вскрик— нула она взволнованным голосом и тут же добавила: — С какой стати госпожа Тарад назвала мое имя? Наверно, потому, что я когда-то осадила эту выскочку и поставила на место?

–?Она сказала гораздо больше, графиня.

–?На что же она осмелилась?

–?Она заявила, что настоящие преступники, те, осуждения и наказания которых она станет добиваться изо всех сил, — графини де Шамбла.

–?Вот негодяйка!

Наступило долгое молчание, во время которого Жак и Мари Будон, присутствовавшая при этой сцене, обменивались тревожными взглядами, испуганные этой вспышкой бешенства. Госпожа Марселанж сидела в кресле, оцепенев от страха.

–?Негодяйка, негодяйка! — продолжала сквозь зубы шипеть графиня.

Наконец ей удалось смирить свой гнев, и она спросила Жака твердым голосом:

–?Кто при этом присутствовал?

–?Прокурор, судебный следователь, бригадир, врач, вскрывавший… — Бессон не смог произнести слово «труп» и продолжал: — Потом еще родственники господина Марселанжа.

–?И как же они отреагировали на это безумное обвинение?

–?С изумлением, — ответил Жак.

–?Но они его отвергли?

–?Не могу вам точно сказать.

–?Стало быть, вас там не было?

–?Не было, графиня.

–?А кто тогда рассказал вам все эти подробности?

–?Лардерольский мэр.

–?Берже? Я хочу видеть его. Он должен во всех подробностях передать мне слова этой женщины. Я желаю знать, как и на кого она при этом смотрела и как она себя вела. Мари, — сказала графиня служанке, — завтра же на рассвете пошли к нему кого-нибудь.

Потом, скрестив руки на груди, она воскликнула, сверкая глазами и нахмурив брови:

–?Вот как! Эта женщина осмеливается выступить против меня! Против меня, урожденной де Шамбла, графини ла Рош-Негли! О! Но она очень скоро узнает, что значит сразиться со мной, я в том клянусь!..

Она хотела продолжить, когда вдруг ее перебила дочь. Она вдруг бросилась к ногам изумленной графини и с неподдельным страхом проговорила:

–?Матушка, матушка! Не обманывайте себя, мы погибли.

Графиня посмотрела на нее с искренним удивлением.

–?Да, погибли! — продолжала госпожа Марселанж. — Перед нами разверзлась бездна, еще один шаг, и мы рухнем в нее. Напрасно вы кричите: глупости, выдумки, ложь! Это только слова, слова пустые, которые не обманут ни меня, ни их, ни вас саму, потому что мы все прекрасно знаем правду, правду страшную, правду кровавую. Матушка, верьте мне, над нами сгущаются темные тучи, не будем же ждать, пока разразится гроза. Умерьте свою гордыню и ненависть, и, не теряя ни минуты, бежим, бежим отсюда, потому что я чувствую, как сердце стынет в моей груди, я чувствую, что мы погибли, матушка, мы погибли!

Графиня долго смотрела на свою испуганную, задыхающуюся от ужаса дочь, а потом отвечала тоном, нисколько не похожим на причитания госпожи Марселанж:

–?Право же, Теодора, я тебя слушаю и спрашиваю себя, кто же со мной говорит: урожденная де Шамбла или Марселанж? Уж не переменила ли ты душу, изменив имя?

–?О! Послушайте, матушка, — возразила госпожа Марселанж, — говорите и думайте обо мне все, что хотите, но я не могу потворствовать вашему эгоизму и алчности. Меня теперь мало волнует, Шамбла я или Марселанж, и думаю я теперь только об одном: нужно как можно скорее отсюда бежать. Я вздохну свободно только за границей. Повторяю, матушка, поверьте, опасность все ближе подступает к нам, я чувствую ее. Скоро она обрушится на нас, и тогда будет уже поздно!

Говоря эти слова, госпожа Марселанж продолжала сжимать колени своей матери.

–?Мне бежать?! Бежать от этой женщины?! Никогда! — вскрикнула неумолимая графиня.

Она добавила, поднимая дочь, которая бессильно упала в кресло:

–?Если бы я боялась только суда, я, может быть, и уступила бы, но не из страха, а из любви и сострадания к тебе, Теодора. Но унизиться до того, чтобы трепетать перед какой-то там Марселанж, до того, чтобы испугаться угроз женщины, которая должна преклоняться передо мной как вассалка, — о нет! Этого я не сделаю никогда, никогда, говорю тебе, если бы даже речь шла о моей жизни… и о твоей, дочь моя.

–?Ах, матушка, матушка! — прошептала госпожа Марселанж, закрыв голову руками. — Ваша гордыня нас погубит.

–?Может быть, — отвечала графиня после некоторого молчания, — но я могу вынести все, кроме мысли бежать от нее и знать, что она торжествует. Знаешь, если бы там, за дверью, стоял палач, готовый схватить меня и тащить на эшафот, я бы не отступилась.

Графиня произнесла эти слова с достоинством, которые придали ее словам что-то благородное и величественное. Все поняли, что бесполезно противостоять этой железной воле. Однако госпожа Марселанж подняла голову, и в ее глазах сверкнула надежда.

–?Матушка, — сказала она графине, — в этом споре речь шла только о нас с вами.

Графиня с изумлением посмотрела на дочь. Она не поняла смысла ее слов.

–?Мы, матушка, забыли только того, кто больше всех подвергается опасности в этом деле, — Жака Бессона.

Бессон поблагодарил Теодору спокойным взором.

–?Жака? — прошептала графиня.

–?Да, матушка, Жака, которому в эту минуту угрожает опасность. Жака, против которого станут собирать улики и который не сможет защититься ни знатным именем, ни огромным богатством, ни связями. Ему не остается ничего другого, кроме как бежать.

Смутившись на мгновение, графиня высокомерно заявила:

–?Жак находится под моим покровительством, ему нечего бояться.

–?Матушка, — произнесла госпожа Теодора умоляющим голосом, — на нас ляжет огромная ответственность, подумайте об этом. А если ваше покровительство окажется недостаточным для того, чтобы спасти Жака? Если ваше упорство будет стоить ему жизни? Подумали ли вы об этом, матушка?

Графиня молчала. В ней боролись противоречивые чувства, и эта внутренняя борьба невольно отражалась на ее лице.

–?Ну, если он думает, что находится в опасности, пусть тогда едет! — вскрикнула она наконец. — Пусть он уезжает за границу, кто ему мешает?

–?Ваше же благо, графиня, — ответил просто Жак Бессон.

–?Мое благо?! — воскликнула она, смерив его надменным взглядом. — Что вы хотите этим сказать?

–?Графиня, — спокойно продолжал Жак, — со вчерашнего дня мои недруги намеренно связали мое имя с вашим. Для меня бежать значило бы признать себя виновным и в то же время подвергнуть опасности вас и госпожу Марселанж. Как видите, графиня, бежать я не могу, или, по крайней мере, не могу бежать один.

–?Оставайтесь же, если так! — ответила графиня. — И перестаньте бояться и за себя, и за меня!

Она продолжала, взмахнув рукой:

–?Подумайте, кто вам покровительствует и кто вам угрожает. С одной стороны — кучка судей, адвокатов и прокуроров, людей низкого звания, выскочек и ничтожеств, не имеющих других заслуг, кроме жалких способностей к красноречию и крючкотворству. С другой — две фамилии, Шамбла и ла Рош-Негли, богатые и могущественные, состоящие в родстве с самыми знатными семействами в краю, превосходящие всех своими связями и своим влиянием, которым стоит только чуть повысить голос, чтобы все это мужичье провалилось сквозь землю. Сравните эти два лагеря и скажите, кто должен бояться — мы или наши враги?

После этой речи, в которой проявился весь надменный характер графини, она села, полностью