Хонор так и не съела свой сэндвич. Она расплатилась за него и пошла к парковке, где ее ждал «фиат». Она медленно ехала домой, мысли ее путались в голове. К тому времени, как Итан Бейли ушел, она пожалела старика. Было очевидно, что он попал в ужасно затруднительное положение и изрядно помучился, прежде чем прийти к ней с такого рода информацией.
Теперь, вне всяких сомнений, его гложет чувство вины за то, что он выдал ей человека, которого считал своим другом.
Оглядываясь назад, Хонор испытывала отвращение оттого, как легко она позволила Конну Ландри стать ей близким. Какой дурой она была, что влюбилась в мужчину, которым двигало извращенное чувство мести.
«Конечно же, допуская, что за всеми его поступками действительно стоит чувство мести», — напомнила себе Хонор без особой надежды. Она знала, что шансы против того, что все это было какое-то ужасное совпадение, слишком, слишком малы, а, кроме того, Конн солгал насчет Грейнджера. «Но что, если имеется какое-то правдоподобное объяснение всему этому?» — спрашивала она себя снова и снова, припарковывая автомобиль перед своей квартирой.
Единственное, что ей оставалось, — это прямо спросить у Конна. Она должна знать правду, и услышать ее она должна из его уст. Ничто другое не сможет убить любовь, а она вынуждена признать, что влюблена в Ландри.
В тот полдень она не могла ни на чем сосредоточиться, пока ждала прихода Конна. Утром он сказал, что будет у ее двери в шесть вечера.
По мере того как медленно тянулся день, Хонор понимала, как она цепляется за надежду, что у него найдутся объяснения для всего.
А потом сама себе говорила, что смешно позволять себе надеяться на это, и настраивала себя на неудачу. И снова думала, что ничто не убедит ее до конца, что ею манипулировали по какой-то странной причине мести, пока она не услышит убийственные слова от самого Конна. Есть, конечно, вероятность, что он просто ей солжет.
«Конечно, я пойму, что он лжет. Мы стали так близки за последние несколько дней, — твердила она себе под нос, расхаживая по белому ковру. — Еще одна иллюзия. Как я узнаю, говорит ли он правду», — подумала она. В конце концов, если все до сих пор было ложью, и она в это верила, нет причины ожидать, что сегодня вечером будет по-другому.
Близость. Еще одна иллюзия. Истинную близость они обрели в постели, но нет причины верить, что их взаимная страсть просто «хорошее кувыркание в сене» с его точки зрения.
Стоя у окна, Хонор уставилась ничего не видящим взглядом на пальму и размышляла, какую месть Конн Ландри Стоунер может придумать для женщины. Она не богата, не замужем, чтобы он мог испортить супружеские отношения инсинуациями или угрозами. Она ничего не унаследовала от партнерства их отцов, поэтому ничего ценного у нее нет, по крайней мере, ничего, о чем она бы знала, за исключением того пляжного домика на побережье. Насколько Хонор было известно, он принадлежал исключительно ее отцу и никогда не был частью их совместного владения.
Стиляга — самое ценное из того, что осталось от тех деловых отношений, — был давно продан, а вырученные деньги поровну разделены между вдовой Ника Мейфилда и теми, кто унаследовал имущество Ричарда Стоунера.
Но нельзя отрицать, что Конн каким-то образом захочет сравнять счет. Ей нужно признать тот факт, что, похоже, он выбрал ее для того, чтобы потребовать плату за то предательство пятнадцатилетней давности.
На нее нахлынуло старое чувство обиды. Она была тогда девочкой и очень любила своего отца, она не верила в ту пору и не верит теперь, что отец предал своего друга. Уликам той кровавой ночи судьбой было предназначено оставаться навсегда неустановленными и сомнительными. Убийства произошли в далекой стране, и те, кому было поручено расследование, больше были озабочены неприятностями, которые этот случай причинил огромной нефтяной корпорации, чем в том, чтобы узнать всю правду. Основной целью компании, на которую работали Ричард Стоунер и Ник Мейфилд, было замять дело. Оба мужчины работали на эту компанию как раз перед тем, как стало известно о незаконном ввозе оружия.
Стоунер и Мейфилд открыли собственную фирму, но все еще имели связи и контакты с корпорацией, из которой они недавно ушли. Огромному конгломерату нужно было спасать свой имидж.
«Я тоже имею право, — сказала себе Хонор жестко, — иметь свои причины желать отомстить, как и Константин Ландри Стоунер». Ей нужно придумать, как побить противника его же оружием.
Но в тот день она могла думать лишь о том, как она влюбилась в человека, который явно хотел лишь мщения.
6
Хонор была в старых джинсах и изумрудно-зеленом топе с рукавом «летучая мышь», когда пошла открывать дверь в шесть часов. Она стянула волосы в строгий пучок у основания шеи.
По ее наряду было сразу видно, что она не одета для вечернего выхода. Конн бросил взгляд на ее неулыбчивое лицо и вошел.
— Надо понимать, сегодня вечером мы остаемся дома? — невозмутимо спросил он, стягивая свой безупречно сшитый темный льняной пиджак.
— Думаю, нам нужно поговорить, Конн. — Хонор была довольна, что ее тон остался спокойным.
Она смотрела, как он бросил пиджак на стул, и восхищалась тому, как непринужденно он чувствовал себя в ее квартире. Да уж, он без колебаний вторгся в ее личное пространство.
Он искоса посмотрел на нее оценивающим взглядом и легко опустился в кресло:
— Что-то не так, Хонор?
Она сделала глубокий вдох, снова подошла к окну и уставилась в темноту.
— Именно об этом я и хотела спросить тебя, Конн.
— Теперь ты говоришь загадками.
Она услышала острую настороженность в нем и удивилась.
«Он достаточно хорошо знает меня, чтобы понять, что все очень серьезно», — подумала она уныло.
— Ты никогда не говорил, что носишь фамилию Стоунер, — произнесла она спокойно.
Последовала секунда мертвой тишины. Хонор боялась пошевелиться.
— Фамилия Стоунер никогда не была моей.
Дикая надежда возродилась в ней, несмотря на все старания скрыть ее. Хонор с удивлением развернулась:
— Разве ты не сын Ричарда Стоунера?
— Я его сын.
Надежда умерла.
— Понятно.
— Во всех отношениях, которые имеют значение, Ричард Стоунер был моим отцом. Мне было двенадцать, когда моя мать вышла за него замуж. Мой настоящий отец был убит, когда я был младенцем, но она никогда не хотела, чтобы я забыл о его существовании. Стоунер согласился с ней, поэтому официального усыновления не было. Но я вырос, считая Ричарда Стоунера человеком, на которого я хотел бы быть похожим.
Хонор пристально смотрела на твердое как гранит выражение лица мужчины, которого она любила, и поняла, что больше нет причин надеяться. Однако ее упрямый характер настаивал на выяснении всех обстоятельств этого дела, и она помимо своей воли задала следующий вопрос:
— Ты знал, кто я такая, до того, как познакомился со мной?
Он откинулся спиной на кресло, наблюдая за ней прищурившись:
— Сегодня ты была занята.
