Она снова нажала на переключатель, и из акустического канала донеслось электронное жужжание.

– Что это?

– Кажется, сигнал идет с поверхности. Их даже два, но визуальных сигналов нет.

– Маяки, – догадался я, – оставленные «Тенандромом».

– Почему же они еще действуют? Разве они удирали отсюда в спешке?

– Это может означать, что угодно. Вероятно, они пометили места геологических находок. Разведка использует такие передатчики для пропускания различных импульсов через планету в течение длительного времени. Устройства производят запись отраженного сигнала, который дает представление о ее внутренней динамике. Всякий раз, когда какой-то корабль входит в данную область, запись автоматически идет в эфир. Возможно, существуют и другие сигналы.

Чейз улыбнулась, смущенная своей склонностью делать поспешные выводы.

– Откуда такая осведомленность о работе Разведки? – спросила она.

– Последние два месяца я много читал о них.

Я собрался продолжить, но Чейз вдруг побледнела.

Древний корабль приближался, вырастая на экране монитора. Я проследил за ее взглядом, однако ничего не увидел.

– Что случилось?

– Посмотри на эмблему, – прошептала она. – Фурия!

Я посмотрел. Ничего особенного, просто крылатый символ...

...окруженный изогнутой световой линией...

...Серебряный полумесяц.

...«Чтобы враги могли найти меня».

– Боже мой! – прошептал я. – Это же «Корсариус»!

– Невероятно!

Чейз листала старые отчеты о последней битве, время от времени останавливаясь и зачитывая мне отдельные характерные моменты... «Уничтожен на глазах бессильного помочь Тариена... Оперативный штаб Сима и его брат беспомощно наблюдали с борта “Кудасая”, как “Корсариус” совершил свой отчаянный рывок и исчез в ядерном пламени...» И так далее.

– Возможно, – предположил я, – ашиуры правы: их было несколько.

Чейз осмотрела свои приборы.

– Наклон оси около одиннадцати градусов. Он вращается. Думаю, постепенно сходит с орбиты. – Она покачала головой. – По крайней мере, они могли бы ее скорректировать. Я имею в виду «Тенандром».

– Может, им просто не удалось, – сказал я. – Может, там уже не осталось энергии.

– Возможно...

По экрану на командном пульте замелькали изображения: хвостовые секции, коммуникационные блоки, строчки коэффициентов нагрузки. Корабль снова начал удаляться от нас.

– Если он не может двигаться самостоятельно, то они никак не могли увести его домой. Даже если они добрались до грузового отсека, в чем я сомневаюсь, то как бы им удалось прикрепить буксир? К тому же чертова штука могла в любой момент взорваться. Помнишь «Регалию»?

– Чейз, – сказал я, – поэтому Гейбу и понадобился второй пилот. Он взял с собой Кайбера. Чтобы попытаться привести его обратно!

Чейз все же сомневалась.

– Даже если привод в порядке, риск все равно дьявольски велик. Если что-нибудь выйдет из строя, например, во время прыжка... – Она покачала головой.

Освещение менялось: мы входили в зону раннего вечера, а уходивший к терминатору «Корсариус» быстро таял в сумерках, сверкая в сгущающейся темноте. Я следил за ним до последнего момента, спрашивая себя, не ночная ли он фантазия, которая утром не оставляет после себя и следа.

Объект вошел в тень планеты, потемнел, но...

– Я еще вижу его, – сказала Чейз напряженным голосом. – Он светится. – Голос ее упал до шепота. – Откуда, черт возьми, взялся этот отраженный свет? Никаких лун нет.

Корабль светился устойчивым бледным сиянием. Я почувствовал, как по моему позвоночнику словно провели холодной, влажной ладонью.

– Ходовые огни. На нем горят ходовые огни.

Чейз кивнула.

– Наверное, это сделали люди с «Тенандрома». Интересно, зачем?

Я не мог в это поверить. Профессионалы, если это возможно, оставляют технические артефакты до окончания исследований в том виде, в каком они были найдены. А поднимались ли вообще люди с «Тенандрома» на борт корабля?

Через час с небольшим мы последовали за «Корсариусом» на ночную сторону. К тому времени он уже превратился в тусклую звездочку.