были отныне зваться Draco troglodytes, а зеленые, равные по разуму человеку, — Draco sapiens…
И недели не прошло, как новоявленные «Draco sapiens» выступили с возмущенным отказом. Я долго смеялся, когда узнал, что их так возмутило… «Безмозглое, наглое, грязное создание, которым является желтый дракон, по твоей номенклатуре выглядит чуть ли не нашим родственником! Эти неразумные ящерицы вообще не достойны называться настоящими Драконами…» Таким образом, мне было выказано официальное драконье «фи». Вняв их чувству юмора, я назвал желтых «ящерицами». Отныне те — Lacerta troglodyta… и вряд ли будут возмущаться.
«Какая жалость, что ты не умеешь заклинать трансволо! Теперь придется топать через весь запретный радиус,» — зевнув, без особого сожаления произнес с утра Орион. Над мелочами, о которых могут слегка сожалеть люди, потомки изумрудных драконов просто смеются.
Честно говоря, Кангасск и сам собирался попросить о том, чтобы пройти пешком запретный радиус. Хотелось подышать морозным воздухом, послушать хруст снега под подошвами сапог и вой ветра в горах; вновь пройти тот путь, который он однажды уже проходил с Учителем… с Владой. Путь, отмеченный запахом горячего шоколада и теплом доброй памяти.
…Здесь ничего не изменилось. Равнина, горы, снег — все как тогда. И — такое же радостное солнце.
На плечах приятной тяжестью лежит зимний плащ, наброшенный поверх теплой куртки. И ноги в здоровенных сапожищах, утепленных медвежьим мехом, по щиколотку утопают в снегу.
Погасли звезды трансволо; большой город, занятый вечным движением, сменился просторами безлюдного Севера…
Больше всего такому повороту событий была рада Эанна. Предыдущие два дня в распоряжении юной чарги были только Рунный парк и резиденция Главы Совета (где слугам после мохнатого гостя еще долго придется править заклинанием ресторации мебель, о которую были всласть поточены когти)… надо ли говорить, что котенок заскучал… Сейчас рыжая бестия, взрывая лапами пушистый снег, носилась вокруг неспешно идущих Ориона и Кангасска, и вид у нее был истинно счастливый.
— Я на нее даже смотреть устал. Часа два уже скачет, — пожаловался Орион и беззлобно проворчал: — И откуда у нее столько сил?
— Сам удивляюсь, — пожал плечами Кангасск. — Хотя, когда я сам увидел снег впервые, тоже был счастлив так, что напрочь забыл об усталости.
— Так ты в курсе, что за зверь у тебя? — Джовиб понимающе закивал.
— Ты о чем? — Кангасск обернулся и с удивлением посмотрел на друга.
— Просто ты сказал, что она видит снег впервые. Учитывая ее происхождение, это, скорее всего, правда. Это файзульская чарга, Кан… — начал объяснять Орион и вдруг настороженно замолчал: Эанна в тот момент шустро метнулась к нему и, игриво припав на передние лапы, нацелилась прыгнуть. Похоже, она собиралась шутки ради повалять героя войны в снегу, как игрушку или собрата-котенка. Кангасск намерение своей чарги уловил и, нахмурившись, молча погрозил ей пальцем. Эанна фыркнула и, взметнув целый ворох снежинок, умчалась прочь.
— Так о чем это я… — Орион прокашлялся и недоверчиво проводил взглядом бегущую вдали чаргу. — Ах да… Родина этих рыжих — файзульские степи. В отличие от наших чарг, эти — дикие. Я слышал, у них в жизни бывает лишь один хозяин и больше они не приручаются… Стиги почти уничтожили наших чарг в войну. Так что файзулы со своими дикими бестиями были очень кстати.
— Дикая, это верно, — согласился Кан. — Я не знал, откуда она. Ты меня удивил, честно скажу.
— Рад, — коротко ответил Орион. — Как говорит Карина, удивление — лучшее лекарство от равнодушия и тоски. Ты еще наудивляешься сегодня. Сразу скажу, Башню теперь не узнать.
— Почему?
— Увидишь, — Орион хитро подмигнул. — Не буду сюрприз портить.
— А кто сейчас смотритель в Башне? — пользуясь случаем, поинтересовался Кан. — В последний раз был Нэй Каргилл.
Услышав это имя, Орион нервно рассмеялся.
— Был, был… — сквозь смех произнес он. — Но все это было давно и неправда. Теперь смотритель — я…
Мореход, беспечно ухмыльнувшись, продемонстрировал Кану связку кристальных ключей. Что ж, должно быть, сын звезд очень доверял тезке, раз оставил Башню на его попечение. И — что-то подсказывало, что Каргилл подобным выбором остался, мягко говоря, недоволен…
Берег Архангела, берег Дьявола… Каменные стражи все так же стоят по обе стороны от беснующейся в узком проливе реки. Здесь ничего не изменилось… и вряд ли когда-нибудь изменится.
Кан поднял голову, непроизвольно — будто почувствовав чей-то пристальный взгляд… Свет резанул по глазам: яркое солнце; ослепительно белый снег на плечах гигантов, в складках каменных крыльев… безоблачно… Прищурившись, Ученик разглядел их… и, тронув за плечо Ориона, указал ему на крохотных крылатых змеек, ныряющих в солнечных лучах на головокружительной высоте.
— Изумрудные драконы, — сказал Кангасск с уверенностью. — Я видел их однажды. Тоже издали. После того боя…
— Не напоминай… — вздохнул Орион и честно признался: — Когда я узнал, что мы с покойной капитаншей «Ювеля» одной крови, я пил неделю…
— Хорошо, — с пониманием отозвался Кан. — Не буду.
— Вот и славно, — Джовиб невесело ухмыльнулся, а потом, оставив тяжелые мысли, поднял взгляд к небу и помахал драконам рукой. — Это местная молодежь, — пояснил он Кангасску. — Пусть спускаются, познакомлю…
Судя по тому, что далекие изумрудные змейки перестали беспечно кружить и начали снижаться, жест Ориона был замечен и понят (быть может, его даже ждали). Но тогда зрение у этих драконов не хуже, чем у горных орлов; человеку о таком и не мечтать никогда.
Описав широкий круг и подняв в воздух целый рой снежинок, три дракона приземлились неподалеку от Кана с Орионом. Сложив крылья, оставшееся небольшое расстояние они преодолели пешком.
— Привет, ребята, — дружески произнес мореход.
В ответ послышалось нечто непонятное, рычаще-фыркающее. Неудивительно: драконий облик — драконий язык; должно быть, будучи драконом, весьма затруднительно произносить человеческие слова.
…Кангасск впервые видел изумрудных драконов так близко и был приятно удивлен тем, что они, оказывается, совершенно не похожи на желтых…
Изумрудные раза в три меньше и куда изящнее своих диких «собратьев»; у этих существ, равных по разуму человеку, высокие лбы и ловкие, способные к артистической жестикуляции руки (назвать их лапами язык не поворачивается), а глаза — серые, карие, золотые — исполнены глубины и обаяния.
Дэлэмэр не понимал, о чем они говорят, но речь драконов, пусть и чужая, была щедро сдобрена эмоциями, которые переводить не нужно…
