недюжинными умственными способностями, между тем как среди преступников субъекты даже с более чем посредственной интеллигентностью также пускаются в подобного рода авторство. Очень редки среди преступниц поэтессы, какой была, например, возлюбленная разбойника Cerrato, посвятившая ему свои стихи. Но самым характерным и любопытным документом из всех, когда-либо оставленных после себя преступницами, является замечательная покаянная записка маркизы Brinvilliers, которая потом послужила против нее же уликой к обвинению. По ней можно судить о ее интенсивном религиозном чувстве, заставившем ее излить свое состояние на бумаге, далее, о характерной беспечности преступной натуры ее и о таком извращении ее нравственного чувства, благодаря которому она легкие погрешности против чисто формальных религиозных обрядов ставит рядом с наиболее ужасными преступлениями, как отцеубийство и кровосмешение.

Мы приводим здесь целиком этот любопытный документ, передавая наиболее характерные места его по-латыни:

«Сознаюсь, что я совершила поджог».

«Я пыталась иметь сношение с родным братом, думая об одном из своих знакомых».

«Сознаюсь, что дала яд одной женщине для отравления ее мужа».

«Сознаюсь, что не почитала и не относилась с должным уважением к своему отцу».

«Сознаюсь, что три раза в неделю совершала грех кровосмешения, в общем, быть может, раз триста, а онанировала четыреста или пятьсот раз».

«Я писала любовные письма и сознаюсь, что причинила ими большой скандал сестре и своей родственнице; я была в то время еще молодой девушкой, а он – молодым юношей».

«Я находилась долго, в течение 14 лет, в любовной связи с одним женатым господином. Сознаюсь, что я передала ему много денег и всякого добра, так что это меня разорило».

«Bis peccavi immundum peccatum cum isto».

«Я сознаюсь, что хотя отец мой, видя скандал этот, велел заключить его в темницу, но я тем не менее продолжала видеться с ним».

«Из числа детей моих двое – плод этой любви. Вы увидите, как я устрою их».

«Сознаюсь, что я имела половые сношения раз двести со своим двоюродным братом. Он был холост, и один из моих детей прижит от него».

«С двоюродным братом мужа моего я имела также около трехсот сношений. Он был женат».

«Сознаюсь, что один молодой человек me stupravit, когда мне было семь лет».

«Сознаюсь, что manu peccavisse cum fratre meo еще до семилетнего возраста».

«Сознаюсь, что posuisse virgunculam super me и прижималась к нему… (sic)».

«Я сознаюсь, что отравила своего отца. Яд преподнес ему один из слуг. Меня терзали угрызения совести, когда слуга этот был схвачен и посажен в тюрьму; я имела в виду поскорей унаследовать от отца его богатства».

«Я отравила своих двух братьев. Один молодой человек был за это колесован».

«Я часто желала смерти моему отцу и брату».

«Я имела желание отравить мою сестру, которая называла ужасным мой образ жизни».

«Я приняла один раз лекарство, чтобы произвести себе выкидыш».

«Сознаюсь, что раз пять или шесть давала яд своему мужу. Но мне становилось жаль его, я начинала хорошо ухаживать за ним, и он выздоравливал. С тех пор он постоянно, однако, болеет. Все это я делала, чтобы быть свободной».

«Сознаюсь, что принимала сама яд и дала его своей дочери, потому что она была красива».

«Я исповедовалась и приобщалась перед Пасхой в течение семи лет, не имея при этом никакого желания исправиться, затем я продолжала вести тот же образ жизни и совершать те же преступления, не исповедуясь уже в них».

«Я подожгла в одном из наших имений дом с целью отомстить».

Weiss также оставила нам несколько сентиментальных страниц своих мемуаров, не представляющих, впрочем, никакого интереса.

Итак, мы должны признать и у преступниц недостаточную деятельность графических центров, которую мы наблюдали уже у нормальной женщины.

16. Приведение в исполнение преступлений. Сложные планы. Ум врожденных преступниц виден, между прочим, также и в том, что преступления их часто замечательно сложны. Причина этого – отчасти их физическая слабость, отчасти – возбужденная чтением романов фантазия. Во всяком случае, для приведения в исполнение планов их часто требуются далеко не дюжинные умственные способности. Иногда они употребляют очень сложные приемы для разрешения относительно простых задач, напоминая в этом отношении человека, который делает большой крюк, чтобы достигнуть близлежащего пункта. Мы уже раньше познакомились с чрезвычайно запутанным планом, который составила себе Gras с целью сделаться богатой вдовой и выйти замуж за своего любовника: равным образом мы упоминали и про своеобразный план княгини R., и про то письмо, в котором ее любовница должна была сознаться, что сама лишила себя жизни. Некая Minna, хотевшая во что бы то ни стало поступить прислугой вместо своей знакомой в один дом, пыталась сперва оклеветать ее перед господами, когда это не удалось, уверить свою знакомую, что последние обманывают ее, обсчитывая на жалованье. Но когда и это не помогло, Minna украла у нее ключ от дверей, прокралась вечером в комнату ее и спряталась под ее кроватью. Ночью она напала на подругу свою, когда та спала, ранила ее и убежала, замкнув за собой двери. На следующий день после этого она преспокойно явилась к господам своей жертвы, предлагая заместить свою больную подругу. Когда же барыня не решилась взять ее, она обещала ей, если она возьмет ее, указать то лицо, которое нанесло рану ее прислуге. Rosa Bent с целью лишить жизни мужа поставила перед кроватью его, когда он спал, котел с кипятком, затем разбудила его, говоря, что его кто-то кличет на улице, и, когда он поднялся с постели, она толкнула его, полусонного, в этот котел.

Очевидно, для создания таких сложных планов нужна более или менее развитая фантазия: такие запутанные комбинации придумываются обыкновенно там, где нельзя пустить в ход физическую силу за отсутствием ее. Поэтому-то именно преступницы, обладающие большой физической силой, никогда не прибегают к таким сложным приемам, а обыкновенно решают свои задачи просто ударом кинжала или топора. Примером может служить Bouhors, которая находила удовольствие в том, чтобы, переодевшись в мужское платье, вступать в бой с мужчинами, имея постоянным оружием увесистый молоток.

Но нередко эти же сложные, запутанные планы обнаруживают замечательную несостоятельность ума даже у самых интеллигентных преступниц: хитроумные комбинации их оказываются, в сущности, невозможными абсурдами, порою даже чистым безумием. Так, например, Morin задумала следующим образом ограбить и потом убить своего врага. Она хотела завлечь его на виллу в одно из предместий Парижа, которую она специально с этой целью наняла, заманить его там в погреб и привязать к колу. В этом же погребе были приготовлены веревки, пистолеты, ружья, шпаги и кинжалы с целью напугать несчастного и заставить его подписать векселя на изрядную сумму. В то же время два помощника ее, переодетые привидениями, должны были дополнить сцену различными движениями и диким воем, – словом, все было задумано во вкусе какого-нибудь романа г-жи Redcliffe. Очень часто преступницы предусмотрительно заботятся о том, чтобы подготовить себе alibi или иное доказательство своей невиновности, но комбинации их обыкновенно, несмотря на все свое остроумие, бывают неудачны. Так, например, Lafarge, угощавшая своего больного мужа во время болезни его вместо камеди мышьяком, возилась постоянно при всяком постороннем человеке с камедью. Buisson, получившая при убийстве одного старика несколько царапин на лице, повесила свою кошку и затем рассказала всем знакомым с самым свирепым видом, что животное это прыгнуло ей в лицо. Queyron вместе со своим любовником заколола кинжалом своего мужа на его постели, после чего, оправив последнюю, подняла плач и созвала соседей, говоря, что муж ее умер внезапно от кровавой рвоты.

17. Подстрекательство. Врожденные преступницы далеко не всегда являются сами исполнительницами своих преступных замыслов. Очень часто, если они не обладают значительной физической силой, или если жертва не женщина, или если, наконец, нельзя действовать из засады, как, например, при отравлении и поджоге, они не отваживаются сами на преступление. Béridot и Aveline горько жалуются в письмах к своим любовникам на свою слабость. Lavoitte сказала своему сообщнику: «Если б я была мужчиной, я бы сама убила эту богатую старуху». Но в этом уклонении преступниц от личного