ведь были еще садовники и кучеры. Точно так же и не вся прислуга знала в лицо своих хозяев, так был знаменитый случай, когда Лидия, остановив в холле служанку, спросила, у себя ли лорд Уолден, и получила ответ: 'Пойду узнаю, мадам, - и как о вас доложить?'

Однако, Лидия вспомнила тот день, когда к ней пришла экономка, миссис Брейтуэйт, с известием о том, что Энни придется уйти, так как она беременна. Слова 'беременна' миссис Брейтуэйт не произнесла, сказав, что Энни 'допустила моральную неустойчивость'. И Лидия, и экономка были несколько смущены, но нисколько не шокированы: такое и раньше случалось со служанками, и будет случаться впредь. Их следовало увольнять - только так велись дела в порядочном доме - и, разумеется, без какой-либо рекомендации в подобных обстоятельствах. А без 'рекомендации' служанка, конечно же, не могла найти себе работу в другом доме. Но, как правило, ей и не нужна была работа, так как она либо выходила замуж за отца ребенка, либо возвращалась к своей матери. Впрочем, потом, уже вырастив детей, такая девушка могла и снова попасть в дом к прежним хозяевам, как прачка или кухонная прислуга, или в каком-то ином качестве, но так, чтобы не сталкиваться с господами непосредственно. Лидия предположила, что жизнь Энни пойдет именно по этому пути. Она помнила, что их юный помощник садовника неожиданно уволился и сбежал в моряки - эта новость привлекла ее внимание только потому, что в эти дни так трудно было найти молодых людей для работы в саду за разумную плату - но, разумеется, ей никто не сообщал о связи между Энни и этим парнем.

Мы вовсе не строги, подумала Лидия, как наниматели, и весьма щедры. Тем не менее, Шарлотта все восприняла так, будто я виновата в несчастье Энни. Что там она такое сказала? 'Я знаю, что сделала Энни, и знаю, с кем'. Боже милостивый, где ребенок научился подобному тону? Я всю свою жизнь посвятила тому, чтобы воспитать ее чистой и добродетельной, не такой, как я сама. 'Даже не думаю', писала она дальше.

Она обмакнула ручку в чернильницу. Ей хотелось поделиться своими тревогами с сестрой, но в письме это было так трудно сделать. Но и в личном разговоре не легче, подумала она. По-настоящему ей хотелось поделиться своими мыслями именно с Шарлоттой. Но почему, когда я пытаюсь это сделать, я становлюсь резкой и деспотичной, размышляла она.

Вошел Причард.

- Вас хочет видеть м-р Константин Дмитриевич Левин, миледи.

Лидия наморщила лоб.

- По-моему, я такого не знаю.

- Джентльмен говорит, что у него очень срочное дело, миледи, и он, видимо, думает, что вы помните его по Санкт-Петербургу. - На лице Причарда выразилось сомнение.

Лидия заколебалась. В имени было что-то знакомое. Время от времени русские, которых она едва знала, наносили ей визиты в Лондоне. Сначала они предлагали себя в качестве посыльных, а заканчивали просьбой одолжить денег на проезд. Лидия охотно помогала им. - Хорошо, - проговорила она. - Впустите его. Причард вышел. Лидия снова обмакнула перо в чернила и продолжила: 'Что же можно поделать, если ребенку уже восемнадцать, и у нее есть собственная воля? Стивен говорит, что я слишком много волнуюсь. Я бы хотела...'

Я даже не могу как следует поговорить со Стивеном, подумалось ей. Он только и делает, что утешает. Открылась дверь, и Причард произнес:

- Мистер Константин Дмитриевич Левин.

Лидия через плечо проговорила по-английски:

- Сейчас я освобожусь, м-р Левин. - Она услышала, как дворецкий закрыл за собой дверь, пока она дописывала фразу: '... ему верить'. - Положила ручку и обернулась.

- Как поживаешь, Лидия? - спросил он ее по-русски.

- О, Боже, - прошептала Лидия.

Будто что-то холодное и тяжелое сдавило ей сердце так, что она не могла больше дышать. Перед ней стоял Феликс: высокий, худой, как прежде, в потрепанном пиджаке и шарфе, с этой дурацкой английской шляпой в левой руке. В нем ничего не изменилось, словно она видела его только вчера. Те же длинные, черные волосы, без намека на седину. Та же белая кожа, орлиный нос, подвижный рот и эти грустные, добрые глаза.

- Прости, что я напугал тебя.

Лидия не могла вымолвить ни слова. Внутри нее бушевала буря чувств: потрясение, испуг, восторг, любовь и ужас. Она всматривалась в него. Нет, он постарел. Морщины избороздили его лицо: две глубокие складки на щеках и маленькие в углах его красивого рта. То были следы боли и страданий. В выражении его глаз появилось что-то, чего там раньше не было - может быть, безжалостность или жестокость, а, может, просто твердость. Вид у него был усталый.

Он тоже внимательно разглядывал ее.

- Ты выглядишь, как девушка, - сказал он с восхищением.

Она отвела от него глаза. Ее сердце бешено колотилось. Из всех чувств остался один ужас. А что, если Стивен вернется домой рано, пронеслось у нее в голове, и зайдет сюда, и в его взгляде прочитается вопрос: А кто этот человек? А я покраснею и начну что-то бормотать и...

- Скажи же что-нибудь, - промолвил Феликс.

Она вновь взглянула на него. С огромным усилием произнесла:

- Уходи.

- Нет.

Вдруг она поняла, что у нее не было силы воли заставить его уйти. Посмотрела на колокольчик, которым можно было вызвать Причарда. Увидев это, Феликс улыбнулся, будто прочитал ее мысли.

- Прошло девятнадцать лет, - сказал Феликс.

- Ты постарел, - резко бросила она.

- А ты изменилась.

- А чего ты ожидал?

- Ожидал именно этого, - сказал он. - Того, что ты побоишься самой себе признаться в том, что рада видеть меня.

Он всегда проникал в ее душу насквозь своими нежными глазами. Какой же смысл было притворяться? Он прекрасно различал притворство, вспомнила она. С первой же их встречи он понял ее всю.

- Что ж, - произнес он. - Разве ты не рада?

- Я еще и напугана, - проговорила она и тут поняла, что призналась в том, что рада. - А ты? - быстро спросила она. - А что чувствуешь ты?

- Я мало что вообще чувствую теперь, - сказал он. И странная, страдальческая улыбка вдруг озарила его лицо. Раньше она никогда его таким не видела. Интуитивно она поняла, что сейчас он говорил ей правду. Взяв стул, он сел рядом с ней. Она резко отодвинулась.

- Я не причиню тебе вреда, - проговорил он.

- Вреда? - Лидия нервно рассмеялась. - Ты погубишь всю мою жизнь.

- Мою ты погубила, - ответил ом, и затем поморщился, будто удивившись самому себе.

- О, Феликс, я не хотела.

Он весь так и напрягся. Повисло тяжкое молчание. Снова улыбнувшись той страдальческой улыбкой, он спросил:

- Так что же случилось?

Она колебалась. Тут ей пришло в голову, что все эти долгие годы она только и мечтала рассказать ему все.

- В тот вечер, когда ты порвал мое платье... - начала она.

- Что же ты будешь делать с этой дыркой в платье? - спросил Феликс.

- Горничная зашьет ее перед тем, как я появлюсь в посольстве, ответила Лидия.

- Так твоя горничная носит с собой иголки с нитками?

- Для чего же еще брать горничную, отправляясь на званый ужин?

- Действительно, для чего? - Лежа на постели, он смотрел, как она одевалась. Она знала, что ему нравится наблюдать за этим. Однажды он изобразил, как она натягивает панталоны, и она хохотала до упаду.