пиджак, они уселись играть в карты.
Пастухи и Сережа молча наблюдали за ними. Но это было скучно, и Вилис негромко сказал:
— Рудис, давай ты. У тебя есть, что рассказать. Пусть Сергей послушает, как вы с батькой деньги нашли.
Рудис согласился.
— Только теперь это неинтересно уже… Будешь слушать? — спросил он у Сергея.
— Конечно.
— Это еще до того, как у нас советскую власть сделали, — начал пастух. — Поехали мы с батькой в город. Повезли мешок муки продавать. Стояли, стояли на базаре — никто не покупает. Муки полон базар и лучше нашей. Пришлось скупщикам по дешевке отдать — что будешь делать. За мешок муки купили соли и керосину. Едем домой, молчим. Есть мне хочется — живот к горлу подтягивает. Гляжу…
— Не ты, а батька, — поправил Вилис.
— Отстань! Гляжу по сторонам: булки белые, колбасы, пряники в лавках на окнах. Вот, думаю, поесть бы хоть раз вкусного вволю. И прикидываю в уме, сколько бы пряников сразу съел. Вдруг батька: «Тпрру». Остановились. Соскочил он с телеги, поднял что-то и давай коня погонять. Отъехали на другую улицу. Вытащил батька из-под полы сумочку кожаную, городскую. Руки трясутся. Я к нему. Заглянули в сумку: деньги! 120 лат насчитали. Ого-го! Повернули мы да другими улицами на базар опять.
Игра в карты в соседней компании шла вяло. Павел больше прислушивался к тому, что рассказывал Рудис. Когда пастух начал перечислять, что они тогда с отцом ели и сколько накупили всякой всячины, он раздраженно бросил карты и вмешался:
— Дураки вы чертовы с батькой! Пожрали и промотали деньги. А можно было хозяйство поставить, коня или хоть корову купить. Такое счастье раз в жизни бывает и то не у каждого.
— Тебе ж тогда больше всех привезли, — заметил Рудис, — пиджак, сапоги…
— Что — пиджак? Хозяйство важнее.
— А ты нам не мешай, — сказал старшему брату Вилис — Мы к вам не лезем.
— Помалкивай, заика!
В спор вмешался Петр:
— А про что разговор?
— Да так, — сказал Рудис неохотно. — Вспоминали, что у кого самое интересное было. Я рассказал, как мы с батькой деньги нашли.
— Это что! Вот послушайте, как в запрошлом году мне повезло. Ты, Павел, знаешь, — Петр собрал карты и, пересев ближе к мальчикам, продолжал: — На мои именины дело было. Приехал к нам Карклис, швагер наш. Он не знал про именины. А приехал так просто, в гости на праздник. Садимся за стол. Батька поздравил — четырнадцать лет мне кончилось. Начали подарки дарить и, как водится, — за уши! Матка, та тихонько потянула, для виду. Батька — посильней, чтоб не баловался. А Мартин, черт, зажигалку всего подарил, а как дернул, чуть ухо не оторвал! Он и дарил, чтобы только меня за ухо тягануть. Подходит очередь до швагера. Он тоже к моему уху тянется. А я кричу: «Сперва дарите — потом дерите!» Смеется: «Что ж вы мне раньше не сказали про именины, не захватил я с собой ничего. А выдрать мне его хочется: он, как у нас был, троих гусят в кадке утопил — нырять учил. Ладно, дарю ему корову». И с тем хвать меня за оба уха, аж приподнял! Даже захрустело в голове что-то. Сел за стол. Выпили все здорово. И кажется мне, что уши мои болтаются, как у нашей собаки. Пощупаю — стоят. А швагер смеется — рядом сидел. «Что, — говорит, — именинник, не веришь, что целы?»
— Ничего, — отвечаю, — за такой подарок я согласен на ушах повиснуть.
Он захмелел совсем, хохочет: «Давай уши, нетель еще дарю!».
Повернулся я к нему:
— На! За нетель!
Здорово дернул, да пальцы сорвались. Хотел опять, а я ему:
— Нет, вы уж за нетель дернули. Не мое дело, что у вас пальцы в сале.
Все кругом хохочут, а он злиться начал.
— Что ж тебе, разбойнику, еще дарить?
— Как хотите.
Не дала ему тогда жинка.
Подождал он. Как бабы вышли — опять ко мне придвинулся:
— После моих подарков всегда плачут именинники, а ты не заплакал. Досадно мне… Дай щелкану в лоб: заплачешь или нет?
Я знал, что он медные деньги в пальцах гнет, но отвечаю:
— Нет, не заплачу.
— А вот подставляй лоб!
— Дари еще нетель — подставлю.
Он хоть и пьяный был, а прищурился и грозит пальцем:
— За щелчок — нетель? Нет, шалишь! Хочешь — овцу?
«Не проломит же он голову», — думаю. И говорю:
— По овце за щелчок, пока не заплачу. Только не в одном месте бейте.
— Гни башку!
Нагнулся я — он как врежет. Аж у меня искры из глаз! Но стою. Он — второй, — стою! Третий — стою. Четвертый как даст — я и счет потерял! Чисто молотком!
Вытащил меня Мартин в сени, полил воды на голову и опять за стол. Очухался, сижу и шишки рукой щупаю. Шесть штук! Значит, шесть овец, да корова, да нетель! Ого-го! Плевать, что больно. А Карклис обнимает меня и говорит:
— Л-люблю тебя, уваж-жаю! Настоящий хозяин будешь. Голова у тебя, как у быка, крепкая. Стукну — только звенит. Даже палец расшиб.
— И не заплакал? — с удивлением спросил у рассказчика Вилис.
— Пока в уме был — нет. А дальше не помню. С тех пор у нас в хозяйстве моих две коровы и пять овец. Как делиться с Мартином будем — эти не в счет. Вот как повезло! — закончил Петр, самодовольно усмехаясь.
— Ничего не скажешь, ты свое богатство головой заработал, — съязвил Сережа.
— Не тебе чета, голодранцу! — ощетинился Петр, почуяв насмешку.
— А все-таки швагер надул тебя на одну овцу, — сказал Рудис. — Шишек-то, говоришь, было шесть, а овец у тебя только пять.
— Нет, не швагер. Он пять раз щелкнул, батька видел. Шестую, должно, Мартин в сенях добавил, как голову мне мочил. Завидки взяли — долбанул кружкой или чем.
Петр чувствовал себя хозяином. Чтобы показать свою власть, он толкнул плечом сидящего рядом Павла, и приятель, состроив глуповатую улыбку, повалился на спину. Потом дернул за волосы Вилиса так, что тот вскрикнул от боли. Когда он потянулся к Рудису, пастух ударил его по руке.
— А, ты так? — полез на него Петр с кулаками.
Сергей схватил хозяйского сына за одну руку, Рудис за другую и отшвырнули его назад.
— Павел, давай мы им наложим, — предложил Петр, не спуская злых глаз с непокорных мальчуганов.
— А ну их, — лениво отмахнулся Павел. — Зацепи — не рад будешь. Я своих знаю: целый месяц потом гадить будут.
— Ну, тебе я еще припомню! — со зловещей угрозой мотнул Петр головой Сергею.
Никто больше не проявил желания вспоминать интересные случаи из своей жизни, и Вилис предложил:
— Сергей, расскажи какую-нибудь книжку.
— Что он там расскажет! — угрюмо скривился Петр. — Про колхозы про свои.
— Он разные читал, — возразил Вилис.
— Вранье все. Знаем мы про их книжки. Один обман.
Сережа не собирался рассказывать при Петре, но наглый самоуверенный тон молодого хозяйчика разозлил его.