Они то и дело останавливались, чтобы поболтать, похлопать друзей по плечам, ущипнуть за щеку. Все это больше походило на воссоединение большой семьи, чем на городской fete.

Оторвавшись наконец от матрасов, я набрел на чудную пасторальную карусель, сохранившуюся в неизменном виде, наверное, со Средних веков. Четверо маленьких пони размером не больше дога степенно трусили по кругу. На спине у каждого, вцепившись в поводья, гриву, а в одном случае и в ухо, сидело по ошалевшему от счастья ребенку. Безразличные к жаре, визгу и тучам мух понурые лошадки напоминали пассажиров электрички, каждое утро привычно едущих на работу.

Я отыскал мадам Жерар и по ее сияющему лицу тотчас же понял, что все вчерашние проблемы благополучно решены. Она представила меня своей матери, и мы втроем отправились в конец улицы, где должно было состояться официальное открытие праздника. Я непременно должен был увидеть церемонию перерезания ленточки и послушать духовой оркестр, составленный из лучших музыкантов Мартиньи. Оркестр в шикарной форме — высокие остроконечные шляпы, небесно-голубые пиджаки и белые брюки — уже стоял на месте. Среди леса ног почти потерялся самый маленький горнист Франции — малыш, ростом едва доходящий барабанщику до пояса. Остроконечная шляпа была заметно велика ему, и я не сомневался, что она свалится мальчишке на глаза, как только тот дунет в свой горн.

Мама мадам Жерар дернула меня за рукав:

— Attention! Вон идет мэр avec son entourage[60].

Вновь появившуюся группу отличало забавное смешение стилей. Мэр явился в пиджаке и галстуке, сопровождающие его Мисс Содийе с двумя бывшими соперницами оказались слегка одетыми вверху и внизу и совершенно голыми посредине, но всех их затмевал клоун Пипа в ослепительных клетчатых штанах и рубашке, ярко-красных ботинках и с носом того же цвета. Он уже выступил вперед с намерением немного повеселить публику, но в эту самую минуту прямо у меня над ухом взревели фанфары, полностью заглушив и «Аббу», и аккордеоны. Мэр взмахнул ножницами и перерезал традиционную трехцветную ленточку, перегораживающую дорогу.

Оркестр заиграл военный марш, и мы двинулись вниз по улице: шествие возглавлял Пипа, выделывающий антраша, за ним следовал оркестр, за оркестром — мэр со свитой, а за мэром — я с мамой мадам Жерар. Та, естественно, знала тут всех и каждого, и потому мы продвигались вперед очень медленно, а потом и вовсе остановились, потому что мама мадам Жерар попыталась уговорить свою собственную маму расстаться с бамбуковым креслом и присоединиться к параду.

Время приближалось к полудню, и теплое утро уже превращалось в жаркий день. Со скоростью брюхоногих мы передвигались по улице, а я с все большим интересом вглядывался в окна прохладных кафе, украшенные баннерами с изображением улыбчивых escargots и зазывным словом degustation. В полумраке я различил даже силуэты клиентов со стаканами в руках и тут же вспомнил о главной цели моей поездки — знакомстве с самыми вкусными во Франции улитками.

Повинуясь чувству долга, я решил, что пришло время браться за работу.

Парад завершился финальным ревом фанфар и боем барабанов, а я развернулся и поспешно пошел обратно, усердно раздувая ноздри. Наконец мой нос уловил многообещающий чесночный аромат и привел меня в один из salles de degustation. Он располагался в здании бывшей конюшни, переоборудованной под ресторан с баром: беленые стены, блестящая темная плитка на полу, длинные деревянные столы со скамейками и временная кухня, устроенная в нише у дальней стены. Меню, написанное мелом на черной доске, предлагало клиентам улиток, улиток и улиток, с pommes frites или без. Запивать улиток полагалось холодным белым и ароматным вином «Гевюрцтраминер», которое подавалось стаканами или кувшинами, а возможно, и бочками. Трудно представить себе более приятную обстановку для работы.

У продолговатых столов есть несомненное преимущество — за ними не придется есть в одиночку, даже если вы пришли в ресторан без компании. Стоит сказать bonjour и признаться, что вы приехали издалека и нуждаетесь в совете, — и обязательно найдутся желающие дать вам этот совет.

Я выбрал место напротив плотного мужчины средних лет с обветренным загорелым лицом, одетого в выгоревшую на солнце рубашку и плоскую фуражку. Он приветливо кивнул мне и спросил:

— Вы один?

Я признался, что не только один, но еще и англичанин.

— Ah bon?

Оказалось, что мой сосед еще никогда не видел живого англичанина. Несколько минут он молча разглядывал такую диковину, не скрывая своего удивления, — интересно, кого он ожидал увидеть: футбольного хулигана или принца Уэльского в котелке? — а потом, по-видимому удовлетворенный увиденным, протянул мне руку и представился:

— Этьен Морен. Любите улиток?

— Наверное, люблю. Но я их пробовал всего пару раз. Ничего о них не знаю.

— Тогда надо начать с дюжины, — авторитетно заявил мой сосед, — просто с чесночным маслом. — Он взглянул на лежащую перед ним груду пустых раковин. — Мне и самому пора повторить заказ. Je une homme! [61] — окликнул он официанта. — Тут англичанин умирает с голоду.

Он заказал для нас по дюжине улиток и большой кувшин «Гевюрцтраминера», которое он называл просто «гевюрцем».

Нашим ближайшим соседом оказалась юная влюбленная пара, ничего вокруг не замечающая. Молодые люди пытались осуществить невозможное: смотреть друг другу в глаза, держаться за руки и при этом еще извлекать улиток из горячих раковин. Я сразу же понял, что они мне не помощники, опять повернулся к своему новому приятелю и попросил его рассказать об улитках.

Лучшего всего беседа протекает в том случае, когда француз говорит, а вы слушаете. И, в отличие от его соотечественников, даже не пытаетесь спорить. Если вам это удастся, к вам отнесутся с сочувствием. Разумеется, вы так и останетесь иностранцем, но иностранцем разумным и даже симпатичным, понимающим, что его дело — сидеть у ног наставника и учиться тому, что давно известно более цивилизованным людям. А они будут только рады поделиться с таким благодарным слушателем своими знаниями, предрассудками, apercus[62], опытом и смешными историями.

Едва Морен успел собраться с мыслями и прочистить горло, как появился официант. Он проворно поставил на стол корзиночку с хлебом, запотевший кувшин с вином и улиток, после чего удалился, пожелав нам bon appetit. Выходит, мое близкое знакомство с улитками начнется с практических занятий. Урок первый: как их едят.

Ресторан, в котором я оказался, был заведением без претензий. Вместо тарелки передо мной стоял прямоугольный подносик из алюминиевой фольги с дюжиной углублений. В каждом из углублений помещалась одна улитка, и от раковин поднимался горячий пар. Из приборов имелась только деревянная зубочистка и бумажная салфетка.

Запах от блюда шел соблазнительный, а я был голоден, но первая попытка извлечь моллюска оказалась неудачной: улитка так и осталась в раковине, а я обжег пальцы. B отличие от столичных ресторанов, здесь никто не предлагал клиентам специальных миниатюрных щипчиков.

Я присмотрелся к тому, как мой сосед справляется с этой проблемой, и увидел пример типичной галльской изобретательности, поставленной на службу желудку. Предварительно съев мякиш, Морен использовал хлебную корочку в качестве пинцета и придерживал ею ракушку. Потом он прицеливался, одним движением вонзал зубочистку и легким поворотом кисти вытаскивал из раковины ее скользкое содержимое. Проглотив его, Морен подносил раковину к губам и с наслаждением допивал несколько капель оставшегося в ней сока. Все очень просто.

Я постарался в точности повторить все его действия, и мне удалось благополучно выковырять улитку, лишь слегка забрызгав рубашку чесночным маслом. Я вгляделся в темный, сморщенный комочек на острие зубочистки — надо признаться, вид он имел не слишком аппетитный. Мне вспомнился совет моего друга Режи: он утверждал, что улиток надо есть не глазами, а носом. Запах и вправду был восхитительным.