расспросы. Его нарочитая веселость была совершенно неуместной после того, что они слышали. Когда Лилиана уже с трудом скрывала раздражение, он наконец проводил ее обратно в дом. Проходя мимо кабинета, где царила тишина, она испуганно подумала, не убили ли отец и сын друг друга. Но в этот момент им навстречу вышел Макс со шляпой Бенедикта, и тот, бросив на дворецкого тревожный взгляд, схватил ее за руку:

— Видите? Они уже поговорили. Лилиана вырвала у него руку.

— Лорд Килинг ждет вас в карете, милорд, — объявил Макс, протягивая гостю шляпу.

— А лорд Олбрайт? Где он? — спросила Лилиана.

— Наверху, мадам. — Дворецкий как-то странно посмотрел на Бенедикта. — Его светлость требует вас к себе. И он исчез в том направлении, откуда появился.

— До скорой встречи, — сказал Бенедикт, глядя на ее губы. — Я же говорил вам, что не стоит беспокоиться.

Но когда он шел к лестнице, в его торопливой походке Лилиана заметила такое же беспокойство, как и во взгляде Макса.

Отец назвал его недееспособным. Слишком немощным, чтобы управлять поместьем. Арчи найдет адвоката, и тот состряпает представление в суд. Эдриан не сомневался, что у Арчи есть шанс установить над Лонгбриджем опеку до совершеннолетия наследника, однако самонадеянный Арчи не сможет помешать ему хотя бы в этом. Впрочем, Эдриана не слишком беспокоило, что он произведет на свет ребенка, которого никогда не увидит и не сможет содержать. Его волновало, что Арчи в чем-то прав. Он безрассудный глупец. С момента убийства Филиппа он все глубже скатывается в ад и тащит за собой свою жену. Даже если она захочет освободиться от него, ей не выйти замуж за Бенедикта. Ни обычаи, ни закон не позволят Лилиане найти истинное счастье после того, что он натворил.

Эдриан завидовал силе духа, которую она проявила. Да, ее необъяснимая самоотверженность его раздражала, но и восхищала безмерно. Этот чудовищный поступок, окончательно испортивший ей жизнь, был только началом. Если Арчи повезет с иском, разразится грандиозный скандал. Его безрассудство и жажда мести погубили Лилиану, но ирония заключается в том, что на этот раз Арчи победил.

Когда скрипнула дверь, он повернул голову, теперь уже благодарный за вторжение, поскольку его тошнило от самого себя.

— Эдриан? — тихо спросила она. — Ты не вышел к ужину, и я подумала… возможно…

— Я не умер, не лег под одеяло и не рыдаю во сне.

— О! Хорошо. В таком случае я тебя оставлю.

— Что за внезапная сдержанность, Лилиана? Ведь раньше ты требовала моего внимания, — удивился Эдриан, осторожно вставая и поворачиваясь на ее голос.

— Я бы не хотела тебе мешать, если ты… ну, ты знаешь…

— Пожалуйста, входи и садись рядом. Сегодня мне нужна компания. — Он протянул к ней руку и улыбнулся.

Прошла секунда, другая, потом он услышал, как она приближается к нему. В его ладонь скользнула маленькая рука, и он поднес ее к губам с невольным раскаянием.

— Тебя наверняка удивило случившееся, — виновато произнес он.

— Я… да.

— Хорошо, Лили. Я ненавижу быть дурным вестником, но луна, очевидно, превратилась в круг сыра. — Ответа на его колкость не последовало, но он почувствовал, что она затаила дыхание. Нет смысла оттягивать неизбежное. — Арчи намерен отобрать у меня Лонгбридж. Надеюсь, ты проявишь наконец благоразумие и вернешься в Грейндж до того, как я причиню тебе еще больший вред.

— Н-но это невозможно!

— Почему? Не так легко, но возможно. Он собирается нанять адвоката, чтобы тот представлял его дело в суде.

— Его дело? Какое дело?

— О недееспособности, ибо я не в состоянии должным образом заботиться о своем имуществе.

Дело, которое будет аргументировано интересами будущего наследника. Он станет доказывать, что я ослепил себя при неудачной попытке самоубийства, следовательно, я не в своем уме и не могу вести никаких дел. Поэтому мое имущество должно быть сохранено для моего сына, а душеприказчиком будет он сам. Со всеми вытекающими отсюда последствиями. — Эдриан умолк. Как ни странно, он почувствовал, что Лилиана покраснела.

— Но у тебя… нет наследника, — тихо сказала она.

— В том-то и деликатность вопроса. Теоретически я могу его иметь, и это осложняет ситуацию. Но он ни перед чем не остановится, чтобы отобрать у меня Лонгбридж.

Эдриану казалось, будто говорит кто-то другой, смутно ему знакомый, и он не испытывал ничего, кроме пустоты в сердце. Так случалось всякий раз, когда дело касалось Арчи.

— Но зачем он это делает? Почему он так… так…

— Так меня ненавидит? — усмехнулся Эдриан. Как ей объяснить? — Это давняя история, вряд ли подходящая для леди.

— Я знаю, ты считаешь меня простушкой, но тебе нет нужды обращаться со мной как с ребенком.

— Я далек от того, чтобы считать тебя простушкой, Лили, — засмеялся он. — Раньше — да, а теперь уже нет. Я считаю тебя женщиной большого мужества, которой я часто и незаслуженно причинял боль.

Он наконец признал это. А для «негодяя» сказать такое — значит сказать чрезвычайно много.

Ни слова в ответ. Эдриан представил, как она смотрит на огонь и в ее зеленых глазах отражается мучительное беспокойство.

— Чем бы ты ни захотел со мной поделиться, я готова это выслушать, — ответила Лилиана. — Не знаю, как выразиться яснее, Эдриан. Я хочу тебе помочь и сделаю для этого все, что в моих силах. Происшедшего между нами уже нельзя изменить, но… — Она в нерешительности умолкла, и он потянулся к ней. Увы, маленькое утешение, которое он дал ей сейчас, выглядело… запоздалым. — Но ты не можешь сказать мне ничего такого, что изменило бы мои чувства к тебе, — тихо произнесла она.

Господи, чем он это заслужил? Какая непостижимая логика заставила ее сохранить чувства к нему? Ладно, тогда ему придется рассказать ей все. Даже самое неприятное.

— Ты не оставила мне выбора, — хрипло произнес Эдриан.

И, запинаясь, он начал говорить. Отец презирал своего наследника с первого момента, как тот появился на свет, поскольку считал его мать шлюхой. Но когда Эдриан перешел к описанию своего одинокого детства, голос у него окреп, слова, которые он всю жизнь хранил в самой потаенной части души, теперь рвались наружу, тесня друг друга в стремлении обрести наконец свободу.

Он говорил о постоянных оскорблениях и брани, о слепой любви Арчи к младшему сыну, о лени, безволии и малодушии Бенедикта, о махинациях отца, которые он превращал в золото. Не умолчал даже о распутстве, азартных играх и скандальной репутации «негодяев», которую они прилежно себе зарабатывали, рассказал о друзьях, значивших для него больше, чем семья.

Остановившись, чтобы перевести дух, Эдриан услышал, что она встала с кресла и прошла мимо. На какой-то ужасный момент ему показалось, что Лилиана, преисполненная отвращения, уходит совсем, но она вернулась со стаканом бренди. Эдриан с благодарностью сделал глоток, а когда внутри разлилось тепло, он наконец сказал, что сам дал Арчи повод лишить его наследства.

Лилиана узнала о каждой минуте того ужасного вечера.

О шоке при виде пистолета, направленного ему в грудь. Об ужасе при осознании, что он убил одного из лучших своих друзей. О вине, мучившей его до сих пор. О том, как Арчи отобрал у него Килинг-Парк и он в безумной жажде мщения разыскал ее. О том, как сожалеет, что причинил ей зло. И это сожаление заставило его напиться до беспамятства; он даже не знает, что случилось с ружьем.

Прошла целая вечность, прежде чем Лилиана заговорила.

— Все понятно, кроме одного. Почему он презирал своего первенца с момента его рождения?

Да, кроме одного. Но в этом вся его жизнь, лежащая осколками на полу между ними.

— Потому что мое рождение не связано с законным браком, — мрачно засмеялся Эдриан.

— Как ты узнал?

— По словам, которые он бросал моей матери, по его презрению ко мне, по абсолютному обожанию Бена. Я внебрачный сын, и за это Арчи меня ненавидит. — Эдриан снова засмеялся. — Он не мог заставить себя признаться, что был рогоносцем. Он предпочел уничтожить меня, поскольку я единственное напоминание ее неверности. И боюсь, он в конце концов своего добьется. Вот почему тебе надо уехать. Это мой удел, а не твой. Моя скандальная тайна, и расплачиваться за нее ты не должна.

Молчание нервировало Эдриана. Господи, дай ему увидеть ее хотя бы раз, сию минуту, увидеть, был ли у нее в глазах тот же свет — или отвращение, чего он очень боялся.

Он не уловил движения, пока не ощутил ее руку на своей ладони и ее губы, целующие его пальцы.

— Я не позволю ему причинять тебе боль! — поклялась она.

Эдриан застонал. Как много она еще не в состоянии понять, не знает, что могут сделать друг другу отец и сын.

— О, жизнь моя, я больше не позволю ему оскорблять тебя. Никто никогда тебя не обидит. — Лилиана похлопала его по руке и подняла со стула.

— Лилиана…

Она прижала палец к его губам, затем медленно повела куда-то.

Эдриан осторожно ступал по ковру, ничего не сознавая, кроме своего отчаянного желания увидеть ее, и несказанно удивился, стукнувшись ногой о кровать. Прежде чем он успел среагировать, Лилиана толкнула его на матрас и упала сверху.

— Я люблю тебя, Эдриан, — прошептала она и быстро закрыла ему рот поцелуем.

Невозможно! Он пытался оттолкнуть ее, до смерти напуганный значением этих слов и тем, что они сказаны именно сейчас, после всех его признаний. Но что-то уже отозвалось на ее поцелуй. Он даже не заметил, как попытки освободиться вдруг превратились в страстные объятия. Эдриан чувствовал каждый изгиб под тонкой материей платья.