на корточки, чтобы напиться. Его бедро, еще недавно прикасавшееся к ее бедру, внезапно напряглось под бриджами. «Господи, какая жара!» — подумала Лорен и сняла шляпку. Алекс плеснул водой себе на лицо. Мышцы его спины напряглись, и Лорен попробовала представить себе, как выглядит его спина под сюртуком. И тут же пожалела об этом, поскольку у нее появилось какое-то странное ощущение. И чтобы воображение не завело ее чересчур далеко, она резко повернулась и пошла вперед.
Алекс тоже пытался справиться со своими чувствами, но бесполезно. Господи помилуй, когда-то он видел только ее глаза, а теперь видит ее всю — и гибкую фигуру, и выделяющиеся под облегающим платьем изящные линии ее тела, и кончики тонких пальцев, в которых она небрежно держит шляпку. Он замечает все до мелочей — и то, как она теребит нижнюю губу, придя в волнение, или опускает глаза, когда на душе у нее спокойно. Сейчас он следил, как она идет по лужайке с беспечным видом.
Волосы у нее были стянуты на затылке, и он вспомнил, какими они были, когда он впервые встретился с ней на тыквенной бахче, — густыми, волнистыми, распущенными. Он медленно выпрямился, представив себе, как она, нагая, лежит в его постели в ореоле собственных волос. Проклятие, нечего ему здесь делать. Вспомнил Марлен, ее глаза. Большие, карие, очень красивые.
Только они не блестят, как у Лорен.
Она остановилась, чтобы понюхать сирень. Мысль о том, что она может выйти за этого немца, пронзила его словно шипом. Но что ему за дело до этого? Нет, этот ангел слишком очарователен, слишком красив… слишком хорош для баварца. Лорен слишком хороша для любого мужчины, любого, кроме…
Стоп! Хватит думать об этом.
Лорен отвернулась от куста сирени, рассеянно вертя в руках свою ненужную шляпку, и улыбнулась ему.
— Интересно, — спросил он наконец, — как вам удалось убежать от этого Гнуса? Он вечно крутится возле вас. Лорен нахмурилась:
— Вы имеете в виду Магнуса? Он мой друг. Иногда сопровождает меня. Он приехал погостить в Лондон. Алекс с сомнением выгнул бровь.
— Вот как? Что-то не замечал, чтобы он бывал в гостях у кого-нибудь, кроме вас.
— Это потому, — она с вызовом вскинула голову, — что он мало с кем знаком в Лондоне. И светская болтовня его не занимает.
— А сиротки занимают? — бросил он, сам удивившись столь бестактному вопросу.
Но, увидев, что от негодования ее брови взлетели вверх, удовлетворенно улыбнулся.
— В действительности он попал в Лондон через Роузвуд. Он видел детей и нашел, что они замечательны.
— Полагаю, иначе и быть не могло, раз он добивается вашей руки.
Она крепко обхватила себя за талию. Шляпка болталась сбоку, и Алекс понял, что невидимая под платьем ножка взволнованно постукивает о землю.
— Он не собирается добиваться моей руки, — безапелляционно заявила молодая женщина. — Граф Берген — это… — Она опустила глаза. Шляпка в руке замерла. — А когда состоится ваша свадьба? — внезапно спросила она.
Боже, удар ниже пояса! Мало того, что он чувствует себя законченным подлецом из-за своего вчерашнего поступка, который Лорен сочла просто распущенностью, и постоянно преследует ее, так она еще заговорила о его свадьбе именно в тот момент, когда ему меньше всего хочется думать о Марлен.
— В августе, — с трудом выдавил он.
— Леди Марлен будет великолепна в подвенечном наряде. — Она натянуто улыбнулась, в то время как глаза говорили совсем другое.
— Не так великолепна, как вы, — тихо произнес он. Лорен бросила на него изумленный взгляд.
— Прошу прощения, ваша милость, но ваши комплименты… они смущают меня, — помрачнев, сказала Лорен.
Смущают и раздражают, это он вполне допускает. Но вовсе не так, как порыв неоправданной, необоснованной ревности. Алекс резким движением снял шляпу, провел рукой по волосам. Лорен склонила голову набок и, мило нахмурившись, смотрела на него. На ее лице играли тени ивовых листьев, и это напомнило Алексу прекрасную картину — из тех, в которых каждый раз находишь что-то новое для себя. Сердце его взволнованно забилось.
— Вы любите живопись? — неожиданно спросил он. Она удивленно взглянула на него:
— Простите?
— Вы любите живопись? Портреты, например? Она смотрела на него так, словно он попросил ее пристрелить его бесценную кобылу.
— Я… я… А почему вы спрашиваете? — настороженно спросила она, глядя, как он приближается к ней.
— Вы как портрет.
— Портрет?
Бесценный портрет, подумал он, который в данный момент принадлежит ему одному.
— Это вас беспокоит?
— Ну… а какой портрет? — озадаченно спросила она.
Он с небрежным видом обошел вокруг нее, тайком восхищаясь ею и делая вид, что любуется окружающим пейзажем. Потом остановился у нее за спиной, восхищаясь ее лебединой шеей, мягким изгибом плеч.
— Вот какой портрет, — пробормотал он.
Она была явно ошеломлена, щеки ее порозовели. Алекс остановился перед ней. Она в смущении рассматривала пуговицы на его жилете.
— Шекспир, — прошептал он, — написал эти строки о вас.
Она медленно подняла ресницы.
— Лживая лесть, ваша милость.
— Это не лесть, уверяю вас. Жаль, что этикет не позволяет нам открыто восхищаться прекрасным.
Румянец ее стал гуще, и она улыбнулась широкой улыбкой — впервые после приема у Грэнбери; у него перехватило дыхание. До боли захотелось прильнуть к этим полным розовым губам, и он провел костяшками пальцев по ее щеке. Лорен вздохнула, и в этот короткий ослепительный миг Алекс увидел своего ангела. Сверкающие сапфировые глаза, темные ресницы, слегка приоткрытые губы.
— Вы, — прошептал он, — несравненная красавица. И эти слова, мадам, исходят из самой глубины моего сердца. Она поспешно отступила на шаг.
— Ваша милость, не надо так говорить, это нехорошо…
— Когда-то вы называли меня по имени. Произнесите же его, Лорен. — Он преодолел разделяющее их пространство и коснулся ее шеи в том месте, где она плавно переходила в плечо, ощутив шелковистость ее кожи. Ее глаза расширились. — Произнесите же мое имя, — повторил он, ласково взяв ее за плечо и привлекая к себе.
— А-алекс, — запинаясь, выговорила она. По спине его пробежал холодок. — Алекс, — повторила она едва слышно.
Когда его губы коснулись ее губ, она задрожала, и Алекса молнией пронзило желание. Господи, какая же она сладостная! Его руки гладили ее шею, а губы медленно и искусно преодолевали сопротивление ее губ. Захлестнутый волной наслаждения, он, весь пылая, прижал ее к своему возбужденному телу. И тут почувствовал, что она крепко обвила руками его шею, а ее губы робко раскрылись.
Господи помилуй, он весь был в огне. Язык его проскользнул внутрь ее нежного рта, и когда ее язык оказался между его губами, он содрогнулся, охваченный безумной страстью.
Видимо, она сделала что-то, отчего он еще сильнее сжал ее в объятиях. Его язык так неистово бился о ее язык, что прорвал оборону ее губ, и ей захотелось ответить так же неистово. Волосы, связанные на затылке простым узлом, рассыпались по плечам; Алекс сжал прядь в кулаке. Он целовал ее все
