это ты перемазан? Что-то черное, липкое…

– Это кровь демона, Карела. Михар… Это она порезала меня своим кинжалом, прежде чем я успел оттолкнуть ее. Тогда я не думал о том, чтобы пустить в ход защитные силы, которыми Табасх всегда пользовался. Ша Мрэль не мог больше себя защитить, – грустно улыбнулся юноша.

– Зачем ты?! – Карела задохнулась от испуга. – Не смей произносить это имя!

– Тихо, не волнуйся. Я знаю, что теперь могу его произносить и слышать. Ты победила каменного великана, и теперь заклятье, наложенное на мохнача, растаяло. – Табасх оперся на руку Карелы и приподнялся.

– Но ведь теперь… Если нет великана, ты никогда Не сможешь стать. – Карела прикусила язычок.

Табасх побледнел, губы его задрожали, но он взял себя в руки:

– Да, ты права. Горько как… И жить мне больше незачем.

Опершись на руку, Табасх отвернулся от девушки. Плечи его поникли.

– Да брось ты, – бодро сказала Карела. – Мы уедем с тобой из Серого ущелья и будем странствовать вместе, и ты будешь снова превращать мерзавцев в крыс и лягушек…

– Ты думаешь? Нет, Карела, ты не понимаешь, – пробормотал Табасх и, пошатнувшись, снова свалился на колени Кареле. – Да что же это мне так плохо? Тело совсем не слушается. И болит…

– Табасх, а вдруг?.. – Карела замялась, но решила все же сделать смелое предположение. – А вдруг твоя магия оставила тебя? Вдруг ты уже стал человеком и поэтому не можешь понять, что с тобой?

– Ах, если бы так! – вздохнул Табасх, и в глазах его заблестели слезы. – Все мое при мне. Запомни, Карела, Деркэто никогда не меняет своих решений! Она дала мне шанс: был один способ для демона обрести покой. Его больше нет, этого способа, нет и разговоров о нем.

– Теперь ты проклянешь меня за то, что я лишила тебя твоей мечты. Я своими руками разрушила оба заклятья Деркэто. Ты проклянешь меня, а богиня не иначе как выберет для меня самую страшную из своих казней, – горестно прошептала Карела.

Юноша попробовал встать, но снова потерпел неудачу. Сжав рукой плечо Карелы, он легонько потянул ее к себе, заставляя наклониться.

– Я умираю, Карела, – тихо сказал Табасх. – Прямо сейчас я ухожу в те самые смрадные глубины мрака, из которых я был рожден. Но даже опустившись туда, моя душа никогда не забудет тебя и никогда не помянет дурным словом. За все, что ты для меня сделала, я тебе благодарен. А Деркэто и ее страшная казнь… Опомнись!

Не гневи богиню, Карела! Неужели ты не видишь, как добра и щедра она к тебе?!

– Она отняла у меня друга, – упрямо произнесла Карела.

– С судьбой не поспоришь, – вздохнул Табасх. – Но это не повод, чтобы стать слепой, Карела. Сама посуди: моя глупая сестра жила пустой страстью стать великой, прекрасной и могущественной. И ради этого она собиралась растоптать каждого, кто встал бы у нее на пути. Она все отдала для своей мечты. Но именно тебе, а не кому-то еще, удалось не только помешать ей, но и занять то место, которая она прочила себе.

– Какое место, Табасх? – растерялась Карела.

– Место земного воплощения Деркэто.

– Но я не пила крови демона, – возразила девушка.

– Еще не поздно. Черная кровь еще не просохла, – серьезно сказал Табасх.

– Да ты спятил! – Карела брезгливо содрогнулась. – Ни за что на свете не стану этого делать, даже если ты меня попросишь!

– Не стану просить. Потому что, по большому счету, тебе это ни к чему, – улыбнулся стигиец, – Потому что тебя Деркэто уже выбрала, и не сейчас, а с самого твоего рождения. Именно она дала тебе такое прекрасное тело, против которого не могут устоять даже демоны. Это она дала тебе немереную гордость и завидное упорство. Она дала тебе силу духа и решительность действия. У тебя есть все, чтобы прямо сейчас взять власть над своей судьбой. И большинство из тех, кто встретятся на твоем пути, осознают твою силу и преклонят перед ней колени.

– О боги, боги, – прошептала Карела. – Почему ты решил, Табасх, что мне нужно, чтобы передо мной преклоняли колени? Я хочу, чтобы с моими желаниями считались, но я не терплю рабства.

– Тебе придется иметь с ним дело, моя прекрасная Карела. Люди бывают только двух сортов: рабы и их повелители. Для того, чтобы быть рабом, не обязательно носить цепи. А чтобы стать повелителем, не обязательно хлестать плетью. Ты будешь повелевать, Карела, потому что для иного ты не создана.

– Ты пророчишь мне такую легкую жизнь? – всхлипнула Карела, чувствуя, как из тела ее друга, и без того чуть живого, уходит последняя сила.

– Не легкую, Карела. Твоя жизнь станет такой, какой ты захочешь. Но будут рядом с тобой не только псы, лижущие тебе ноги из животного страха перед тобой, и не только те, кто поймет, примет тебя, захочет разделить с тобой свою жизнь и на все будет готов ради тебя. Будут и иные Запомни: две неистовые души, в которых бушуют страсти, не уживутся рядом, если не откроются друг для друга. Берегись того, Карела, кто познает твою неистовую душу, но не поспешит раскрыть свою. Такой человек опасен, и может принести тебе несчастье.

– Тот, кто посмеет ранить мою гордость, Табасх, будет иметь дело с моим клинком!

– Кто знает, Карела? Возможно, что душа твоя будет кровоточить и сочиться болью, но руки твои не подымут клинка. Не зарекайся, Карела. И не забывай моих слов. Где твоя новая сабля?

– Здесь, – Карела взяла ее в руку.

– Теперь это обычное оружие. Больше оно не придаст сил усталым рукам и не подскажет тебе, где друг, а где враг. Но помни, что сама Деркэто вручила ее тебе.

– Ее вручил мне ты, Табасх.

– Нет, – улыбнулся он. – Не я. Но это не важно. Пусть она подольше будет с тобой, как напоминание о том, на что ты на самом деле способна.

Табасх прикрыл глаза и замолчал.

Где-то в том конце пещеры, где громоздились не успевшие провалиться плиты пола, послышалось шуршание. Окровавленная невысокая фигура показалась над завалом. Исцарапанные ноги, изорванный шелк и испачканные спекшейся кровью длинные черные волосы. Это была проклятая стигийская колдунья. Ее глаза просто заплыли жгучей ненавистью. Видела ли Михар то, что произошло в храме, или нет, неизвестно. Но увидев Табасха и Карелу с грозным оружием Деркэто, она остановилась, как вкопанная, и ахнула.

И хотя в руке ее по-прежнему был сверкающий кинжал, она явно не собиралась проверять его в деле против сабли Деркэто. Развернувшись, она бойко принялась карабкаться назад, не иначе как к своим магическим талисманам.

Карела уже стала вставать, чтобы задержать ее, но Табасх открыл глаза, закусил губу и, морщась, сел. Одной рукой удержав Карелу рядом с собой, он поднял другую, задышал глубоко и часто и сделал резкое движение кистью, словно швырял что-то вдогонку Михар. Это что-то оказалось пламенем. Не тем белым огнем, которым сгорела на горном валуне несчастная чайка, и не тем холодным зеленым огнем, который растопил злобный волшебный камень. Это было жаркое алое пламя. Языки огня в одно мгновение охватили низкую фигурку стигийки.

С предсмертным криком боли живой факел упал куда-то вниз, в разломы плит.

– Табасх, разве… – начала Карела, но, взглянув на друга, замолчала на полуслове.

Юноша лежал, неловко раскинув руки и чуть приоткрыв рот. Его темные глаза неподвижно смотрели в потолок.

– Деркэто, где же милость твоя?! – Карела взяла в ладони голову Табасха и прижалась губами к его бледному лбу.

– С тобой, Карела, милость Деркэто пребудет вечно. И помни, что ястребы не плачут. Особенно рыжие… – прошептал юноша и затих.

Карела припала к его груди. Сердце не билось. Весь выложился Табасх в последнем порыве своей ненависти и приблизил свой конец.

– Ястребы не плачут, – эхом отозвалась Карела. Она медленно встала и подняла голову. – Не плачут…