Я нервно улыбнулась, взяла Трэвиса за руку, положила голову ему на плечо и сказала:
— Мы очень устали. Весь день провозились с едой.
Он посмотрел на наши руки, сжал мои кисти и свел брови на переносице.
— Тут даже не усталость, я просто измотана, — выдохнула я. — Пойду спать, малыш. — Я обвела всех взглядом. — Спокойной ночи, парни.
— Спокойной ночи, дочка, — сказал Джим.
Братья Трэвиса пожелали мне того же, и я направилась вверх по лестнице.
— Я тоже закругляюсь, — услышала я голос Трэвиса.
— Неудивительно, — поддразнил Трентон.
— Везучий негодяй, — проворчал Тайлер.
— Эй, не говорите так про свою сестру, — предупредил Джим.
Мое сердце сжалось. Все эти годы я считала родителей Америки своей настоящей семьей. Марк и Пэм всегда заботились обо мне с неподдельной добротой, но это было лишь временным явлением. Теперь же шесть неуправляемых, сквернословящих, обаятельных мужчин встретили меня с распростертыми объятиями, а завтра я собиралась сказать им «до свидания» в последний раз.
Трэвис поймал дверь, не успела она закрыться, и тут же замер.
— Хочешь, чтобы я подождал снаружи, пока ты переоденешься?
— Я в душ. В ванной переоденусь.
Он потер затылок.
— Хорошо, сделаю себе тогда кровать.
Я кивнула и направилась в ванную. Терла себя чуть ли не до дыр в стареньком душе, пытаясь сосредоточиться на каплях воды и мыльной пене, перебороть ужас перед ночью и утром. Когда я вернулась в комнату, Трэвис бросил подушку на свою импровизированную кровать на полу, потом неуверенно улыбнулся и направился в душ.
Я забралась в кровать, натянула одеяло до подбородка и попыталась игнорировать постель, устроенную на полу. Вернувшись, Трэвис глянул на нее с такой же грустью, как и я, а потом выключил свет и устроился там.
Несколько минут было тихо, потом я услышала печальный вздох Трэвиса.
— Это ведь наша последняя ночь вместе?
Я несколько секунд помолчала, придумывая, что сказать.
— Трэв, я не хочу воевать с тобой. Просто спи.
Я услышала, как он заерзал, повернулась, поглядела на него и прижалась щекой к подушке. Парень положил голову на руку и посмотрел мне прямо в глаза.
— Я люблю тебя.
Несколько секунд я молча глядела на него, потом повторила:
— Ты обещал.
— Я обещал, что это не уловка. Так и есть. — Он дотянулся и коснулся моей руки. — Но не могу сказать, будто не думал о том, чтобы снова быть с тобой.
— Ты мне дорог. Я не хочу, чтобы ты страдал. Мне следовало в первую очередь довериться своей интуиции. У нас изначально ничего не могло получиться.
— Но ты же любишь меня?
— По-прежнему, — вздохнула я.
Глаза Трэвиса увлажнились, и он сжал мою руку.
— Могу я попросить об одолжении?
— Как раз сейчас одно делаю, — с ухмылкой сказала я.
На лице Трэвиса не дрогнул ни один мускул.
— Если это действительно так… если ты не вернешься ко мне, то могу ли я обнимать тебя сегодня ночью?
— Трэв, мне кажется, это плохая идея.
Он стиснул мою руку.
— Пожалуйста!.. Я не смогу спать в такой близости от тебя и знать, что второго шанса не будет.
Я посмотрела в его полные отчаяния глаза и нахмурилась.
— Но я не стану заниматься с тобой сексом.
— Я не об этом прошу. — Он покачал головой.
Думая о последствиях, я обвела взглядом тускло освещенную комнату. Смогу ли я сказать Трэвису «нет», если он передумает? Я зажмурилась, отодвинулась от края кровати и приподняла одеяло. Трэвис забрался в постель рядом со мной и сразу прижал меня к себе. Его обнаженная грудь вздымалась и опускалась от прерывистого дыхания.
Я поругала себя за то, что мне так спокойно с ним, и сказала:
— Буду скучать по этому.
Трэвис поцеловал мои волосы и прижал меня сильнее. Казалось, как бы он ни обнимал меня, ему этого недостаточно. Трэвис уткнулся лицом в мою шею, а я погладила его по спине, успокаивая, хотя мое сердце было таким же разбитым. Он сделал глубокий вдох, крепко обнял меня и опять приник лицом. Какими бы несчастными мы ни были в последнюю ночь пари, это оказалось в сто раз хуже.
— Трэвис, я… не думаю, что смогу так.
Он сильнее прижал меня к себе, и по моей щеке скатилась первая слезинка.
— Не смогу так. — Я зажмурилась.
— Тогда не надо, — проговорил он. — Дай мне еще один шанс.
Я попыталась вырваться, но объятия были слишком крепкими. Тогда я закрыла лицо ладонями и заплакала. От моих всхлипов сотрясались наши тела. Трэвис печально посмотрел на меня.
Своей большой нежной ладонью он отвел от моего лица руки и поцеловал одну. Я прерывисто вздохнула, когда парень скользнул взглядом по моим губам и остановился на глазах.
— Голубка, я никого не полюблю так, как тебя.
Я шмыгнула носом и прикоснулась к его лицу.
— Не смогу.
— Знаю, — сказал он надломленным голосом. — Я не раз убеждался, что недостаточно хорош для тебя.
— Трэв, дело не только в тебе. — Я скривилась. — Мы не подходим друг другу.
Он покачал головой, желая возразить, но передумал, тяжело вздохнул и опустился мне на грудь. Когда часы в дальнем конце комнаты показывали одиннадцать, дыхание Трэвиса замедлилось и выровнялось. Мои веки отяжелели, я несколько раз моргнула, а потом провалилась в сон.
— Ой! — Я отдернула руку от духовки и засунула обожженные пальцы в рот.
— Гулька, ты в порядке? — спросил Трэвис, шаркая ко мне через комнату и натягивая на себя футболку. — Ай! Пол замерз, черт его дери!
Я сдержала смех, наблюдая, как Трэвис прыгает на одной ноге, потом на другой, пока его ступни привыкают к остывшему кафелю.
Сквозь жалюзи проникли первые солнечные лучи. Все Мэддоксы, за исключением одного, спокойно спали в своих постелях. Я продвинула старенький противень в глубь духовки, закрыла дверцу и подставила пальцы под холодную воду.
— Можешь вернуться в кровать. Мне надо было только поставить индейку.
— Ты идешь? — спросил Трэвис, обхватывая себя руками и пытаясь согреться.
— Да.
— Тогда веди, — махнул он в сторону лестницы.
Трэвис снял футболку, мы забрались в постель и натянули одеяло до подбородка. Он обнял меня, и мы оба задрожали в ожидании тепла.
Трэвис поцеловал меня в макушку и заговорил:
— Смотри, Гулька. На улице снег.
Я повернулась к окну и увидела белые хлопья в свете уличного фонаря.