Это было настоящее нахальство в обертке вежливости. Я взглянул на обоих профессоров, но ничего не ответил.
— Вы ведь понимаете меня? — продолжал агент.
— Конечно, — ответил я. — Все достаточно ясно.
— Итак?
— Вы желаете, чтобы мы удалились?
— Да.
— Мы все?
— Все!
— Как далеко?
— Что за вопрос! Само собой, я имею в виду не десять и не двадцать шагов. Вы должны вообще уйти отсюда! Вообще!
— Этого желают и господа профессора?
Господа очень красноречиво подтвердили свое согласие, а агент подытожил:
— Кажется, вы из тех, кому по нраву грубость и насилие. Наше дело, наоборот, очень деликатное, и вы определенно мешаете нам, оставаясь здесь.
— Понимаю, мистер Ивнинг. Я в самом деле все понимаю. Итак, мы покидаем вас.
— Совсем?
— Да уж не вернемся.
— И когда же?
— Прямо сейчас. Прошу только дать нам время собрать палатку и оседлать лошадей.
— С превеликим удовольствием. Я вижу, вы благоразумнее, чем мы думали.
Вместе с женой я направился к палатке и попросил Энтерсов помочь нам.
— Как жаль! — Душенька была готова заплакать. — Эти святые для нас места мы должны покинуть!
— Успокойся, дорогая! — попросил я, — Мы вернемся сюда на обратном пути и, конечно, уже в другом сопровождении.
— Но разве это справедливо? Почему мы должны уступать этим людям? Разве у нас не больше прав оставаться здесь? Это малодушие.
— Наоборот, это наша победа.
— Тогда я убедительно прошу тебя доказать это мне!
— Ты поймешь все скоро сама. Сейчас мы навязали им первый, так сказать, авангардный бой в защиту нашего идеала. Ты скоро убедишься в победе, а может, и услышишь о ней. Прошу, как можно скорее поторопись с поклажей!
С вещами мы управились быстрее, чем думали. Господа из комитета были так добры, что дали нам в помощь нескольких своих слуг, так что, когда Ашта-мать и Ашта-дочь вернулись из леса вместе с Папперманом, мы уже были готовы к отбытию. Они шли, взявшись за руки; он в середине между ними. Его доброе лицо светилось искренней радостью. Увидев нагруженных поклажей мулов и Молодого Орла в седле, он удивленно воскликнул:
— Что это? Мы уезжаем?
— Да, — ответил я. — Садитесь в седло!
— Это невозможно! Я обещал остаться.
— Тогда оставайтесь. Слово надо держать. А я обещал покинуть Наггит-циль немедленно.
— Кому?
— Вон тем джентльменам.
— Мы для них слишком неотесанны! — добавил Гарриман Энтерс, дав волю своей досаде.
— Да, это так, — с иронией проговорил Зебулон. — Они полагают, что мистер Бартон не украшение этих мест.
— Это ложь, бесстыдная и грубая! — вскипел Папперман. — Мистер Бартон — джентльмен, второго такого среди нас, пожалуй…
— Тихо! — прервал я его. — Кому вы обещали остаться?
— Обеим леди.
— На сколько?
— Об этом я не говорил. Пока что до завтра. Нам столько еще надо рассказать друг другу! Неужели мы в самом деле должны уйти?
— Да, безусловно. Оставайтесь здесь, а завтра нагоните нас.
— Бросить вас одних — вас и миссис Бартон? Я был бы величайшим мерзавцем во всем мире! Нет, нет! Я поеду с вами. Я попрошу леди вернуть мне мое слово и пообещаю им, что скоро мы увидимся вновь!
Он поцеловал их и направился к своему мулу. Тут старшая Ашта громко воскликнула:
— Что здесь происходит? Я хочу знать! Я, жена неподкупного Вакона, который отказался быть членом комитета. Кто подтвердит это, кто?
— Он, — ответила ее дочь, указав на Молодого Орла.
— Я «Виннету» из племени апачей! — громко крикнул юноша, и ему ответило эхо. — Из вигвамов бледнолицых я еду домой, в край моих предков. Называйте меня Молодым Орлом.
— Молодой Орел! Молодой Орел! — полетело из уст в уста. Все знали это имя, несмотря на молодость его обладателя.
— От имени всех «Виннету» племени апачей я утверждаю, что этот комитет недостоин того дела, ради которого мы собрались здесь! — продолжал между тем индеец. — Пощечина была заслуженной, она была единственно верным ответом. И ее получил не один Антоний Пэпер, а весь комитет. Я все сказал. Хуг! -Он взнуздал коня.
— И ты тоже хочешь уехать? — спросила мать на языке апачей.
— Я? Да прежде всех! Но мы еще увидимся, — ответил он.
— Где и когда? — уточнила дочь.
— На горе Виннету.
Мать тихо добавила:
— Ты любимец Вакона, моего супруга. Его ты тоже увидишь у горы Виннету. А может, ты встретишься с Тателла-Сатой еще до собрания?
— Надеюсь на это.
— Тогда скажи ему, что обе Ашты, жена и дочь Вакона, великого шамана сенека, встанут вместе со всеми женщинами красной расы на борьбу против глупости.
— Как случилось, что вы все же оказались вместе с этим «комитетом по глупости»?
— Нас свел случай. Они хотели узнать, о чем мы будем совещаться и что решать на лагерном сборе у горы Виннету. Этого мы им не сказали, поэтому они увязались за нами. Мы передаем тебе нашего друга и спасителя и просим охранять его. А кто этот бледнолицый, что находится среди вас со своей скво?
— Разве Папперман не сказал вам?
— Нет. Мы спросили, но он промолчал. Кажется, они оба очень почтенные люди.
Мать, конечно, полагала, что я не понимаю, о чем они говорят. Юноша украдкой бросил на меня вопросительный взгляд. Он так хотел сказать женщинам, кто я такой. Слегка прикрыв веки, я дал ему разрешение, которым он тотчас же воспользовался.
— Если вы хотите, чтобы этот белый и его скво не знали, о чем вы со мной разговариваете, вам следует говорить тихо.
— Почему?
— Он понимает язык апачей.
Старшая Ашта смутилась.
— Но это не страшно. Он друг Виннету, а значит, твой и ваш. Он хочет, чтобы остальные пока не знали его имя; но, если вы мне обещаете молчать, я назову его вам.
— Мы будем молчать!
— Ну хорошо, это Олд Шеттерхэнд.
— Олд Шет… — От неожиданности она осеклась на полуслове. Ее лицо покраснело от прихлынувшей
