седле, ничего бы не потерял. Однако дремать, а тем более спать он не позволял себе уже третий день, держась на красной сальвии, как в свое время Макс Милиан, изо всех сил пытавшийся ни в чем не отставать от своих родителей, даром что они не люди.
Эа, прижав уши, упорно бежала вперед; понять, что чаргу терзают злость, тревога и дикий голод, мог теперь не только хозяин, привыкший тонко чувствовать настроения своего зверя, — достаточно взглянуть на впавшие бока и усталый шаг…
— Мы что, сбились с пути? — обернулась к Кангасску Занна.
— Нет, — покачал головой тот, — просто я не принял тогда в расчет, что голодная чарга будет бежать куда медленнее. Придется остановиться на ночлег.
— Вблизи проклятого города?
— Да. Вблизи проклятого города.
— Кан…
— Да?
— Знаешь что… Поспи эту ночь. Я покараулю, чтоб никто…
— Нет.
— Дурак!.. Посмотри на себя: еще одна бессонная ночь — и ты даже меча не поднимешь!
Великие Небеса!.. в какую же глухую и затхлую пустоту падают все слова этой ночью… Нерожденные сны отравляют сознание и играют злые шутки с человеком. Но серебро Триады, что удивительно, сияет в этом яде куда ярче…
— Не злись, Занна, милая… — Кан вздохнул и нежно ткнулся носом в ее затылок. — Я подремлю, если хочешь. Спать я не смогу все равно.
— Триада… — смягчившись, печально проронила Занна.
— Не совсем, — Кангасск устало усмехнулся и обнял ее крепче. — Ты говорила, мне не знакома память рода. Это не так… Эрхабен рядом; я даже в темноте не ошибусь в этом. Однажды я видел, как он горел… тогда я прошел с твоим харуспексом через Белую Область; приобрел временную аддикцию, словил видения множества событий, которых не пережил сам. Я видел горящий Эрхабен и боль чувствовал такую же, как сейчас. Боль и жар…
— Но почему?
— Смерть Эрхабена — на совести моего предка. Мой род восходит к нему. Я не ношу его фамилии, но часть имени, часть памяти и третий обсидиан достались мне. Я — последний еретик Эрхабена, как бы нелепо это ни звучало.
От признания, путанного и тихого, Кангасску стало легче. И временное спокойствие подарило ему на привале немного сна. Настоящего сна, а не дремоты, заполненной обсидиановым бредом. И в этом сне Ученик миродержцев был так похож на того мужчину, над которым в свете ффана Занна подняла нож…
Повинуясь странному чувству, она протянула руку и осторожно дотронулась до щеки Кангасска, гладкой, как у мальчишки. Потомок Дэл и Эмэра… и того, на чьей совести остались все нынешние страдания Омниса, и гибель духа Таммара, и ее, Занны, несчастная судьба… Это могло бы стать отличным поводом для ненависти, но не стало. И если раньше Илианн мнила наследника миродержцев никчемным недоучкой, незаслуженно обласканным судьбой, то сейчас ей было совестно за такие мысли.
Немаан-стиг разыграл перед Занной человека бесстрашного и сильного, сверхчеловека, о каком мечтал не один мыслитель, и завоевал ее симпатию без труда. Для него не существовало проблем. Он не щадил себя. И ни в чем не показал слабости. Но сейчас… даже будь это не стигийский мираж, а живой человек, Занна не предпочла бы его Кану.
Кангасскнемершгхан Дэлэмэр… в тебе есть глубина. Как в океане. Как в небе. Как в древней душе. Глубина, о которой не ведаешь ты сам. И ты не играешь ролей. Тебе это не нужно…
Проснувшись, Кангасск не сразу вспомнил, где он и какой сегодня день. И первым, что увидел последний еретик, был Эрхабен, переливающийся в розовых лучах рассвета. Кто бы мог подумать, что посреди снежной пустоши дикого Севера, монотонной и безграничной, возможно такое чудо…
…Он сгорел быстро, во вспышке величайшего из Зирорнов, какой когда-либо знал Омнис. Всё, кроме камня и металла, обратилось тогда в пепел, целое облако пепла, которое на двое суток закрыло Северу солнце. Камень же расплавился в стекло, застывшее мутными наплывами на ледяном ветру. И ручейки металла пролегли меж них, точно серебристые вены.
Три тысячелетия с тех пор, каждый рассвет, каждый закат стеклянно-металлический Эрхабен «пылал» снова, отражая алые блики солнца. И, даже мертвый, был прекрасен, сияя среди безлюдных снегов.
Здравствуй, последний еретик. Твой город приветствует тебя…
Глава шестьдесят четвертая. За пурпурной аркой
— Твой город… — тихо проронила Занна.
Сияющий, великолепный Эрхабен яркими искорками отражался в ее темных глазах.
— Не больше часу пути, — Илианн задумчиво коснулась подбородка кончиками пальцев. — Мы могли бы быть там уже ночью…
— Знаешь… — Кангасск тяжело кашлянул. — Это хорошо, что мы не пришли туда ночью.
Занна резко обернулась и взглянула ему в глаза.
— Город не пустой. Сегодня уже нет, — пояснил Кан.
Завтрак вышел спешным и скудным. Обедать будет уже нечем. Кангасску не хотелось думать о ближайших двух днях: прожить бы этот…
Незримое кольцо угрозы будто расплавилось и потекло: сотни детей тьмы, выжидавших до сего дня, пришли в движение. Нет, Немаан не спохватился в последний момент: Кангасск крупно недооценил бы врага своего, подумав так. Нет. Скорее, стиг понял, к чему клонит Ученик миродержцев, образ мысли которого он так хорошо изучил, и отпустил своих рабов с поводка. За ненадобностью. Демонстративно. Возможно, так. В любом случае, оказавшись на свободе, те отправились туда, куда звало их чутье… Если на диком Севере еще остались городки, подобные Малому Эрху, то это их последний день.
Быстрые лапы чарги вздымали в воздух снежный пух, за ночь прикрывший колкое крошево, и стеклянистый призрак Эрхабена, казалось, сам полз навстречу, открывая взору искалеченное Зирорном миродержца нутро. Некогда гордые линии высоких башен, соединенных воздушными мостами и оплетенных мириадами лестниц; площадки для висячих садов на огромной высоте; острые шпили обсерваторий, до сих пор скребущие холодное северное небо… Небо… Этот город в едином порыве стремился к нему, не в пример растекшейся по зеленым Холмам прекрасной Юге или огромным портовым городам, обнимающим спокойные бухты; или строгой Столице, выстроенной кольцами вокруг единственной крепости. Эрхабен, не выходя за пределы стен, рос только в небо; он и умер, не сводя взгляда с бездны над головой.
…Над багровой картой Провала легко было думать; тогда казалось — зайди за ворота внешней стены — и смело открывай вход в Провал, не опасаясь перенестись в некартированную область мертвого мира. Но на деле…
О, ворота Кангасск отыскал без проблем. Две металлические створки, намертво вплавленные в стены зирорновым жаром. Три тысячи лет никто даже не пытался открыть их. И все эти годы Эрхабен был
