— Какая?

— «Листья травы». Самая ценная книга в нашей библиотеке.

Август нахмурился. Он был расстроен — и взбешен. Он повернулся.

— Пошли.

Я поднялась с ним по ступеням в дом, раздумывая над тем, как много это происшествие значит для Августа и его отца. И на самом деле для А.

Мы вошли в дом, и я увидела профессора Соколова. Он выглядел сломленным и подавленным. Он сидел в темном кожаном кресле, спутанные пряди волос упали ему на лоб, белая футболка казалась еще более измятой. Я едва узнала его. Думаю, где-то в глубине души я верила в то, что за каменной стеной красивого дома, на этой тихой богатой улице, в роскошном саду Августа и в его руках болезнь профессора — это всего лишь некое проявление беспомощности и чудаковатости. А не настоящее психическое расстройство.

И вот передо мной практически без чувств сидит пожилой человек, не способный и слова вымолвить.

— Я заперся у себя в комнате, пока не вернулся Август. — Он бессмысленно смотрел в пространство.

— Вы вызвали девять-один-один? — спросила я.

Он отрицательно покачал головой.

— Август позвонил им. Они будут с минуты на минуту. Но «Листья травы»… Почему я не положил книгу в сейф?! — Он с отсутствующим видом взглянул на Августа. — Где мои очки?

— У тебя на голове, пап. Вот. — И он осторожно опустил серебряную оправу ему на нос. — Пойдем, я отведу тебя наверх, пока полиция не приехала.

— Чем я могу помочь? — прошептала я.

— Можешь поставить чайник? Хорошо?

Я кивнула и пошла на кухню. Открыв кран, я стала приходить в себя. Вода постепенно скрывала блестящее дно чайника, и этот обыденный звук льющейся из крана и ударяющейся о поверхность чайника воды вернул меня к реальности. Взглянув в окно, я увидела сад.

Как же рукопись могла так быстро превратить все хорошее в плохое?

Поставив чайник в гнездо голубых язычков пламени плиты, я вышла на улицу. Там, приблизившись к клетке с птицами, я прижалась к ее прутьям.

— Бедные маленькие красавцы! — прошептала я. — Вы так нуждаетесь в нянях.

Коричнево-белые зяблики вычесывали красочных птенцов ярко-зеленого и голубого цветов, распускавших свои перья и расправлявших крылья, как будто желая покрасоваться. Через несколько минут на пороге появился Август. Но он не сразу подошел ко мне. После того как меньше чем за неделю мы стали так близки друг другу, это задевало.

— Я чувствую себя виноватой. Но откуда же нам было знать, что кто-то будет искать книгу?

Он покачал головой.

— Наверное, книга приносит несчастья. Она проклята. Она свела нас двоих, но посмотри на моего отца… Кто-то не хочет, чтобы мы нашли Астроляба.

— Но это ведь не может нас остановить, — проговорила я, затаив дыхание. Мне нужно было найти Астроляба. Для Мириам. И для себя самой.

Он пожал плечами.

Я прикусила губу.

— Август… это всего лишь книга. И это не ее вина. И не вина Астроляба. Книга удивительна. Ты сам это сказал. Дядя Гарри говорил мне, что у всего есть свои тайны, даже у книг. Я действительно верю, что Астроляб сквозь века пытается нам что-то рассказать. И хочет, чтобы мы его нашли, нашли доказательства его существования. И что книга принадлежала ему. До этого происшествия твой отец так же был увлечен этой историей, как и все мы. И он вряд ли бы захотел, чтобы мы остановились на полпути.

— Возможно, — сказал он тихо. — Но ты сама видела, что тут стряслось в мое отсутствие. Как после такого я могу улететь в Париж?

А я с трудом могла представить, как лететь в Париж без Августа.

— Но и не ехать ты не можешь. Теперь это наша охота. И мы не можем позволить какому-то книжному вору остановить нас.

Он пристально посмотрел на меня.

— Ты понимаешь, что если мы докажем, что строки палимпсеста принадлежат перу Астроляба, манускрипт станет бесценным? Это не просто какая-то книга, Кэлли. Это не игра. И даже не детективная история. Если эта книга именно та, о которой мы думаем, если она действительно столь ценна, то многие люди не остановятся ни перед чем, чтобы заполучить ее. Это может быть опасно. Не думаю, что мы тогда продумали все до конца. Во всяком случае, не очень тщательно.

В холле послышался звук дверного звонка.

— Наверное, это полиция.

— Хочешь, чтобы я осталась?

— Знаешь, я сам все улажу. Я еще не решил, должны ли мы им рассказывать о рукописи. Думаю, я сообщу им только о «Листьях травы».

— Ты уверен? — Я сомневалась, что скрывать информацию от полиции было хорошей идеей.

— Сейчас я уже ни в чем не уверен.

Я кивнула, но внутри сердце разрывалось от боли. Я чувствовала, что Август отдаляется от меня, как надпись в книге, которая исчезает без света ультрафиолетовой лампы. Если в кровати в доме Мириам мы дышали как единое целое, то сейчас он своим уходом забирал мой кислород. Мне показалось, что я начинаю задыхаться, мои колени дрожали.

— Хорошо, — прошептала я.

Я смотрела ему вслед, пока он входил дом. Подождав в саду полчаса, я не могла избавиться от чувства своей бесполезности. Подойдя к задней калитке, я повернула железный ключ и вышла на улицу. Даже если Август и не был уверен в целесообразности дальнейших поисков, я была готова продолжать. История Мириам увлекла меня.

Я побрела в сторону Вашингтон-сквер. Пройдя через огромную белую арку, я вошла в парк и свернула на площадку, где под сенью деревьев люди играли в шахматы. Я обожала наблюдать за их быстрыми, как молния, движениями. Одни игроки были самой сосредоточенностью, другие без умолка болтали о всякой ерунде, чтобы отвлечь противника.

Мой отец играл в шахматы. И он очень любил играть со мной. Помню, как в детстве я пыталась запомнить, как выглядят ладья, слон, королева и король. У отца был красивый набор шахмат с мраморными фигурами, и у меня едва хватало руки, чтобы обхватить их мраморное основание. Он даже и подумать не мог, что, когда его не было, я забавлялась, играя с ними в «домик» и разыгрывая на шахматной доске очередную мыльную оперу. Но сама игра в шахматы мне никогда не нравилась.

Шахматы для моего отца были сродни юриспруденции — еще один способ двигать пешки и стремиться найти у противника уязвимое место, чтобы потом уничтожить его. Он играл беспощадно — бил напрямую и без жалости, каждый раз побеждая меня, чтобы «воспитать во мне характер». Его совершенно не заботило, что половину времени в моих глазах стояли слезы.

Я бродила по парку, а мимо меня проносились скейтеры. Очень хотелось поговорить с дядей. Но я решила не брать такси, а проехаться на метро. Я вспомнила, что Август любит поезда, но ненавидит ездить