину длиной в милю. Были маленькие мосты, под которыми мы еле проплывали, как в этих набивших оскомину фильмах про баронскую Шотландию, возле каждого шлюза были плотины с надписью «Опасно», и стоял огромный шум, как на Ниагаре, или почти такой же. В общем, все это зрелище было настолько же хорошо, как и Кинорама, но гораздо свежее.

Один из самых известных шлюзов, проинформировал меня Папаша — и он наверняка был прав, потому что шкипер оставил штурвал умелому мальчишке, которому я, признаюсь, позавидовал, и подошел к нам, чтобы подтвердить это — назывался шлюз Боултера. У него был маленький мостик, как в японских фильмах про убийства, и большой остров из дерева, и, по словам Папаши, во времена Королевы Виктории и Короля Эдварда и всех этих доисторических монархов этот шлюз был супер-модным местом встречи для всяких чуваков щеголей, джентльменов и их пташек. Лично мне он показался чуточку мрачным (хотя, естественно, я никому не сказал) — немного скучным, пустынным и несовременным, как и множество других великих монументов, в которые твои родители гордо тыкают пальцем с верхнего яруса автобуса. И когда позже мы заплыли в район под названием Кливденский галс (только произносится это по-другому, с учеными словами так всегда), являющийся к тому же одним из самых живописных мест нации, я был сильно расстроен, доложу вам. Это было похоже на канал в Регентс Парк, только, само собой, побольше: огромные заросли переплетенных деревьев, похожих на салат из петрушки, выживающих самих себя в реку, постепенно сгнивающих и старых — что, конечно же, напоминает нам саму Англию, я говорю про все эти древние города, но оказалось, что и природа здесь выглядит точно также.

Но я начинал немножко нервничать; потому что я знал, что когда мы выберемся из этого милейшего лилейного Кливденского прудика, следующей остановкой будет местечко под названием Кукхэм. Когда я представлял себе всю эту сцену, лежа дома на скрипучем диване, я думал— да, я знаю, это глупо — я представлял себе дом Сюз в виде такой маленькой белой штучки возле реки, а лодка бы медленно проплывала мимо, а она бы вышла из дома в тот самый момент (без Хенли, должен заметить) и увидела меня на палубе, словно Капитана из Передника на Службе Ее Величества, и послала бы пару воздушных поцелуев, и умоляла бы меня сойти на землю, я бы причалил рядом с ее садом и попал бы прямо в ее объятья.

Но, естественно, я знал, что так не произойдет, и я отверг раздумья о том, что конкретно я буду делать,