расхаживал по Эмондову Лугу с мечом задолго до первых признаков беды. Ранду подумалось, что не худо последовать примеру более опытного человека. Твердя себе, что это не из простого тщеславия, не из-за частых мечтаний о том, чтобы пройтись по улицам настоящего города с мечом на боку, он застегнул пояс и перебросил плащ через плечо, будто мешок.
Прыгая через две ступеньки, Ранд торопливо спустился в кухню. Наверняка это именно то местечко, где можно наскоро перекусить, а в свой единственный день в Байрлоне нет смысла тратить время попусту — и так уже сколько потерял.
На кухне мастер Фитч препирался с толстой женщиной, чьи руки были по локоть в пшеничной муке, — явно повариха. Хотя, скорее, это она отчитывала его, грозно размахивая пальцем у него под носом. Прислуживающие девушки, судомойки и мальчишки-поварята носились по своим делам, старательно не обращая внимания на происходящее рядом.
— ...мой Усатик — хороший кот, — колко говорила повариха, — и я не стану слушать других слов, понятно вам? Жаловаться на то, что он делает свою работу чересчур добросовестно, — вот как называется то, с чем вы явились ко мне, если у меня спросить.
— А у меня жалобы, — ухитрился вставить мастер Фитч. — Жалобы, сударыня. Половина гостей...
— Не хочу и слышать об этом! Просто не стану слушать. Если им вздумалось жаловаться на моего котика, то пусть
— Нет! — взвизгнул мастер Фитч и кинулся останавливать ее. Они закружились, словно в танце: повариха, пытающаяся снять передник, и содержатель гостиницы, старающийся надеть его обратно на нее.
— Нет, Сара, — пыхтел мастер Фитч. — Не нужно этого. Не нужно, я говорю! Что я стану без тебя делать? Усатик — славный кот. Превосходный кот. Он самый лучший кот в Байрлоне. Если кто-то еще станет жаловаться, то я скажу ему, что он должен быть благодарен коту, раз тот делает свою работу. Да-да, благодарен. Не надо уходить. Сара? Сара!
Повариха остановила их кружение и высвободила передник из рук хозяина гостиницы.
— Тогда ладно. Хорошо. — Сжимая передник в руках, она все еще не завязывала его. — Но если вы надеетесь, что у меня что-то будет готово к полудню, лучше вам убраться отсюда и дать мне заняться делом. Гостиница, может, и ваша, но уж кухня — моя. Если только вы сами не хотите заняться стряпней? — Она сделала движение, словно вручая передник мастеру Фитчу.
Тот, широко разведя руки, попятился. Он открыл было рот, затем остановился и в первый раз оглянулся вокруг. Кухонная прислуга усердно не замечала повариху и хозяина, а Ранд принялся усиленно шарить по карманам, хотя, не считая той монеты, что ему дала Морейн, в них почти ничего не было: несколько медяков и разная мелочь. Карманный нож и точило. Две запасные тетивы и моток бечевки, которая, как он считал, может пригодиться.
— Я уверен, Сара, — сказал мастер Фитч, тщательно подбирая слова, — что все будет приготовлено с твоим обычным совершенством.
С этими словами он в последний раз обвел кухонную прислугу подозрительным взглядом и удалился затем с таким достоинством, какое сумел напустить на себя.
Сара подождала, пока тот не ушел, и быстро затянула завязки передника, потом посмотрела на Ранда.
— Думаю, тебе хочется чего-нибудь поесть, а? Что ж, давай, заходи, — она усмехнулась. — Да не кусаюсь я, не кусаюсь, неважно, что ты видел то, чего не следовало. Циэль, дай-ка пареньку хлеба, сыра и молока. Это все, что сейчас есть. Садись-ка, парень. Твои друзья все ушли, кроме одного, который, как я понимаю, неважно себя чувствует, и, сдается мне, ты тоже не прочь пойти прогуляться.
Одна из служанок, пока Ранд устраивался у стола на табурете, принесла поднос. Юноша занялся едой, и повариха вновь принялась месить тесто для хлеба, но разговора не оставила.
— Не бери в голову то, что ты сейчас тут видел. Мастер Фитч — вполне достойный мужчина, хотя и лучший из вас — не самый сговорчивый. Этот народ жалуется, словно делать ему больше нечего, вот он и раздражен, а из-за чего весь сыр-бор? Им что, хочется вместо дохлой крысы найти пять живых? Хотя на Усатика не похоже — оставлять за собой свою работенку неприбранной. Да еще и больше дюжины? Усатик бы столько крыс в гостиницу ни за что бы не впустил, да никогда! К тому же тут опрятно, все время убирают, чего этим-то тварям сюда рваться? Да еще все с переломанными хребтами. — Она покачала головой, удивляясь всем этим странным делам.
Хлеб и сыр во рту у Ранда по вкусу мигом стали пеплом.
— У них хребты сломаны?
Повариха махнула рукой, обсыпанной мукой.
— Думай о более радостных вещах — так я смотрю на жизнь. Знаешь, тут менестрель. Вот прямо в эту минуту, в общей зале. Но погоди, ты же вроде с ним пришел? Ты из тех, кто приехал с госпожой Элис прошлым вечером, верно? По-моему, да. У меня самой, наверное, вряд ли выпадет минутка на менестреля поглядеть, особенно сейчас, когда в гостинице полно постояльцев, причем большинство из них всякая шантрапа, спустившаяся с копей. — Она со всей силы звучно шлепнула по тесту. — Совсем не того сорта людишки, раньше мы бы их и на порог не пустили, терпим лишь в эти времена, когда они весь город заполонили. Но, по-моему, они оказались получше некоторых. Да-а, а я ведь менестреля не видела с самого начала зимы, и...
Ранд механически жевал, не чувствуя вкуса, не слушая монолога поварихи. Мертвые крысы, с переломанными хребтами. Он торопливо доел завтрак, запинаясь на каждом слове, поблагодарил за хлеб и сыр и поспешил вон. Ему обязательно нужно с кем-нибудь поговорить.
Большая зала «Оленя и Льва», за исключением своего назначения, имела мало общего с залой в «Винном Ручье». Она оказалась вдвое шире и раза в три длиннее, а стены ее были расписаны красочными картинами: необыкновенные здания, окруженные садами высоких деревьев и клумбами ярких цветов. Вместо одного огромного камина на всю залу, здесь жарко горело по одному в каждой стене, и все пространство заполняло множество столов, и почти каждый табурет или скамья были заняты.
Все мужчины, сжимая в зубах трубки, а в руках — кружки, склонились вперед, целиком увлеченные одним: на столе посередине залы стоял Том, многоцветный плащ переброшен через спинку стула рядом с ним. Даже мастер Фитч замер с большой серебряной кружкой с крышкой и тряпочкой для полировки в неподвижных руках.
— ...гарцуя, серебристые копыта и гордые, выгнутые дугой шеи, — звучным голосом говорил Том, и в то же время каким-то образом казалось, что он не только скачет верхом на коне, но и что он — один из длинной кавалькады всадников. — Они вскидывали головы, и развевались шелковистые гривы. Тысяча бьющихся на ветру знамен заслоняли радугу на бескрайнем небе. От сотни медноголосых труб дрожал воздух, а грохот барабанов разносился, словно гром. Радостные крики волна за волной катились от тысяч зрителей, катились по гребням крыш и между башен Иллиана, но ни грохота, ни тишины не слышали уши тысячи всадников, чьи очи и сердца горели священным устремлением. Вперед и вперед скакала Великая Охота за Рогом, мчалась на поиски Рога Валир, который должен призвать героев минувших Эпох из могильных объятий на битву за Свет...
В те ночи у костра, когда отряд Морейн скакал на север, менестрель называл такое исполнение Простой Декламацией. Предания, говорил он, рассказываются одним из трех голосов: Возвышенный Слог, Простая Декламация и Обыкновенный Стиль, причем последний подразумевал простой пересказ истории — так, будто ты беседуешь со своим соседом о видах на урожай. Том рассказывал тогда предания именно в Обыкновенном, но ни в коей мере не скрывая своего пренебрежительного отношения к исполнению в подобной манере.
Ранд, не входя в залу, прикрыл дверь и привалился к стене. От Тома сейчас совета не получить. Морейн... как бы она поступила, если бы ей стало известно?
Ранд заметил, как проходящие мимо с удивлением поглядывают на него, и понял, что размышляет если и не вслух, то вполголоса. Одернув куртку, юноша выпрямился. Нужно с кем-нибудь поговорить. Повариха сказала, что кто-то остался в гостинице. Едва сдерживаясь, чтобы не бежать, он зашагал по
