Хонор медленно высвободилась из его объятий, и он с неохотой отпустил ее.

— Ты сказал, что ничего не ел со вчерашнего дня, — тихо сказала она, направляясь в кухню, стараясь не встречаться с ним взглядом. — Сейчас почти время ланча.

Он помедлил, а потом последовал за ней.

— Ты собираешься меня кормить? — спросил Конн с нарочитой насмешкой.

— Я сама собираюсь поесть. Могу сделать лишний бутерброд для тебя, если хочешь.

Хонор открыла холодильник.

— Да, — сказал он так тихо, что она не была уверена, что расслышала его. — Хочу.

Он уселся за кухонным столом и не спускал с нее глаз, пока она была занята тем, что резала хлеб для бутербродов. Он не произнес ни слова, пока она не закончила намазывать на хлеб чатни[3] и сливочный сыр и не поставила перед ним тарелку. Когда она села напротив него, Конн, наконец, снова заговорил:

— Ты права в одном.

— И в чем же?

— По крайне мере, мы не перегрызли друг другу глотки, чем закончили наши отцы столько лет назад.

Он взял бутерброд и с аппетитом откусил большой кусок.

— Меня не обманешь, — сказала Хонор напрямик. — Я могу поклясться, что ты уже подбирался к моей глотке.

Конн прищурил глаза, жуя свой бутерброд:

— Ты не настолько хорошо меня знаешь, Хонор. Если бы я действительно добрался до твоей глотки…

Он не закончил предложения, вернувшись к еде.

Хонор проглотила это и одарила его долгим пристальным взглядом.

— Да, знаю. Если бы ты действительно добрался до моей глотки, то к этому времени ты ее бы уже перегрыз. Так что же тебя сдерживает, Конн?

В первый раз она позволила себе подумать о том, что же усугубило ею поведение. Интуитивно она знала, что права. Если бы Конн Ландри, вознамерился перегрызть ей глотку, к этому моменту все было бы кончено. Люди, такие как Ландри не идут на компромисс. И все-таки Конн захотел пойти с ней на компромисс.

Он задумчиво посмотрел на нее.

— Это выше моего понимания, — наконец сказал он, пожав плечами.

Хонор вздохнула:

— Люблю мужчин, которые отдают отчет в своих чувствах.

— Согласен, прямо сейчас я не совсем уверен в себе, а тем более в тебе. Мне это состояние не нравится, но я застрял в нем.

— Ты предпочитаешь шаблоны, не так ли?

— Я предпочитаю ясность и понятность, — произнес он с подчеркнутой медлительностью. — Между нами происходит многое, что не является ни ясным, ни понятным. От этого я становлюсь… — Он замялся, а потом продолжил: — Тревожным.

— У тебя действительно было похмелье сегодня утром? — неожиданно спросила Хонор.

Его взгляд стал умеренно взбешенным.

— Я лег спать вчера ночью очень пьяным.

— Из-за того, что произошло между нами? — настаивала она.

— Я был раздражен. Рассержен. Возмущен. Обеспокоен. Я решил вылечить свои чувства старым как мир средством. Что, черт побери, в этом забавного?

Слабая вспышка хорошего настроения Хонор тотчас же погасла. На самом деле Хонор не была уверена, откуда она взялась.

— Ничего. Я полагаю, это просто… ну, интересно, подумать только, ты умышленно напился из-за ссоры с женщиной. Это почему-то не похоже на твои поступки.

— Ты такой эксперт в том, что, по всей вероятности, я буду делать в той или иной ситуации? — грубо и вызывающе бросил он.

— Я быстро учусь, — парировала она. — Хочешь еще бутерброд?

Он минуту жевал, прежде чем ответить, с задумчивым видом. Затем быстро кивнул:

— Да, пожалуйста. Думаю, я буду жить.

— Бедняжка Ландри, — сказала Хонор на удивление с ласковой насмешкой. — У тебя действительно был тяжелый день, верно?

Она встала и подошла к кухонному столу, чтобы сделать еще один бутерброд со сливочным сыром и чатни. Затем она подлила еще немного кофе и принесла то и другое к столу, снова уселась и безмолвно задала себе вопрос, который не решилась задать вслух. «И что теперь?»

— Эта хижина принадлежала твоему отцу? — спросил Конн минуту спустя, рассматривая простой интерьер.

У Хонор возникло впечатление, что он явно ищет тему для разговора, которая, будучи не совсем нейтральной, потому, что сейчас между ними нет ничего нейтрального, была бы, по крайней мере, менее эмоциональной.

— Да.

Вынужденная продолжать его попытки не совсем фатального общения, Хонор думала, как поддержать разговор.

— Он имел обыкновение брать нас с Аленой и маму сюда, когда только выдавалась возможность. Я теперь ей не часто пользуюсь. Обычно я ее сдаю, но в это время года она, как правило, пустует.

— А это Стиляга? — Конн кивнул на одну из фотографий почетного круга победителя. Рядом висела вырезка в рамке из старого выпуска «Дейли рейсинг форм» пятнадцатилетней давности.

— Да. — Хонор снова подыскивала нейтральные слова. — Это все фотографии Стиляги.

Конн покончил со своим бутербродом и взял чашку с кофе. Затем он встал и подошел к ближайшей фотографии.

На фото был запечатлен скаковой конь с высоко поднятой головой, жокей все еще сидит у него на спине, позируя для фотографа, и обычный набор людей, толпившихся поблизости. Человек двадцать толпилось вокруг победителя, большинство из которых были совершенно незнакомые люди, — любители фотографироваться просто ради забавы.

Ричард Стоунер и Ник Мейфидд стояли ближе всех к груму, держащему Стилягу под уздцы. Конн долго и молча рассматривал фотографию пятнадцатилетней давности своего отца и его лучшего друга, а потом отвернулся.

— Ты сохранила все документы твоего отца, касающиеся Стиляги, и памятные вещицы? — спросил он, обходя гостиную, чтобы взглянуть на другие фотографии.

— Никак не могла заставить себя выбросить их, но я не хочу, чтобы они находились в моей квартире. Слишком много воспоминаний, — призналась Хонор.

— Хочешь сказать, слишком много вопросов, оставшихся без ответов. — Конн прикоснулся пальцами к маленькому седлу для скачек.

— Может быть.

— Они выглядят довольными друг другом, верно? — Конн снова остановился перед другой фотографией почетного круга победителя.

— Папа и Ричард Стоунер? Да, конечно, — согласилась Хонор, вставая, чтобы подойти и встать в дверном проеме кухни. Она наблюдала за Конном, рассматривающим фотографию. — Гордыми и взволнованными победой.

— В этом вопросе они доверяли друг другу.

— Да. — Она подождала, не зная, что сказать еще. — Они были партнерами и владели победителем скачек.

— Очевидно, что этого было недостаточно, чтобы сохранить их совместное партнерство.

Конн развернулся, пригвоздив ее своим взглядом.