прислушивается. У него длинный костистый нос, беспощадные глаза под белесыми бровями и большие волосатые уши. Вайс!
Сознание Сергея будто наскочило на какую-то зарубку в сердце. В один миг перед взором промелькнула тяжелая резиновая нагайка, избитая мама на земле, окованный ботинок над ее головой. И уже не холод, а горячий вихрь пронесся вдруг по груди паренька, разметая страх, словно золу на дороге.
Зрение, слух — все обострилось по звона в голове.
Под черепом стучали стальные молоточки, стучали, гремели — выковывали из ненависти злую мысль: «Поджечь!»
Сергей замер перед воротами. Секунда, вторая — и молоточки в голове заработали с неистовой скоростью… В углу сено. Сунуть под него зажигалку. Пока оно будет разгораться, вскочить на коня, подать сигнал. Илья распахнет ворота и — на воле!
Сергей представил, как он вылетит на лошади, как сзади вспыхнет пламя, как забегают немцы и полицаи, не зная, тушить ли огонь или гнаться за ними. И сразу поджог сарая стал для него не только местью, но и средством отвлечь врага от погони.
Оставив лошадь, он шагнул к сену.
Быстрые язычки пламени, словно муравьи, забегали по сухой траве. Уронив горячую зажигалку, паренек бросился к воротам. Разгоревшееся сено в первую минуту почти не освещало сарай. В темноте он шарил и не находил лошади.
Но вот пламя вспыхнуло ярче. Вороной, подбирая клочки клевера на полу, отошел несколько в сторону. Второпях Сергей не сразу вскочил на него. Когда он, наконец, сел верхом, в углу уже горел целый костер. Зловещие тени тревожно плясали по стенам. Дым клубами расходился под крышей.
— Мя-а-у! — громко подал он друзьям условный знак.
Сжимая в нетерпении поводья, Сергей дрожал, и дрожь эта, как электрический ток, передавалась лошади. Вороной тревожно косил глазами на пламя, нервно перебирал ногами, чувствуя острый запах гари.
Время шло. Не лязгала металлическая закладка, не скрипели ворота.
— Мя-а-ау! — еше громче крикнул Сережа, думая, что друзья не расслышали его первого сигнала.
Опять длинные, как вечность, секунды. И вдруг, вместо скрипа ворот, сзади за стеной дважды мяукнула кошка:
«Опасность! Берегись!»
Сережа похолодел. Бежать через отверстие под крышей было поздно. Огонь охватил уже значительную часть сена, густой дым клубами шел по сараю. Лошадь крутилась и всхрапывала. Медлить было нельзя. Мальчуган мяукнул трижды.
Через несколько мгновений на дворе громко крикнули по-латышски:
— Стой!
Грянул выстрел.
Потом донесся удаляющийся крик Ильи:
— Спасайтесь!
Опять выстрел.
«Пропали! Конец!» — обожгла Сергея страшная мысль. Он спрыгнул с лошади и в ту же секунду услышал, что кто-то торопливо дернул снаружи закладку на воротах. Мальчик инстинктивно отпрянул назад. На какой-то короткий миг между створок мелькнула маленькая белая рука и знакомая коса с бантиком. Сергей, бросив поводья, рванулся в темноту.
…Кричали, стреляли. Кажется, кричал и он, Сергей, мчась следом за Инной. Только когда добежал до оврага, начал приходить в себя. Сзади в поселке разгорался пожар, трещали выстрелы. Но погони не было.
— Илья где?.. — вымолвил Сергей, еле переводя дыхание.
— Убежал, — так же тяжело дыша, ответила Инна.
— Может, убили?
— Нет… промахнулся тот… Искать надо. И уходить быстрей.
Илью они увидели, когда пересекли овражек. Правее на гребне возвышенности мелькнула его маленькая согнутая фигурка и исчезла внизу. Послышался всплеск воды в ручье и шлепанье быстрых ног по грязи. Беглецы повернули ему наперерез.
Сергей негромко позвал Илью, вылезавшего из зарослей, но тот, вдруг вскрикнув, бросился назад в ручей.
— Илья, куда ты?
— Ой!.. А я думал…
Беглецы шли почти всю ночь, стремясь к утру быть как можно дальше от злополучного поселка Они пересекли шоссе и двигались по бездорожью, обходя небольшие болота и хутора.
Если бы не Наташа, которую приходилось нести на руках, то потеря лошади, пожалуй, мало бы огорчила их. Утешая друзей, Вера даже сказала вначале:
— Ну и пусть. Все равно, как бы мы коня через Двину переправили? Бросить бы пришлось…
— Ничего не бросить, — хмуро возразил Илья, которому до слез было жалко Вороного. — Он бы сам переплыл… А вот теперь нам достанется!
Наташу несли по очереди, сменяясь через каждые четыреста шагов. Она хотела спать, капризничала.
— Потерпи, мы же к маме идем, — уговаривала ее Инна. — Хочешь к маме?
— Хочу, — оживлялась ненадолго Наташа. — А мы скоро придем?
— Если не будешь плакать, то — скоро. А если будешь — фашисты услышат и поймают нас. Тогда мы не придем никогда.
Девочка, потирая глаза кулачком, обещала:
— Ну, я потерплю плакать. А они не поймают нас?..
Первым из ребят выдохся Илья.
Он не признавался в этом и не просил делать привал, но на ходу злым шепотом клял фашистов. Потом устал так, что и ругаться не было сил. Когда ему снова пришлось нести Наташу, он только шумно сопел.
Сменить его должна была Вера.
— Давай понесу, — сказала она, видя, что товарищ без конца спотыкается, хотя и сама едва брела.
Илья продолжал нести Наташу, и Вера нетерпеливо повторила:
— Давай, что ли!
— Рано, — каким-то свистящим шепотом выдохнул Илья. — Мне еще сто двадцать шагов осталось…
— Ладно уж…
— Не мешай! — с сердцем воскликнул он, когда Вера протянула руки, чтобы взять Наташу.
От резкого движения он пошатнулся, девочка на его плечах испуганно вскрикнула.
— Ты чего? — удерживая равновесие, спросил Илья.
— Ты упадываешь, — со слезами пожаловалась Наташа.
— Не выдумывай, пожалуйста, я держусь, как слон!
— Нет, упадываешь, — настаивала Наташа, переходя на руки к Вере.
— Ох, Наталья, что ты за человек, — проворчал Илья, вытирая подкладкой измятой кепки мокрое лицо, — едешь на чужой шее, да еще ругаешься!
На опушке небольшого леска сделали привал. Усталые беглецы повалились на землю.
— Трудно нам придется, — сказала Инна немного погодя, — ведь это только начало…
— Ничего, выдержим, — хрипло произнес Илья. — А за коня фрицам еще припомним…
На востоке занималось утро. Сергей отыскал поблизости копну сена. Путники кое-как разворошили ее плотно слежавшуюся верхушку, сделали там углубление и уснули как убитые.