И только Ричард выглядел воодушевленным и полным решимости.

- Ну хорошо, - твердо сказал он. - Итак, Каменоломня Салли.

* * *

- В то утро мы работали до седьмого пота, выкорчевывая пень от огромного дерева, - говорил Филип. - Когда вернулись, в загоне для коз нас уже ждал мой брат Франциск. На руках у него был ты, и было тебе от рождения всего один день.

Джонатан слушал приора с серьезным видом: для него эти минуты были особо торжественными.

Филип сейчас осматривал обитель Святого-Иоанна-что-в-Лесу. Правда, лесов вокруг осталось мало, монахи повырубили их, и теперь монастырь оказался окруженным полями. На его территории появилось немало новых каменных построек: здание капитула, трапезная, опочивальня для монахов; построили несколько деревянных домов - под житницы и маслобойни. Филип с трудом узнавал то место, которое он покинул семнадцать лет назад. Да и люди тоже очень изменились. Многие из его братьев-монахов занимали теперь важные посты в Кингсбридже. Уильям Бьювис, который прославился в свое время тем, что вылил расплавленный воск на лысину наставника послушников, стал здесь приором. Многие разъехались: неугомонный смутьян Питер из Уорегама служил в Кентербери.

- Интересно, какими они были, - задумчиво произнес Джонатан. - Я имею в виду моих родителей.

Филип ощутил острый прилив жалости к юноше. Он ведь тоже рано лишился родителей; правда, в то время ему было уже шесть лет и он хорошо помнил обоих: мать - тихую и любящую, отца - высокого, с черной бородой и, как казалось Филипу, сильного и смелого. Единственное, что ему было известно о родителях Джонатана, - это то, что они бросили сына.

- Ну, мы можем предположить кое-что о них, - сказал Филип.

- Да? - с надеждой откликнулся Джонатан. - Что же?

- Они были бедными, - продолжал приор после небольшой паузы. - Богатым людям нет нужды бросать своих детей. Друзей у них тоже не было: им ведь всегда известно, что твоя жена ждет ребенка, и, если малыш вдруг исчезает, они начинают приставать с расспросами. Твои родители оказались на грани отчаяния, ибо только в таком состоянии человек способен оставить своего ребенка.

По лицу Джонатана ручьями потекли слезы. Филип сам готов был расплакаться из сострадания к этому мальчику, который - как говорили многие - был очень похож на него. Ему хотелось хоть как-то утешить юношу, сказать какие-то теплые и добрые слова о его родителях, но разве мог он обманывать Джонатана, говоря, какими хорошими людьми были его мать и отец, если они оставили его на верную смерть.

- Но почему Господь допустил это? - спросил Джонатан.

Филип тут же сообразил с ответом:

- Как только ты начнешь задавать себе этот вопрос, ты сразу же запутаешься. Но в твоем случае ответ довольно прост. Господь хотел оставить маленького Джонатана для себя.

- Ты вправду так думаешь?

- А разве я раньше тебе этого не говорил? Я всегда верил в это. И так и сказал монахам в день, когда тебя нашли. Я сказал, что ты ниспослан на землю Господом и наша святая обязанность - воспитать посланника Божьего в духе Господа нашего, чтобы он смог выполнить свое предназначение на Земле.

- Интересно, знает ли об этом моя мать?

- Если она сейчас с ангелами, то знает.

- А как ты думаешь, в чем оно - мое предназначение?

- Господу нашему угодно, чтобы монахи становились писателями, музыкантами, чтобы они растили хлеб. Ему нужно, чтобы они выполняли любую потребную для него работу: становились келарями, приорами, епископами, торговали шерстью, лечили больных, учили детей в школах и строили церкви.

- Даже трудно поверить, что и мне Господь уготовил место в этом мире.

- Иначе тебе не пришлось бы пережить все то, что с тобой произошло. Филип улыбнулся. - Но это не значит, что ты должен совершить нечто грандиозное в своей жизни. Может быть. Бог захочет видеть тебя смиренным монахом, покорным человеком, который посвятит себя раздумьям о Господе и молитвам во славу Его.

- Наверное, этого он и ждет от меня, - погрустневшим голосом сказал Джонатан.

Филип рассмеялся.

- Но я так не думаю. Господь не может сделать кинжала из бумаги и женской рубашки из кожи. Ты не из того материала сделан, чтобы жить в покое, и Бог знает это. Я думаю. Он хочет, чтобы ты сражался за Него, а не пел Ему осанну.

- Надеюсь, так оно и будет.

- Но в эту минуту, - Филип снова улыбнулся, - он хочет, чтобы ты нашел брата Лео и выяснил, сколько головок сыра есть у него для келаря из Кингсбриджа.

- Хорошо.

- А я пойду в капитул повидаться с моим братом. И помни - если кто-либо из монахов заговорит с тобой о Франциске, ты о нем ничего не знаешь.

- Я буду молчать.

- Ступай же.

Джонатан быстро зашагал по монастырскому двору. Строгость и торжественность разом слетели с него, и он снова был весел и бодр. Филип проводил его взглядом, пока тот не вошел в домик сыроварни. 'А ведь я в его годы был точно таким, разве только он намного умнее меня', - подумал приор.

Он направился в противоположную сторону в здание капитула. Франциск прислал ему письмо с просьбой незаметно для других навестить его. Что до монахов из Кингсбриджа, то для них Филип отправился в лесную обитель с обычной проверкой. От здешних монахов их встречу скрыть, разумеется, не удалось бы, но они жили здесь совершенно отрезанными от остального мира и вряд ли смогли бы сообщить о ней кому-либо. Только приор здешней обители изредка навещал Кингсбридж, но Филип взял с него клятву хранить тайну.

И он, и его брат прибыли сюда почти одновременно, на рассвете, и, хотя они прекрасно понимали, что не стоит разыгрывать случайную встречу, все же решили сделать вид, что повидаться надумали только из- за того, что долго не виделись. Они вместе приняли участие в торжественной мессе, потом отобедали с монахами. Теперь наконец братья могли поговорить наедине.

Франциск уже ждал в здании капитула, сидя на каменной скамье у самой стены. Филип почти никогда не обращал внимания на свое отражение - зеркал в монастыре не было, - и он отмечал, как с годами меняется его внешность, по своему брату, который был всего двумя годами моложе. У Франциска в его сорок два года уже появилось несколько серебряных прядок в черных волосах и множество мелких морщинок вокруг ярко- голубых глаз. Со времени их последней встречи младший брат здорово раздался в талии, стала толще шея. 'Седин у меня, похоже, побольше, - подумал Филип, - а вот жирку, пожалуй, поменьше. Интересно, неужели и у меня столько морщин?'

Он сел рядом с Франциском и обвел взглядом пустую восьмигранную комнату.

- Как дела? - спросил Франциск.

- Работники опять распоясались. У монастыря совсем нет денег, нам пришлось свернуть строительство собора. Кингсбридж снова пустеет, половина людей в округе голодает. По дорогам стало опасно ездить.

- Да уж. - Франциск с горечью кивнул. - По всей Англии такое творится.

- Ну, положим, законопреступники были, и, возможно, будут всегда, угрюмо сказал Филип. - Может быть, алчность всегда будет перевешивать мудрость у сильных мира сего, а ярость подавит сострадание у человека с мечом в руке; возможно, так и будет...

- Что-то ты на этот раз уж слишком мрачно смотришь на мир.

- Две недели назад на нас напали бандиты. Это была жалкая попытка ворваться в город. На них было просто больно смотреть. Как только нашим людям удалось убить нескольких этих дикарей, они тут же передрались между собой. А когда стали отступать, мальчишки кинулись за этими несчастными и перебили тех, кого догнали. Это было отвратительно.

Франциск покачал головой:

- Да... все это трудно понять.

- А мне кажется, я их понимаю, - сказал Филип. - Они боялись и изгнать свой страх могли, только пролив кровь тех, кто вселил в них этот страх. Похожие чувства я видел в глазах людей, которые убили