почти ровно три года назад… я сидел дома и смотрел телевизор. Помнится, показывали 'Человека по имени Железный Бок'. Отец у меня профессор биохимии, работает в Бристольском университете и часто задерживается допоздна. В тот вечер мама была на кухне, глушила водку прямо из чайной чашки. В десять она грохнула чашкой об пол и завопила так, что я услышал ее в гостиной.

Троттер смущенно заерзал.

— Послушай, — сказал он. — Ты вовсе не обязан рассказывать нам об этом.

— Нет-нет, мне самому хочется. Она, как я уже сказал, пила с самого полудня и тут вдруг взвыла: 'Десять часов! Десять долбаных часов! Почему его нет дома? Почему, во имя Господне, его нет дома?' Что- то в этом роде. Я заглянул на кухню, увидел ее опухшее лицо, залитые слезами и испятнанные тушью для ресниц щеки, дрожащие губы и, помню, подумал: 'Она похожа на Шилли Уинтерс, но только бесталанную'. Не знаю, почему мне пришла в голову именно эта мысль, но вот пришла. Я отвернулся к телику — не мог видеть ее такой — и сказал: 'Он работает, мама. Ты же знаешь, он работает'.

'Работает? — взвизгнула она, обдав мне лицо зловонным дыханием. — Работает! Вот это отлично! Вставляет этойманделаборантке, вот что он делает. Сучара. Я ее видела… дурацкий белый халат и дурацкие белые зубы. Маленькаясучья шлюшка'

И Том, и Троттер, не веря ушам, таращились на выкрикивавшего эти слова Адриана, однако глаза его были закрыты, казалось, он и забыл о присутствии друзей.

— Визжать она умела, моя мама. Я подумал, что вопль такой силы сорвет ей голос, на деле же надтреснуто прозвучал мой собственный. 'Ты бы лучше легла в постель, мама', — сказал я.

'В постель! Это он сейчас валяется в сучьей постели'. Мама захихикала, потянулась к бутылке и выхлебала остатки водки, так что жгучая струйка потекла, смешиваясь со слезами, по складкам ее мясистого лица. Мама икнула и попыталась втиснуть бутылку в измельчитель отходов, было у нас такое устройство.

— 'Гарбюратор', — сказал Свинка Троттер. — По-моему, они называются 'Гарбюраторами'.

— Да, верно, 'Гарбюратор'. Она попыталась втиснуть бутылку в 'Гарбюратор'. 'Ясобираюсь застукатьобоих за их веселымииграми'— пропела она. Когда мама хмелела, то начинала вот так припевать, это был знак, что она набралась всерьез.'Вотчто ядумаю сделать. Где ключи?' 'Мама, ты не сможешь вести машину! — сказал я. — Подожди, он скоро вернется. Вот увидишь'. 'Где ключи? Где сраные ключи от машины?' Что ж, я-то прекрасно знал, где они — на столе в вестибюле, — и побежал туда, схватил ключи и сунул их за щеку. Бог знает почему. Это ее здорово завело. 'Подойди ко мне, мелкий гаденыш, и отдай ключи!' Я сказал: 'Мама, ты не сможешь вести в таком состоянии, перестань, ладно?' И тогда… тогда она схватила стоявшую на столе вазу и запустила ею в меня. Ваза попала мне в голову, сбоку, разбилась, я полетел вниз по лестнице, а внизу споткнулся и упал. Видите шрам, вот здесь?

Адриан разделил волосы и показал Троттеру с Томом маленький белый шрам.

— Пять швов. В общем, лицо мое заливала кровь, а мама трясла меня и лупила по щекам, слева и справа, слева и справа. 'Отдашь ты мне эти сраные ключи?' — визжала она, встряхивая меня на каждом слоге. Я лежал на полу, плакал, не скрою, просто подвывал: 'Пожалуйста, мама, тебе нельзя выходить из дому, нельзя. Пожалуйста!'

Адриан примолк и огляделся по сторонам.

— Может, рискнем, выкурим по сигарете, вы как? Том раскурил сразу три.

— Продолжай! — сказал Свинка Троттер. — Что было потом?

— Ну, — сказал, глубоко затянувшись, Адриан, — чего мама не заметила, так это того, что от удара ключи вылетели из моего рта, точно тарелочка для стрельбы из метательной машины. Она думала, что ключи все еще у меня во рту, и потому начала с силой раздвигать мне челюсти, знаете, как ветеринар, собирающийся скормить собаке таблетку. 'А, значит, маленький сучонок проглотил их, так?' — спросила она. И я закричал в ответ: 'Да, проглотил! Проглотил, и ты их не получишь! Так что… так что просто забудь о них!' Но, точно пристрастившийся к героину подонок из хаммеровского [24]фильма ужасов, я невольно и сам искал их глазами, и, разумеется, мама, проследив направление моего взгляда, на четвереньках переползла вестибюль и сцапала ключи. И выскочила из дома. Я все кричал и кричал, призывая ее вернуться. Потом услышал хруст гравия под покрышками, а потом — опять-таки как в фильме ужасов — потерял сознание.

— Господи, — произнес Свинка Троттер.

— Она угробила семью из четырех человек, ну и себя, конечно, — сказал Адриан. — Отец, ни единого раза в жизни ей не изменивший, и поныне еще не оправился от этой истории. Она была сукой, моя мама. Самой что ни на есть сукой.

— Да-а, — сказал Том. — Штука-то в том, Ади, что я — может, ты забыл, — но я в прошлом триместре познакомился с твоей мамой. Рослая женщина с широкой улыбкой.

— Черт, — сказал Адриан. — Так ты с ней знаком. Ну ладно, все равно попробовать стоило.

Он встал и забросил окурок за надгробный камень.

Троттер глядел на него во все глаза.

— Ты хочешь сказать, — выдавил он, — ты хочешь сказать, что все это выдумал?

— Боюсь, что так, — ответил Адриан.

— Все?

— Нет, отец у меня профессор, это чистая правда.

— Ты поганый мешок дерьма, — произнес Троттер, на глазах которого вскипали слезы. — Поганый мешок дерьма!

И он, давясь рыданиями, пошел прочь. Адриан с удивлением смотрел ему вслед.

— Что это со Свинкой? Он должен был с первых же слов понять, что я вру.

— Да ничего, — ответил Том, обращая на Адриана большие карие глаза. — Просто его мать и два брата погибли три года назад в автомобильной катастрофе, вот и все.

— О нет! Нет! Ты шутишь?

— Ну, в общем-то, да.