Альфред был обречен узнать, что ребенок не от него.

Она с горечью смотрела на остывшие угли, пытаясь объяснить себе, почему ей так жестоко не везло в жизни. Она так старалась внести хоть немного доброты и уюта в этот вынужденный брак, и вот оказалось, что беременна от другого мужчины, с которым провела всего несколько часов.

Алина не пыталась вызвать жалость к самой себе. Надо было срочно решать, что делать дальше.

Она положила руку на живот; теперь понятно, почему она так прибавила в весе, отчего ее частенько подташнивало, откуда это постоянное чувство усталости. Внутри нее поселилось маленькое существо. Она улыбнулась своим мыслям. Какое же это счастье - иметь малыша!

Она встряхнула головой, словно хотела стряхнуть с себя минутное оцепенение. Ничего хорошего из этого не выйдет: Альфред наверняка взбесится. Кто знает, как он поведет: убьет ее, выбросит на улицу или... У нее появилось предчувствие, что Альфред вздумает бить ее по животу, чтобы убить еще не родившегося ребенка. От страха Алину прошиб холодный пот.

Ничего ему не скажу, подумала она.

Но можно ли скрыть свою беременность? На какое-то время - вполне. Она уже давно носила бесформенные, мешковатые платья. А может, и живот у нее будет не очень большим; у многих женщин, она знала, так бывает. Да и Альфред был не из самых наблюдательных. Конечно, наиболее мудрые женщины в городке догадаются, но Алина почему-то полагалась именно на их мудрость: они не станут трезвонить об этом на каждом углу. Так что родить ребенка, подумала Алина, я, пожалуй, смогу втайне от мужа.

А что потом? Ну, по крайней мере, малыш благополучно появится на свет, Альфред не сможет погубить его до рождения. Но он все равно поймет, что ребенок не его, и возненавидит крошку. Это будет жестоким оскорблением его мужского достоинства, и он будет мстить.

Об этом ей сейчас думать не хотелось. Главное - выдержать следующие шесть месяцев. А потом, когда появится ребенок, она решит, что делать дальше.

Интересно, размышляла Алина, кто у нее родится: мальчик или девочка?

Она встала с сундучком в руках; мысли ее были сейчас о Марте. Бедная девчушка, подумали она, у нее все это впереди.

* * *

Филип всю зиму предавался скорби.

Языческие проклятия, которые Эллен посмела произнести на паперти во время службы, повергли его в ужас.

Он теперь нисколько не сомневался в том, что она - ведьма. Какую глупость он совершил, простив ее когда-то за оскорбление Заветов Святого Бенедикта. Ему следовало бы давно усвоить, что таким женщинам раскаяние неведомо. Впрочем, у всей этой ужасной истории был и один счастливый итог: Эллен в очередной раз покинула Кингсбридж и больше в городке не появлялась. Филип очень надеялся, что это навсегда.

Он видел, что Алина несчастлива в браке, но считал, что виной всему было не проклятие, брошенное Эллен. Филип почти ничего не знал о супружеской жизни, но в то же время догадывался, что такая умная, веселая, полная жизни натура, как Алина, вряд ли сможет быть счастлива с таким недалеким, ограниченным человеком, как Альфред.

Конечно же, ей следовало выйти замуж за Джека, теперь Филип понимал это, и чувство вины не покидало его: он был слишком эгоистичен в отношении его, не смог понять юношу до конца. Жизнь затворника была явно не для Джека, и Филип был не прав, навязывая ему свои взгляды. Яркий ум и молодая энергия Джека были навсегда потеряны для Кингсбриджа.

С тех пор как в городе не стало овчинной ярмарки, дела шли все хуже и хуже. Долги монастыря росли. Филипу пришлось распустить половину рабочих, занятых на строительстве: нечем было платить. В результате население города сократилось, а это привело к тому, что воскресный рынок стал совсем бедным, торговли почти не было, налогов, которые собирал Филип, совершенно не хватало. Упадок ощущался во всем.

Больше всего Филип боялся за настроение людей. Хотя большинство жителей построили себе новые дома, понемногу занялись каждый своим делом, чувство неуверенности продолжало владеть ими. Ведь все, что они задумали и осуществили, могло быть в один день уничтожено Уильямом, если бы тому вдруг вздумалось опять напасть на город. И это постоянное, подспудное ожидание угрозы отбивало у горожан всякую охоту затевать что-то новое.

Филип должен был вселить в людей веру, он понимал это. Необходим был решительный поступок, отчаянный шаг, чтобы показать всему свету, и жителям городка в особенности, что Кингсбридж не сдался. Много часов провел Филип, молясь и размышляя о том, что следует предпринять.

Должно было свершиться чудо. Если бы благодаря мощам святого Адольфа произошло, скажем, исцеление от чумы, а в соленом колодце вода стала бы сладкой, в Кингсбридж устремились бы толпы паломников. Но святой давно уже не творил чудес. Филип часто спрашивал себя: неужели его строгость и практичность в управлении монастырем вызвали такое недовольство святого; ведь там, где правление было менее разумным, где вся жизнь была подчинена только религиозному рвению, доведенному до истерии, чудеса, казалось, происходили гораздо чаще. Но воспитание было более земным. Отец Питер, аббат монастыря, куда впервые попал Филип, часто повторял: 'О чудесах молись, а капусту сажай'.

Символом могущества Кингсбриджа всегда был собор. О, если бы чудо помогло построить его! Однажды он всю ночь молился об этом, но утром обнаружил, что алтарь так и стоит с недостроенной крышей, открытый всем непогодам.

Нового мастера ему пока найти не удалось: все просили за эту работу очень дорого; только сейчас Филип понял, как дешево ему обходился Том. Тем не менее Альфред, казалось, без особых хлопот управлял теми рабочими, кто еще оставался на строительстве. Он совсем замкнулся в себе, с тех пор как женился, стал мрачным, угрюмым; так человек, разбивший всех своих врагов, чтобы стать королем, вдруг обнаруживает, что править королевством - это скучная и надоедливая обуза. Но его по-прежнему уважали и слушались.

И все же он не мог заменить Тома. Филипу недоставало его как друга, а не только как мастера. Том всегда стремился понять и объяснить, почему церкви надо строить именно так, а не иначе, и Филип с удовольствием спорил с ним о том, почему одни здания стоят долго, а другие рушатся. Том был не особенно набожным человеком, но он частенько задавал Филипу вопросы о вероучении, и было, что он стремится постичь все тонкости в этой области, как постиг он их в своем деле. Том обладал проницательным умом, и Филип мог вести с ним беседы на равных. В жизни Филипа мало было таких людей. Разве что Джек, несмотря на свою молодость, и Алина. Но теперь она вышла замуж, и, похоже, неудачно. Белобрысый Катберт совсем состарился, а Милиус стал слишком редко появляться в монастыре, подолгу пропадая на пастбищах и подсчитывая количество овец и тюки с шерстью. Придет время, и ухоженный и бурлящий жизнью монастырь в процветающем городе со своим собором будет манить к себе ученых-философов, как армия-победительница влечет в свои ряды солдат. Филип очень надеялся, что такие времена наступят. Но это случится не раньше, чем ему удастся вдохнуть надежду в жителей Кингсбриджа.

- Зима в этом году была теплая, - как-то сказал Альфред. - Так что можем начать работу раньше обычного.

Филип задумался: крышу закончат к лету, тогда можно будет пользоваться алтарем, и Кингсбридж перестанет быть кафедральным городом без собора. Ведь алтарь - это сердце любого собора: главный престол и святые реликвии всегда хранились в восточной его части - пресвитерии, и все богослужения проводились на клиросе, где выстраивались монахи. Как только освящался алтарь, строительная площадка уже называлась собором, даже если он еще не был достроен.

Жаль, что до этого еще так далеко, - Альфред сначала обещал завершить строительство свода к концу сезона, значит, размышлял Филип, если погода не подведет, это будет в ноябре. Но если он сможет начать раньше, стало быть, не исключено, и закончит раньше. Все, конечно, очень удивятся, если церковь откроют этим летом. Именно об этом мечтал Филип: удивить всех, подать знак, что Кингсбридж не удалось надолго поставить на колени.

- Ну что, закончишь к Троице? - с нетерпением спросил Филип.

Альфред поцокал языком, в сомнении качая головой.

- Свод - дело тонкое. Тут спешить нельзя. Подмастерьям этого не доверишь.

Отец-то сразу бы ответил 'да' или 'нет', раздраженно подумал Филип. Но вместо этого сказал:

- А если я пришлю в помощь еще рабочих - монахов, к примеру? Это поможет?

- Может, и поможет. Каменщиков в самом деле не хватает.