- Я дал тебе каменоломню несколько лет назад, так? - заговорил король Стефан.

- Не совсем, - скрипя зубами, ответил Филип. - Ты позволил нам брать из нее камень для собора. А саму каменоломню ты отдал Перси Хамлею. И теперь сын Перси Уильям выгнал оттуда моих каменотесов, убив пять человек, включая женщину и ребенка.

- Не следует ему так поступать, особенно если он хочет, чтобы я сделал его графом Ширингом, - задумчиво произнес Стефан. Филип воспрянул духом. Но через мгновение король воскликнул: - Будь я проклят, если знаю, как проникнуть в этот замок!

- Прошу тебя, заставь Уильяма вернуть каменоломню, - твердил Филип. Он пренебрегает твоей волею и обкрадывает Господа.

Казалось, Стефан не слышит его.

- Не думаю, что там много воинов, - все так же задумчиво рассуждал он. - Я подозреваю, что почти все они на стенах, дабы ввести нас в заблуждение относительно их силы. А что там насчет рынка?

'Он испытывает меня, - решил Филип, - заставляя стоять спиной к вражеским лучникам'. Он вытер лоб отделанной мехом полой королевской мантии.

- Мой король, каждое воскресенье в Кингсбридж приходят люди со всего графства, дабы помолиться и бесплатно потрудиться на строительстве собора. Когда это только началось, там появились несколько предприимчивых мужчин и женщин, которые стали продавать добровольным работникам пироги с мясом, вино, шляпы, ножи и прочее. И так, постепенно, образовался рынок. И вот я прошу тебя дать разрешение на его существование.

- А будешь ли ты платить налоги с доходов от рынка?

Филип знал, что это требование короля было вполне естественным, однако он также знал, что религиозные общины могли быть освобождены от налогов.

- Да, милорд, я буду платить, если только ты не пожелаешь во славу Божию освободить нас от этого.

Впервые Стефан взглянул прямо в глаза Филипу.

- А ты храбрый человек, приор. Стоишь тут, повернувшись спиной к врагу, и торгуешься со мной.

Филип открыто смотрел на короля.

- Если Господь решит, что моя жизнь закончилась, ничто уже не спасет меня, - проговорил он, стараясь выглядеть бодрее, чем он чувствовал себя на самом деле. - Но если Господу угодно, чтобы я продолжал жить и строить Кингсбриджский собор, то и десять тысяч лучников не в силах сразить меня.

- Хорошо сказано, - заметил король и, хлопнув Филипа по плечу, направился к собору. Сдерживая дрожь в ногах, приор шел рядом с ним и с каждым шагом, отдалявшим его от замка, чувствовал себя все лучше и лучше. Похоже, он выдержал испытание. Теперь важно было получить от короля недвусмысленное обязательство, ибо скоро он снова будет окружен толпой придворных. Когда они проходили мимо первой шеренги часовых, Филип собрал всю свою храбрость и произнес:

- Мой король, если бы ты соблаговолил написать письмо шерифу Ширинга...

Договорить ему не дали. В смятении к Стефану подбежал один из графов и закричал:

- Милорд, сюда движется Роберт Глостер!

- Что-о-о?! Далеко ли он?

- Близко...

- Почему меня не предупредили? Я ведь выставил дозоры!

- Они двигались Нижним трактом, затем свернули с дороги и пошли напрямик.

- Кто с ним?

- Все графы и рыцари, которые за последние два года лишились своих земель. Ранульф Честерский тоже...

- Уж конечно. Коварный пес!

- Он привел с собой из Честера всех рыцарей да еще целую орду кровожадных валлийцев.

- Сколько их всего?

- Около тысячи.

- Проклятие! Это на сотню больше, чем у меня.

Несколько баронов уже окружили короля.

- Милорд, - обратился к Стефану один из них, - если он подходит к городу по бездорожью, ему придется переходить реку вброд...

- Верно, Эдвард! - согласился король. - Бери своих людей, мчись к броду и подумай, как его удержать. Прихвати с собой лучников.

- Кто-нибудь знает, далеко ли враг? - спросил Эдвард.

- Очень близко, если верить нашему лазутчику, - ответил граф, что первым подбежал к королю. - Они могут добраться до брода раньше тебя.

- Я отправляюсь немедленно, - заявил Эдвард.

- Славный воин! - похвалил король Стефан. Он стукнул кулаком о ладонь. - Наконец-то я встречусь с Робертом Глостером на поле боя. Жаль только, у меня людей маловато. Впрочем, сотня воинов - не такое уж большое преимущество.

Все это Филип слушал в мрачном молчании. Он был уверен, что приблизился к цели, однако теперь королю было не до него. Но Филип не хотел сдаваться. На нем все еще была королевская мантия, и, сняв, он протянул ее Стефану:

- Мой король, вернемся к своим истинным обличьям.

С отсутствующим видом Стефан кивнул. К нему подошел придворный и помог стянуть монашескую сутану.

- Милорд, - подавая королю мантию, сказал Филип. - Мне показалось, ты благосклонно отнесся к моей просьбе.

Стефан выглядел раздраженным; он хотел было что-то ответить, когда вдруг услышал окликнувший его голос:

- Мой король!

Этот голос Филип сразу узнал. Сердце его оборвалось. Он обернулся и увидел Уильяма Хамлея.

- Уильям, мальчик мой! - тепло приветствовал его Стефан. - Ты прибыл вовремя!

- Милорд, - поклонившись, заговорил Уильям, - я привел пятьдесят рыцарей и две сотни воинов из моего графства.

Надежды Филипа обратились в прах.

Стефан не скрывал своего восторга.

- Ну что за молодчина! - радостно воскликнул он. - Теперь у нас преимущество над врагом! - Король обнял Уильяма за плечи, и они направились в собор.

Филип так и стоял, глядя им вслед. Он был почти на пороге успеха, но в конечном счете приходилось признать, что Хамлеево войско оказалось важнее справедливости. Придворный, помогавший королю раздеваться, протянул Филипу его сутану. Филип взял ее, а придворный поспешил догнать короля и его свиту. Филип вновь облачился в монашеское одеяние. Он был страшно расстроен. Приор взглянул на гигантские арки фасада собора. Такие же он надеялся построить и в Кингсбридже. Но Стефан занял сторону Уильяма Хамлея. Король должен был сделать выбор: просьба Филипа или войско Хамлея. Он сделал неправильный выбор.

Единственное, что теперь оставалось приору Филипу, - это надеяться, что в предстоящей битве король Стефан будет разбит.

II

Когда черное небо только начало светлеть, епископ отслужил в соборе молебен. Кони уже были оседланы, рыцари надели свои кольчуги, воины позавтракали, и каждый получил по чарке вина для поднятия боевого духа.

И пока боевые кони в боковых приделах нетерпеливо били копытами и фыркали, Уильям Хамлей вместе с остальными рыцарями и графами стоял коленопреклоненно в нефе и заранее получал прощение за те убийства, которые сегодня ему предстояло совершить.

От страха и возбуждения у него слегка кружилась голова. Если король одержит победу, имя Уильяма навеки будут связывать с ней, ибо люди станут говорить, что именно он привел подкрепление, которое решило исход битвы. Если же король потерпит поражение... всякое может случиться в этом случае. Его била дрожь.