подушки в гостиной.
— Джим, не переживайте. Мы просто хотели выказать вам уважение, — сказала я, прикасаясь к его руке.
Смех Джима прогрохотал на весь дом, и он похлопал меня по руке.
— Эбби, ты знакома с моими сыновьями, а значит, должна понимать, что меня невозможно ничем оскорбить.
Трэвис кивнул в сторону лестницы, и я последовала за ним. Он ногой открыл дверь, поставил на пол наши сумки, взглянул на кровать, а потом повернулся ко мне.
По периметру комнаты шли коричневые панели, а ковер того же цвета, лежащий на полу, был совсем истрепанным. Грязно-белые стены, где-то откололась краска. Здесь была лишь одна фотография — Джима и мамы Трэвиса. На голубом студийном фоне стояла молодая пара с пушистыми волосами и улыбками. Этот снимок, конечно же, сделали, когда у них еще не появились мальчики; им обоим не больше двадцати.
— Извини, Гулька. Я посплю на полу.
— Еще как поспишь, — сказала я, завязывая волосы в хвост. — Не могу поверить, что позволила себя уговорить.
Трэвис сел на кровать и с досадой потер лицо.
— Все это закончится плохо, черт возьми. Не знаю, о чем я думал.
— А вот мне это точно известно. Трэвис, я не глупая.
Он посмотрел на меня и улыбнулся.
— Но ты же пришла.
— Мне нужно подготовить все к завтрашнему дню, — сказала я, открывая дверь.
Трэвис поднялся на ноги.
— Я помогу.
Мы начистили гору картофеля, нарезали овощей, поставили размораживаться индейку и начали делать коржи для пирога. Первый час прошел в неловкости, но когда приехали близнецы, все собрались на кухне. Джим рассказывал про каждого из сыновей, и мы смеялись над историями о прошлых провальных Днях благодарения, — когда семья пыталась организовать что-то помимо привозной пиццы, это неизменно заканчивалось провалом.
— Диана была чертовски классным поваром, — задумчиво сказал Джим. — Трэв не помнит, но после того, как она умерла, не было смысла повторить то, что она готовила.
— Эбби, не напрягайся. — Трентон усмехнулся и взял из холодильника пиво. — Достанем картишки, хочу вернуть деньжата, что проиграл тебе.
Джим покачал пальцем перед носом своего сына.
— Трент, в эти выходные никакого покера. Я принес домино, так что иди раскладывай. И без ставок, черт тебя дери. Я серьезно.
Трентон потряс головой.
— Хорошо, старина, хорошо.
Братья Трэвиса поплелись в гостиную, а Трент задержался, обернулся и сказал:
— Идем, Трэв.
— Я помогаю Гульке.
— Не так много здесь осталось, малыш, — ответила я. — Иди.
При этих словах его глаза наполнились нежностью, и он прикоснулся к моим бедрам.
— Ты уверена?
Я кивнула, Трэвис нагнулся, поцеловал меня в щеку и сжал бедра, а потом отправился вслед за Трентоном.
Джим проводил сыновей взглядом и с улыбкой покачал головой.
— Эбби, ты творишь невероятное и, скорее всего, даже не понимаешь, насколько мы это ценим.
— Это все идея Трэвиса. Я рада, что могу помочь.
Джим прислонился своим крупным телом к столешнице и глотнул пива, обдумывая свои следующие слова.
— Вы с Трэвисом мало друг с другом разговариваете. У вас проблемы?
Пока раковина заполнялась горячей водой, я выдавила туда моющей жидкости, пытаясь придумать ответ, не похожий на банальную ложь.
— Полагаю, все немного изменилось.
— Я так и подумал. Наберись терпения. Трэвис плохо помнит, что они с матерью были близки, а когда мы ее потеряли, он так и не стал прежним. Я надеялся, это пройдет с возрастом, все-таки он был очень мал. Нам всем пришлось тяжко, но Трэв… перестал привязываться к людям. Я очень удивился, когда он привез тебя к нам. То, как сын ведет себя с тобой, как смотрит… Я сразу понял, что ты для него особенная.
Я улыбнулась, но не отвела взгляда от посуды.
— Трэвису придется несладко, и он наделает кучу ошибок. Сын вырос в компании пацанов, оставшихся без матери, и одинокого брюзгливого старика в качестве отца. После смерти Дианы мы все чувствовали себя потерянными, и я никак не помог мальчикам справиться с этим. Эбби, прощать провинности Трэвиса будет непросто, при этом придется еще и любить его. Ты единственная женщина, которую он полюбил после матери. Не знаю, что с ним будет, если и ты бросишь его.
Я сглотнула слезы и кивнула, не в силах ответить. Джим положил руку на мое плечо.
— Я не видел, чтобы он когда-либо улыбался так же, как с тобой. Надеюсь, однажды все мои мальчики встретят своих Эбби.
Шаги Джима стихли в коридоре, а я с силой сжала край раковины, пытаясь успокоить дыхание. Я знала, что мне будет сложно провести праздничные дни с Трэвисом и его семьей, но не думала, что мое сердце вновь окажется разбитым. В соседней комнате парни смеялись и шутили, пока я вытирала посуду и ставила ее на место. Я убрала на кухне, помыла руки и направилась вверх по лестнице.
Трэвис схватил меня за руку.
— Гулька, еще рано. Ты ведь не хочешь спать?
— Долгий выдался день. Я устала.
— Мы собирались посмотреть фильм. Почему бы тебе не спуститься и не посидеть с нами?
Я посмотрела наверх, а потом на Трэвиса, улыбающегося, полного надежды.
— Хорошо.
Он повел меня за руку к дивану, и мы сели рядом, когда появились вступительные титры.
— Тэйлор, выруби свет, — приказал Джим.
Трэвис положил руку на спинку дивана, позади меня.
Притворяясь для всех, он пытался одновременно успокоить меня, что не станет заходить далеко. Парень следил за своими поступками, стараясь не извлекать выгоды из ситуации, в итоге я оказалась наполнена противоречивыми эмоциями — благодарностью и разочарованием. Сидя так близко от него, вдыхая запах табака и одеколона, я с трудом сохраняла дистанцию между нами, физически и эмоционально. Как я и опасалась, моя решительность стала колебаться. Я попыталась выкинуть из головы все, что сказал мне на кухне Джим.
На половине фильма входная дверь распахнулась, и из-за угла появился Томас с сумками в руках.
— Счастливого Дня благодарения! — сказал он, ставя на пол свой багаж.
Джим встал и обнял своего старшего сына. Все, кроме Трэвиса, поприветствовали его.
— Не поздороваешься с Томасом? — прошептала я.
Трэвис не взглянул на меня, наблюдая, как обнимаются и смеются его родные.
— У меня всего одна ночь с тобой. Я не потеряю ни секунды.
— Привет, Эбби. Рад снова увидеться. — Томас улыбнулся.
Трэвис положил руку мне на колено. Я посмотрела на нее, и выражение моего лица изменилось. Когда я взглянула на Трэвиса, он убрал ладонь и сцепил руки на коленях.
— Ого, проблемы в раю? — спросил Томас.
— Заткнись, Томми, — проворчал Трэвис.
Настроение в комнате переменилось, и все уставились на меня, ожидая объяснений.