мне почти апокалиптической. Хотя… Любопытно, конечно, кто бы спорил.
– А разве так можно? – наконец спрашивает Варя. – Чтобы два
– Обгладывали! – ржет. – Ну и терминология у вас!.. Твоя работа, Макс, или она сама слова подбирает?
– Варвара, – говорю строго, – существо более чем самостоятельное. Что-что, а уж мой словарный запас ей точно ни к чему.
– Оно и видно… – Юрка подмигивает Варе. – Нет проблем. Все можно, лишь бы не одновременно… А что, по-вашему, мы им потом татуировки на лбу рисуем: «Осторожно, обглодано»?! Откуда мне знать, кто пользовался этой судьбой до меня? Очень может быть, что мы ежедневно друг за дружкой чужие блюдца вылизываем…
– От такого, – вздыхает Варя, – и свихнуться недолго.
– Свихнуться вообще недолго, – соглашаюсь. – Дурное дело нехитрое… Кстати, мне никто никогда не рассказывал ничего подобного. Ни Михаэль, ни этот вот «великий просветленный». Так что я тоже впервые слышу…
– Ну так и мне никто не рассказывал, – Юрка пожимает плечами. – А своя голова на что? Это ведь совершенно очевидно: нет ни у кого на лбу клейма-печати. Нипочем не угадаешь, попадал человек на глаза кому-то из наших или нет. Вероятность невелика, конечно, – здесь, в Москве. Но даже здесь все возможно… Ну вот, мне стало интересно, и я решил проверить. У меня было много учеников, я в этом смысле везучий, ты же знаешь. Все время приходится кого-нибудь по городу выгуливать, показывать наши охотничьи угодья. Нет ничего проще: как только мой подшефный благополучно пришел в себя, можно тут же последовать по его стопам.
– И что? – спрашиваю.
– Да ничего особенного. Никакой разницы, сам проверь, если хочешь. Мы же не тушенку чужую жрем, которая может вдруг взять да и закончиться…
Ну и денек сегодня, однако. Сколько еще сводов небесных обрушится мне на голову прежде, чем судьба позволит почистить зубы и мирно лечь спать?
– Теперь, – оптимистически заключает Юрка, – мне это пригодится. Обязательно надо выяснить, что собиралась делать старуха. А то повадятся изгонять нашего брата, на поток дело поставят… Экзорцистов в любую эпоху много, а нас, бедных беззащитных демонов, мало. Но кто предупрежден – вооружен.
До меня наконец доходит, что он решил не просто развлечься, а совершить ни много ни мало подвиг. Рискует своей шкурой во имя общего дела, так сказать. По крайней мере, именно так себе все представляет… Интересно, почему мне самому в голову не пришло отправиться на разведку? Впрочем, если и пришло бы, что с того? Совершенно очевидно, я бы пальцем не пошевелил. Не из робости даже, просто – зачем? Так называемое общее дело интересует меня, признаться, меньше всего на свете. Хорошо, что кроме меня в Москве живут и другие
Юрка, понятно, в курсе моих душевных метаний. Сидит, ухмыляется снисходительно. Да и Варя, похоже, все понимает. Собственно, и они оба для меня как на ладони. Юрка сейчас горит желанием спасти «своих» и героическим задором; Варя жалеет девочку Лию, чьи шансы прожить жизнь во всей полноте стремительно тают. Они оба озабочены будущим, причем скорее чужим, чем собственным, я же – лишь текущим моментом, нашим общим, одним на троих, здесь-и-сейчас, потому что не верю в будущее, как юный сельский пионер в лешего да банника. То есть так боюсь, что изо всех сил стараюсь не верить.
Мы – отличная компания, что да, то да; прийти к согласию не сможем ни при каких обстоятельствах, но и ссориться не станем. Не так мы глупы, чтобы расходовать попусту силу, время и слова. Вот и сидим, молчим, пьем кофе. О чем тут говорить? И так все ясно.
Юрка, что с ним ни делай, станет завтра выслеживать Лию. Если та, паче чаяния, будет в хорошем настроении, проводит ее до гостиницы, снова встретит утром, найдет, словом, способ не упускать ее из виду, дождется минуты слабости, – когда речь идет о девушке с только что разбитым сердцем, это не самая трудная задача. А значит, и с индийской ведьмой Мататарой наш герой познакомится рано или поздно, так или иначе, все вызнает, дайте только срок.
Варя очень хочет сейчас попросить: «Пожалуйста, оставьте эту девочку в покое. Она славная, пусть живет, пусть наслаждается – если уж меня совесть замучила, то и вы не лезьте». Но промолчит, конечно. Сама понимает: она в наших делах – совсем желторотый новичок, никто ее слушать не станет. Варе от этого грустно, но, слава богу, не настолько, чтобы одеться и уйти, хлопнув дверью. Только это и важно сейчас для меня – по большому счету. А по малому – что ж, по малому мне будет чрезвычайно интересно выслушать Юркин отчет. Словно бы в наказание за способность оставаться равнодушным к чужим делам природа сотворила меня любопытной обезьяной.
Звонит телефон; работник страховой компании обещает быть возле Юркиного авто через десять минут. Тот бурно радуется: «Смотри-ка, и часу не прошло!» – одевается, записывает на клочке бумаги мой телефонный номер.
– Я позвоню, – говорит. – Надеюсь, завтра же. Ну, в крайнем случае послезавтра. За вами, в конце концов, право первой информационной ночи, по справедливости. А если я
– Ладно, – говорю. – Если не позвонишь – что ж, постараюсь.
– На самом деле, – лучезарно улыбается Юрка, – я уверен, что все будет хорошо. Или даже вовсе прекрасно. Это так, на всякий случай… Спасибо за обещание, за кофе, за новости. А вам, Варя, особенное спасибо. Надо же, как вы влипли – во всех смыслах, не только в экзорцистке вашей дело, ну да сами небось разберетесь… И не серчайте на меня. Я на самом деле хороший. Просто…
– Просто Принц Хаоса, – насмешливо подсказывает она.
Он явно польщен. Я сам пижон изрядный, но Юрке в этом смысле в подметки не гожусь. Впрочем, я ему в подметки по всем параметрам не слишком подхожу. Он по природе своей, от рождения
– И ведь действительно хороший, – вздыхает Варя, когда за Юркой закрывается дверь. – Выпендривается, но хороший. И ты хороший – настолько, что я тебя почти ненавижу за это… И все остальные, кого я вчера в кафе видела, все славные, один другого лучше… Да и я, собственно, вполне ничего, правда?
– «Ничего» – это слабо сказано, – соглашаюсь почти машинально.
– А занимаемся мы все, по правде говоря, дрянным делом, – неожиданно заключает Варя. – Совсем, совсем дрянным. Я сначала не понимала: пока несколько действительно прекрасных судеб не испробуешь, не поймешь, но вы-то все опытные… Как вам-то не тошно? Нельзя так жестоко наказывать человека за минуту слабости. Подумаешь – ноет. С кем не бывает? Я вон тоже иногда ною, ну и что с того?
Ну вот, здрасьте, опять двадцать пять…
– Я уже говорил тебе, если мы что-то и отнимаем, этого никто не замечает. Люди не умеют ценить интенсивность переживаний. Отнимай не отнимай – все одно это сокровище останется пылиться в дальнем углу – не сундука даже, выгребной ямы.
– Да, – вздыхает Варя. – Наверное, так. Но вот знаешь, я бы ни за что не променяла даже этот свой текущий мандраж на возможность просто думать: «Что-то у нас не так».
– А разве у нас что-то не так? – спрашиваю осторожно.