стихи:

— А в самом деле, почему Майю холодна к этой Марине?

— Вовсе не холодна, они вместе ходят на фигурное катание. Это она просто так, для рифмы.

— «Ржавеет сталь, а роза вянет, Моя ж любовь слабей не станет», — прочла мама следующий стих. — Подумать только, время полетов в космос и телевидения, а стишки те же, что двадцать лет назад. А сочинены, небось, ещё при царе Горохе. «На пасмурном небе ночью звезду никак не найти, друзей редко встретишь на жизненном ты пути…» Ха! И в моём альбоме был такой стишок!

— Ах, у тебя, значит, тоже был альбом! — удивилась Хелен.

Отец рассмеялся, мама покраснела и начала оправдываться:

— Тогда время было другое. А тут кто-то с ошибками написал:

— Это Кайя написала, она больше в нашей школе не учится, — пояснила Хелен.

Мама продолжала листать несчастный альбом:

— «Хочу, чтоб ты это знала: эстонкой будь на века. И эти стихи писала эстонской девы рука. Флёр». Ну да. Типично эстонское имя! Кто эта Флёр?

— Не Флёр, а Флё-эр. Пишется Fleur. Эта наша новенькая, с такой клёвой прической!

— Fleur — слово французское, и означает цветок, — пояснил папа. — Но ведь каждый волен называться тем именем, какое ему дали!

Мама ушла в большую комнату и долгое время рылась в ящике письменного стола. Кто бы мог подумать, что мама прятала там свой старый альбом! Он был совсем не такой, как теперешние: тоньше и меньше, и на обложке была картинка с незабудками. Мы с большим интересом начали листать мамин альбом. А папа спокойно сидел в кресле, посасывал трубочку и улыбался про себя.

— Смотри, совсем, как у меня:

— удивилась Хелен.

Альбомчик, милый, берегись, к мальчишкам ты не попадись.

Ведь у мальчишек злые лица, они испачкают страницы.

— О, это мне нравится! Это я напишу Майю в альбом! — воскликнула Хелен. И вдруг посерьёзнела: — Но ведь альбом Майю испорчен. А я дала честное слово, что завтра верну его ей. Что делать? Может быть, завтра я прогуляю уроки?

— У меня есть идея, — сказала мама, чуть покосившись на меня.

У меня в животе похолодело: опять они задумали что-то против меня!

— Я завтра куплю Кристийне новый альбом, а этот ты отдашь Майю, — посоветовала мама.

— Кристийна, ты сможешь обойтись ещё один день без альбома для стихов?

— Так я и думала! — завопила я. — Опять Кристийна! Когда нужно доносить чьи-то старые сапоги, так Кристийна! Когда бабуля приносит из лавки штаны с начёсом, тогда опять: «Кристийна — домашний ребёнок, пусть носит!» Нет, я не смогу прожить без альбома ни часа, даже ни секундочки, и всё, вот!

Но и на этот раз получилось как всегда. Хелен обещала отдать мне свою наклейку с Красной Шапочкой, а мама поклялась, что не позднее дня рождения купит мне новый альбом, а моя красивенькая книжечка в розовом переплете ушла к Майю. Хелен пришла ещё одна удачная мысль: она пронумеровала страницы нового альбома, как у Майю в старом: страницы под номером тринадцать не было, зато номер пять повторялся дважды. Затем она скопировала рисунки из старого альбома через абажур настольной лампы. О чудо! Мне позволили скопировать одну картинку с Буратино! Хелен даже обещала, что когда она завтра получит от Майю свой альбом, то я смогу нарисовать ей на память картинку — при условии, что это не будет молодая собака на кривых от слабости ногах. Хелен потратила много времени, пока переписывала и перерисовывала все стихи и картинки.

— Кай должна быть мне благодарна за то, что я переписала её стишок без ошибок, — похвалялась Хелен. — А эта Пийбе просто дура. Посмотри, что она написала:

Мама засмеялась:

— Дырка в желудке — хороша вечная память! А мне соседка по парте Линда написала:

— Вообще-то у меня были каштановые прямые волосы. Как я могла быть блондинкой, да ещё с чёрными локонами? А с «локонАми» — это для рифмы.

— Мама, но ведь у тебя есть локоны! — возразила я.

— Конечно, я вчера только ходила в парикмахерскую, — улыбнулась мама.

— Ну вот, а теперь зубы! — вздохнула Хелен.

— Зубы? — встревожилась мама. — Болят?

— Нет, — махнула рукой Хелен, — я вовсе не про те зубы, я про Девины. Почерк учительницы я не смогу подделать.

— Я говорила тебе, отдать Майю чистый альбом, пусть она сама просит всех написать и нарисовать ей заново, — рассердилась мама, читая через плечо Хелен: