грузовик! - крикнул Росин.

...Дед лежал в кузове, и рядом с ним сидел Юрка. Партизаны стреляли по настигавшему их грузовику с солдатами. Машины давно уже выскочили на дорогу в лес и сейчас приближались к тому месту, где был в лесу интрохронолет. Бросив грузовик на обочине, партизаны цепью уходили в чащу. Деда несли на руках. Пули сбивали ветки, с визгом проносились между стволов. Отрывистые слова немецких команд раздавались все ближе. У интрохронолета партизаны залегли, отвечая гитлеровцам короткими, отрывистыми очередями.

- Улетай, летчик! - крикнул, привстав, комиссар и тут же, прошитый очередью, упал ничком в снег.

Деда уже спустили в люк, Росин втолкнул вслед за ними Юрку. Оставшиеся еще в живых партизаны продолжали отстреливаться.

Росин захлопнул за собой люк. Мгновение он сидел неподвижно, представляя сейчас, что происходит снаружи. Двое-трое партизан могли бы поместиться в кабине вместе с ним, Дедом и Юркой, но он понимал, что ни один из них не согласился бы сейчас на это. Никто не хотел спастись ценой жизни других. Сжав зубы, Росин взялся за рычаги.

Он понимал: скорее всего уже никому из партизан не удастся спастись. Но они спасли своего командира, потому что Дед был еще жив и, следовательно, его обязательно спасут в XXV веке. А что будет на хроносовете? Но сейчас некогда об этом думать...

Интрохронолет уже был в зоне перехода, на высоте семидесяти километров. Росин еще раз взглянул на Деда, лежавшего на полу, и на испуганно съежившегося в углу кабины Юрку. Росин еще не знал, что ровно месяц спустя он высадит на этой же поляне исцеленного Деда и Юрку, и ни тот, ни другой не будут помнить о XXV веке и о нем самом, потому что все это будет стерто из памяти. Им будет казаться, что они единственные, кому удалось спастись из всего партизанского отряда, что они долго скитались по лесу; и они вернутся в освобожденную уже деревню.