хорошенькой.

— Для вас, но ведь больше ни для кого.

Что он мог на это сказать? Когда она была маленькой, волосы у нее были непокорные, глаза непонятного, темного цвета. Но теперь, когда она стала взрослой, те же самые черты соединились так, что у мужчин, смотревших на нее, захватывало дух. Непокорные волосы выглядели соблазнительно, глаза приобрели золотисто-карий цвет.

Ему хотелось коснуться ее, как она коснулась своего отражения в зеркале. Но он не поднял своих опущенных рук.

— Теперь они видят то, что я видел всегда.

— Нет, они видят что-то новое. — Она медленно повернулась спиной к своему отражению. — Я изменилась. И они любят результат этих перемен. Неприрученность. Расстояние, на котором я их держу. Вот чего они жаждут.

— Как вы однажды сказали, каждый мужчина хочет того, что ему недоступно, — улыбнулся он.

— Нет. Каждый мужчина хочет того, чего, по его мнению, не может иметь никакой другой мужчина. — Грейсон нахмурился, услышав ее заявление.

— Разве это не правда? — с вызовом спросила она. — Они любят женщину до тех пор, пока она для них недоступна, а потом, поняв, что она не так неуловима, не так совершенна, начинают ее презирать.

Он мрачно смотрел на нее, и это привело ее в ярость.

— Разве не это вы чувствуете?

Он положил руку ей на плечо.

— Да, я люблю вашу необузданность, но и ненавижу ее. Да, я хочу вас, но меня оскорбляет это желание.

— Почему? — спросила она. — Потому что я уже принадлежала другому?

— Потому что вы заставили меня потерять самообладание!

Эти слова яростно заискрились в воздухе. Они смотрели друг на друга. Момент был напряженный, оба не знали, что делать дальше.

— Ах, Грейсон, нельзя же все время держать себя в руках! Время от времени каждому нужно покричать всласть.

Его челюсти окаменели, он отдернул руку, словно обжегся. И повернулся, чтобы уйти.

— Не уходите, — взмолилась она. — Не покидайте меня. Он наклонил голову.

— Покиньте меня завтра. Я пойму. Но не оставляйте меня сейчас.

Он упрямо направился к двери. Повернул дверную ручку. Но Софи была здесь, в его голове. В его душе. В его сердце.

Со стоном он захлопнул дверь и бросился к ней. Он привлек ее к себе, впился губами в ее губы. Она не сопротивлялась, она вцепилась в него, словно в нем было ее спасение.

Он поднял ее на руки и понес на кровать.

Сердце у нее билось где-то у горла. Этот человек нужен ей. Очень нужен. Конечно, ей следовало бы потребовать, чтобы он ушел сразу же, как только появился в ее комнате. Он и так очень дурно о ней думает. Вместо этого она не придумала ничего лучшего, чем попросить его остаться, доказав этим, что она женщина определенного сорта, хотя на самом деле никогда такой не была.

Но разве она уже это не доказала? Разве она уже не убедилась в том, что не может исполнять музыку, какую она хочет? И своим выступлением она лишний раз подтвердит, что слишком низко пала и бостонцы были правы, когда много лет назад отвергли ее.

Он лег на кровать рядом с ней.

— Я не могу уйти, — в отчаянии прошептал он.

В ее глазах светилась любовь, в его глазах — обвинение и неуверенность.

— Я не хочу, чтобы вы уходили, — отозвалась она.

Тогда он яростно привлек ее к себе. Мгновение — и их одежда была отброшена прочь, и Софи ласково коснулась его груди. Такой широкой, такой сильной, такой мускулистый. Но он не собирался пребывать в неподвижности.

Он провел пальцами по ее рукам вниз, и она задрожала. С невероятной нежностью он поцеловал ее ладони и каждый пальчик в отдельности. А когда его руки скользнули по ее животу, обхватили пышные груди, она всхлипнула от наслаждения.

Запустив пальцы в его волосы, она задохнулась, когда он втянул в рот ее сосок. Его язык превратил нежный бутон в твердый камешек, и вот он уже принялся за второй, посасывая его и лаская, и внизу у нее начал разгораться огонь.

Он водил рукой по ее телу, словно хотел изучить его во всех подробностях. Ее подбородок, шея, грудь. Но когда она потянула его к себе, он воспротивился.

Она смущенно посмотрела на него.

— Не сейчас, — прошептал он хрипло. — Подними ножки, дорогая.

Она покорно подчинилась.

— Вот так, — сказал он, ласково проводя рукой по ее бедру к колену, потом поднял ее ногу, уперев ее в валик, лежавший в изножье кровати.

Жаркое смущение обожгло ее кожу, но другой жар заставил ее вздрогнуть от чувственного томления.

— Дай мне коснуться тебя. — Его пальцы скользнули к завиткам между ее ног.

— Грейсон! — вскрикнула она, схватив его за плечи.

— Ш-ш… — Он ласкал ее, глаза у него потемнели. — Откройся мне, милая.

Он медленно водил пальцем, пока она не расслабилась.

— Так, хорошо, — бормотал он, поглаживая ее.

Она ахнула, а потом дыхание застряло у нее в горле. Ее смущение полностью прошло, когда томление переросло в страстное желание, и она уже готова была принять его в себя.

Потом он проник внутрь одним пальцем.

Она напряглась, но он не остановился. Он гладил ее, проникая все глубже, медленно, но упорно, пока она не застонала.

Вдруг он нежно высвободился из ее теплого плена, и тело ее закричало от разочарования. Он только улыбнулся любовно и ласково, а потом положил ее на себя.

Тела их соприкасались плотно, но еще не соединились в одно. Он целовал ее, обхватив ее бедра, потом провел пальцами по ее позвоночнику. Она робела, лежа на нем, не зная, что делать. Его сильные руки направляли ее, его язык ворвался ей в рот.

Ее переполняла страсть и необузданность, чистая и неумелая. Она отчаянно хотела его. И хотела, чтобы он наконец взял ее.

— Люби меня, Грейсон. Прошу тебя.

Испустив нечто похожее на вопль, — она в этом могла бы поклясться, — он перекатился на нее, упираясь локтями в матрас, чтобы не давить на нее всей тяжестью своего тела. Одно бесконечное мгновение он смотрел на нее, дрожа всем телом.

— Ты нужна мне, Софи. И всегда была нужна.

Он прижался к ее губам и целовал так жадно, словно путник в пустыне, обнаруживший чистый родник.

Он согнул ее ноги в коленях и, шепча ее имя, овладел ею. Она почувствовала, как напряглось его тело в ожидании, что она приладится к нему. Потом он задвигался, сначала медленно, но бурный поток чувств все нарастал, пока они оба не начали задыхаться. Он обхватил ее бедра и поднял их навстречу своим сильным, отчаянным ударам.

Софи вцепилась в его плечи, уткнулась лицом в его шею и почувствовала, что ее тело содрогается от облегчения. Он выкрикнул ее имя, и содрогание, похожее на взрыв, приподняло его крупное тело и вновь опустило на нее.

Она чувствовала его вес, его успокаивающую тяжесть, а потом он скатился с нее, увлекая ее с собой. Софи слышала, как бьется у него сердце, сильно и быстро. Так они и лежали, сплетясь в одно, в полной тишине. Ей хотелось, чтобы это продолжалось вечно.

Но тут он заговорил:

— Я вас не понимаю. Вы — странная смесь бравады и уязвимости, уверенности и робости, смелости и неопытности. Вы действуете дерзко, но когда я глажу вас, когда мои пальцы внутри вас, вы содрогаетесь, а потом ведете себя так, будто никогда не испытывали оргазма.

Софи растерянно отвернулась. Но он осторожно взял ее за подбородок и снова повернул к себе. Она посмотрела ему в глаза и подумала, что никогда в жизни не видела такого одиночества.

— Вы мне нужны, — прошептал он. — Вы — моя слабость, Софи. И я не позволю вам уйти.

От этих слов у нее замерло сердце, и вдруг она поняла, что этот сильный, мужественный человек считает, что не может позволить себе быть слабым.

И сразу возник вопрос — почему?

В субботу, в день выступления Софи, Эммелайн принесли записку.

«Пожалуйста, повидайтесь со мной. Отель „Куинси-Хаус“. Номер 3А».

Подписи не было. Но она знала, кто это написал.

От прикосновения к этой записке сердце у нее подпрыгнуло. Она смотрела на его смелый почерк, знала, что он держал в руках этот листок бумаги, и по телу у нее побежали мурашки.

Погрузившись в горячую благоухающую воду, Эммелайн думала о Ричарде. Жизнь казалась ей прекрасной, но подернутой туманом, как отражение в запотевшем зеркале. Записка выпала из ее пальцев и медленно опустилась на маленький восточный коврик у ванны.

Час спустя, одевшись с особой тщательностью, Эммелайн спустилась вниз.

Господи, что же она делает? Ускользнуть из дома точно своенравная девчонка! Опять! Но она не может отказаться от этих встреч. Она мечтала вновь ощутить прикосновения его рук, увидеть ласковую улыбку, услышать очередной рассказ. Все это было. Только поцелуев не было никогда.

Но скоро этому придет конец. Ричард сказал уже, что не собирается больше ждать, терпение его истощалось, его губы бывали так близко от нее, что она ощущала исходящий от него жар.

Неужели она поступает дурно, если учесть ее отношения с Брэдфордом?

Этот вопрос постоянно вертелся у неё в голове, когда Ричард был рядом.

День был прекрасный, лучи солнца свободно проникали через открытые окна. Ленч уже был заказан, до вечера она никому не понадобится. Вечером они идут на концерт, о котором говорит весь Бостон.

Грейсон прислал сказать, что вскоре привезет билеты.

При мысли о том, что у Грейсона и Софи что-то не ладится, Эммелайн нахмурилась. Они не были счастливы, хотя она понятия не имела, в чем причина их конфликта.

Когда она на днях поинтересовалась, что происходит, Грейсон с чопорным видом поцеловал ее в лоб и сказал, чтобы она не