приезда «скорой», и Лиза решила, что бабуля скончалась. Но теперь Лиза видела разительное отличие между
Бабуля была мертва.
Минут десять Лиза просидела на полу рядом с бабулей, онемевшая от потрясения – бабули больше НЕ БЫЛО. Она оказалась совершенно не готовой к
Собравшись, наконец, с духом, Лиза перетащила бабулю в комнату. Потом поочередно – сначала туловище, затем ноги – уложила ее грузное тело на кровать. Это отняло у Лизы почти все силы. Видимо, в молодости (которую она не могла представить) бабуля была чрезвычайно крупной женщиной, да и сейчас она раза в полтора оставалась тяжелее девушки.
Когда Лиза закончила все действия с перемещением тела бабули, часы показывали около семи вечера. Вызывать «скорую», похоже, было незачем, – скорее всего, ей ответят, что нужно просто взять паспорт бабули и отправиться в поликлинику, чтобы заявить о смерти. «Потом в похоронное бюро…» – Лиза еще помнила, как занималась всеми этими процедурами, когда умерла мама. Если бы у них в квартире был установлен телефон, многое можно было бы сделать уже сегодня, или, по крайней мере, заранее спланировать завтрашний день, но она успеет только… И еще нужно было взять деньги на возможные расходы. Деньги, как паспорт и другие документы, находились под матрасом бабули. Лиза поморщилась: значит снова придется касаться мертвого тела. Однако это было НЕОБХОДИМО.
Она посмотрела на бабулю. Казалось, в выражении ее лица таилась угроза: «Только тронь меня снова». Лизе вдруг представилось, как
И только теперь Лиза осознала, что должна провести ночь одна – в квартире с мертвой бабулей.
Она стала двигать бабулю к стене, стараясь держаться как можно дальше от ее воскового лица. Мягкое, еще неостывшее тело лишь в первый момент показалось податливым: оно продавливалось, вздрагивало от толчков, как мешок, набитый старой гнилью, но почти не сдвигалось с места, будто сопротивляясь.
Сантиметр за сантиметром тело бабули двигалось к противоположному краю кровати – туда-назад… туда-назад… – пока, наконец, не оказалось у самой стены, и не высвободилось достаточно места, чтобы приподнять матрас.
Лиза просунула руку и вытащила из-под него пухлый полиэтиленовый пакет. Потом отступила на пять шагов и изнеможенно рухнула на свою кровать в противоположном углу комнаты.
Минуту спустя она бросила опасливый взгляд в сторону бабули и решила, что ей будет гораздо спокойнее просмотреть содержимое пакета на кухне.
В нем оказался большой блокнот в темно-коричневой потертой обложке (у Лизы промелькнула мысль, что в нем, вероятно, могут находиться адреса родственников, которым следует сообщить о смерти бабули, но она ее тут же отбросила), пожелтевшая от старости фотография молодого мужчины в военной форме (она видела его впервые, тем не менее, догадалась сразу, что это ее дед; бабуля никогда не показывала ей эту фотографию); еще в пакете обнаружились кое-какие документы, в том числе паспорт бабули, несколько старых писем, еще один пакет поменьше, аккуратно завернутый в тонкую материю, – его Лиза отложила отдельно в сторону, чтобы просмотреть его содержимое позднее. И деньги.
Денег было много. По крайней мере, для Лизы – столько она не держала в руках никогда. Примерно пенсия бабули за год, а может, и больше. Вряд ли та собирала себе на похороны, – не смотря на ситуацию, Лизой овладело угрюмое раздражение: некоторые купюры уже давно успели выйти из оборота, другие не первый год пожирались инфляцией, – а она привыкла ежедневно отказывать себе во всем.
Правда, найденной суммы вполне хватало, чтобы относительно нормально прожить несколько месяцев не работая. Хотя вряд ли это тянуло на равноценную компенсацию за четыре кошмарных года, проведенных с бабулей вдвоем.
Развернув меньший пакет, Лиза с удивлением обнаружила вещи мамы: несколько золотых украшений (которые она неоднократно пыталась отыскать после ее похорон и, в конце концов, решила, что они либо бесследно исчезли неким загадочным образом, либо – во что Лиза верила больше – на них молча наложила руку бабуля), носовой платок, в уголке которого Лиза сама в десятилетнем возрасте вышила имя мамы к ее дню рождения, и неподписанный конверт без марки. Внутри него зашелестел листок бумаги. Лиза достала и развернула.
Это оказалось письмо… адресованное ей.
От мамы.
«Любимая моя доченька!
Меньше всего на свете мне хотелось бы, чтобы это письмо попало к тебе в руки. Потому что это означает, что нашла ты его случайно, разбирая мои вещи. Уже после похорон.
(У Лизы потекли слезы, но она лишь смахнула их машинальным движением, продолжая читать дальше.)
Надеюсь, когда-нибудь порву его сама, если мне станет лучше. В последнее время мне кажется, что у меня рак. Силы куда-то улетучиваются, будто что-то сосет… (дальше целая строчка густо зачеркнута чернилами) Но ты и сама, наверное, понимаешь или поймешь когда-то, что я не могу сейчас… (опять зачеркнуто)…потому предпочитаю не знать наверняка.
Более всего меня сейчас беспокоит твоя нелюбовь к бабушке, поэтому я и решила написать это письмо. Помни, сегодня ты мне кое-что пообещала (Лиза еще раз перечитала последнюю строчку: сегодня ты мне кое-что пообещала… – выходит, письмо было написано меньше чем за сутки до смерти мамы), но я боюсь, через год или два сегодняшний разговор покажется не таким уж важным. Прошу тебя еще раз: пожалуйста, Лиза, не забывай, что она моя мать. Скажу даже больше – она самая лучшая мама на свете! Во всяком случае, я помню ее такой до того страшного дня, пока она не… даже не знаю, как тебе это объяснить – не умерла и не воскресла? Это, кажется, называют еще клинической смертью. Мне было тогда всего девять лет, и об этом случае я знаю только из чужих рассказов. Бабушка выпала из лодки на озере и едва не утонула. Вернее… (зачеркнуто) Она никогда не умела плавать. Пока ее вытащили из воды и приехали врачи, она уже… Ее посчитали мертвой и даже не пытались что-то предпринять, потому что время клинической смерти имеет определенные границы, а прошел уже гораздо больший срок. Намного больший. Но по дороге в морг она вдруг закашлялась, ее начало рвать водой из озера, а потом она пришла в себя. Врачи сказали, что это чудо.
Но с того дня она сильно изменилась (последнее слово было жирно выделено чернилами). Я думаю, это из-за пережитого. Жаль, ты никогда не видела ее той, прежней. Чтобы не случилось, не бросай ее. Хотя бы ради меня.
Молюсь, чтобы ты никогда не прочла это письмо.
Очень люблю тебя, мама».
Затем, успокоившись, Лиза перечитала письмо еще раз.
– Я сдержала свое обещание… – произнесла она вслух, вытирая кончиками пальцев уже почти сухие глаза. – Я сдержала свое обещание, мама.
Взгляд снова вернулся к конверту с письмом, и на ее лице отразилось недоумение. Почему бабуля скрывала его существование? И почему письмо вообще оказалось у старухи?
Но, похоже, все ответы бабуля унесла с собой.
Помимо маминых вещей, в меньшем пакете Лиза нашла еще кое-что: небольшую белую картонку, сложенную вдвое и от этого похожую на обложку для тонкой книжки либо на карманную папку энтомолога – сходство рождали невысокие, миллиметров пять, бортики, не позволявшие соприкасаться сторонам в сложенном виде.
Она раскрыла ее. Одна сторона была совершенно чистой, а на другой… Лиза изумленно застыла.
Потому что на нее смотрело ее собственное лицо. Изображение не просто было поразительно схоже с оригиналом – в первый момент оно показалось Лизе
