коридору.
Стукнув в дверь комнаты, в которой ночевали его друзья, и просунув голову вовнутрь, Ранд обнаружил там Перрина, который, до сих пор еще не одетый, лежал в постели. Перрин повернул голову на звук открывшейся двери, увидел Ранда, затем опять смежил веки. В углу Ранд заметил прислоненные к стене лук и колчан Мэта.
— Слышал, ты неважно себя чувствуешь, — сказал Ранд, заходя в комнату. Он подошел к Перрину и сел на соседнюю кровать. — Я просто хотел поговорить. Я... — Он вдруг понял, что не знает, с чего начать. — Если ты болен, — произнес Ранд, привстав, — то тебе, наверное, надо бы поспать. Ладно, тогда я пойду.
— Не знаю, смогу ли я когда-нибудь опять уснуть, — вздохнул Перрин. — Мне, если хочешь знать, приснился жуткий сон, и уснуть никак не удается. А Мэт оказался довольно-таки шустр, раз успел рассказать тебе. Утром он поднял меня на смех, когда я объяснил, почему слишком устал, чтобы идти с ним, но ему тоже что-то снилось. Почти всю ночь напролет я слышал, как он ворочается и бормочет, и можешь мне не говорить, что он крепко спал ночью. — Перрин уронил на лицо широкую ладонь, закрывая глаза. — Свет, но я устал. Может, сумею встать, если полежу тут часок-другой. Если из-за этого кошмара мне не удастся посмотреть на Байрлон, Мэт мне все уши о нем прожужжит.
Ранд медленно опустился обратно на кровать. Облизнул губы, затем выпалил:
— Он убил крысу?
Перрин опустил руку и уставился на друга.
— И ты тоже? — наконец смог он произнести. Когда Ранд кивнул, Перрин произнес: — Хотел бы я оказаться дома. Он мне сказал... он сказал... Что нам делать? Ты Морейн говорил?
— Нет. Пока нет. Может, ничего и не скажу. Не знаю. А ты?
— Он сказал... Кровь и пепел, Ранд, я не знаю. — Перрин резко приподнялся на локте. — Ты думаешь, Мэту снился тот же сон? Он смеялся, но ему было не до смеха. А когда я сказал, что из-за этого сна не могу уснуть, то выглядел он как-то подозрительно.
— Может, и тот же, — сказал Ранд. Он почувствовал облегчение, а вместе с ним и ощущение вины, — что, оказывается, не на него одного такая напасть.
— Я собираюсь спросить совета у Тома, — сказал Ранд. — Он многое повидал в мире. Ты... ты не считаешь, что нам нужно рассказать все Морейн, да?
Перрин повалился обратно на подушку.
— Ты же слышал предания об Айз Седай. По-твоему, Тому можно доверять? Мы вообще хоть кому-то можем доверять? Ранд, если мы выберемся из этой передряги живыми, если когда-нибудь вернемся домой и ты услышишь от меня хотя бы словечко о том, чтобы оставить Эмондов Луг, даже о том, чтобы сходить в Сторожевой Холм, пни меня хорошенько. Ладно?
— О чем разговор, — ответил Ранд, растягивая губы в улыбке, такой жизнерадостной, на какую только был способен. — Мы обязательно вернемся домой. Давай, вставай. Мы же в настоящем городе, и у нас целый день, чтобы поглядеть на него. Где твоя одежда?
— Ты иди. Я просто немножко полежу. — Перрин опять прикрыл глаза рукой. — Ты иди. Я тебя через час или два найду.
— Многое потеряешь, — сказал Ранд, поднявшись. — Подумай о том, что упустишь. — Он остановился у дверей. — Байрлон. Сколько раз мы говорили, что однажды увидим Байрлон?
Перрин лежал с закрытыми глазами и не промолвил ни слова. Через минуту Ранд шагнул за порог и затворил за собою дверь.
В коридоре юноша прислонился к стене, улыбки как не бывало. Голова до сих пор болела; лучше не стало, наоборот, хуже. Вряд ли он придет в большой восторг от Байрлона, по крайней мере, не сейчас. Пожалуй, ничего не смогло бы сейчас вызвать у Ранда воодушевления.
Мимо прошла служанка со стопкой простыней в руках и с интересом оглянулась на него. Прежде чем она успела заговорить с Рандом, он заторопился по коридору, горбясь под плащом. До конца выступления Тома пройдет не один час. А пока можно оглядеться вокруг. Может, удастся найти Мэта и узнать, не появлялся ли в его снах Ба'алзамон. На этот раз спускаться по лестнице Ранд стал помедленнее, потирая висок.
Ступеньки кончились возле кухни, и юноша решил выйти отсюда. Он кивнул Саре, но когда повариха, казалось, решила продолжить беседу с того места, где она прервалась в прошлый раз, Ранд поспешил шмыгнуть к выходу. Конный двор оказался пуст, не считая Матча, стоявшего в дверях конюшни, да один из конюхов нес туда на плече какой-то мешок. Ранд кивнул и Матчу, но старший конюх свирепо глянул на него и скрылся в конюшне. Ранд не терял надежды, что остальные в городе больше схожи с Сарой, а отнюдь не с Матчем. Полный решимости посмотреть на то, каков он, этот самый город, юноша ускорил шаг.
Около распахнутых ворот, ведущих с конного двора, он остановился и обвел взглядом улицу. Она была полна народу, люди теснились на ней, словно овцы в загоне, — закутанные в плащи и куртки до самых глаз, шапки надвинуты поглубже от холода, шли они быстрым шагом, то и дело обгоняя один другого, будто их гнал ветер, свистевший в кровлях домов, они толкали друг друга и проходили мимо, почти не обмениваясь ни словом приветствия, ни взглядом.
Кругом к тому же витали необычные запахи — острые, и кислые, и душистые, образуя вместе такую смесь, от которой у Ранда засвербило в носу. И в самый разгар Праздника он ни разу не видел столько людей, толпящихся в одном месте. Даже вполовину меньше. А это только одна улица. Мастер Фитч и повариха говорили, что весь город чуть ли не битком набит. Целый город... и так?
Ранд попятился от ворот, подальше от улицы, запруженной народом. Как-то нехорошо уйти и бросить Перрина, больного, в постели. А что, если Том закончит свое повествование, пока Ранд будет бродить по городу? Менестрель и сам мог потом уйти, а поговорить с кем-нибудь обязательно нужно. Лучше всего немного обождать. Повернувшись спиной к кишащей людьми улице, Ранд облегченно вздохнул.
Голова разболелась, и возвращаться обратно в гостиницу ему совсем не хотелось — эта мысль нисколько не привлекала. Юноша присел на перевернутый бочонок возле стены гостиницы с надеждой, что холодный воздух умерит головную боль.
Время от времени в дверях конюшни возникал Матч и удивленно поглядывал на Ранда и даже один раз прошел по двору, и тогда юноша встретил брошенный искоса недобрый взгляд конюха. Что, если этому человеку не по душе сельский люд? Или его привело в замешательство то, как их приветствовал мастер Фитч, после того как он пытался не пустить их отряд с заднего двора?
— Пастух с мечом, отмеченным клеймом цапли, — раздался низкий женский голос. — Такого хватит, чтобы я поверила во что угодно. В какой ты беде, парень из низин?
Вздрогнув, Ранд как ужаленный вскочил на ноги. Рядом с ним стояла та девушка с коротко остриженными волосами, которую он видел с Морейн, выйдя из купальни. Она, как и тогда, была одета в мужские куртку и штаны. Девушка, как решил Ранд, выглядела чуть старше его, с темными глазами, даже темнее, чем у Эгвейн, и необыкновенно внимательными.
— Ты — Ранд, верно? — продолжала она. — Мое имя — Мин.
— Ни в какой я не в беде, — сказал Ранд. Он не знал, что ей рассказала Морейн, но предупреждение Лана не привлекать внимания помнил хорошо. — С чего ты взяла, что я в беде? Двуречье — тихие края, а мы все — люди мирные. Бедам там нет места, если только они грозят не посевам и овцам.
— Мирные? — сказала Мин со слабой улыбкой. — Слыхивала я людей, которые толковали про вас, народ Двуречья. Слышала шутки про пастухов с дубовыми головами, да и к тому же здесь есть люди, что сами бывали в низинах.
— С дубовыми головами? — переспросил Ранд, сдвинув брови. — Что еще за шутки?
— Те, кто знают, — продолжала девушка, словно он ничего и не говорил, — говорят, что все вы ходите с улыбками, полны вежливости, прямо-таки податливые и мягкие, словно масло. По крайней мере, внешне. Внутри же, утверждают, вы все тверды, как старое дубовое корневище. Ткните посильнее, говорят, и обнаружите камень. Но в тебе или в твоих друзьях камень зарыт не так глубоко. Словно бы бурей сорвало с него почти весь дерн. Морейн не рассказывала мне всего, но я вижу то, что вижу.
