вскоре опустела, а тут и мажоретки восстановили порядок в своих рядах. Дальше мы двинулись почти бегом, чтобы нагнать ушедший далеко вперед оркестр.

В конце маршрута улица была перегорожена натянутой ленточкой, а за ней нас ждал улыбающийся мэр с ножницами в руке. Оркестр исполнил особенно бравурный марш, и под щелканье фотокамер ленточка была перерезана. Пришла очередь следующей церемонии — принятие новых дегустаторов в члены братства.

Зал мэрии встретил нас ароматом свежеприготовленных окорочков. Мой коллега лабрадор остановился в дверях и с мечтательным видом втянул в себя воздух, после чего уверенно прошел вперед и, вежливо помахав хвостом соседям, устроился перед местами, отведенными для самых почетных гостей.

Месье Руссель, главный распорядитель церемонии, вышел на сцену и немного поколдовал над микрофоном, а старшие члены братства во главе с президентом, месье Луазаном, тем временем расположились у него за спиной. Их лица были сосредоточенны, и зал, проникнувшись торжественностью момента, почтительно примолк.

Однако серьезности хватило ненадолго. Месье Руссель одного за другим начал вызывать на сцену кандидатов. Ритуал посвящения начинался с краткой и не всегда лестной характеристики будущего confrere. Месье Руссель основательно подготовился и теперь с удовольствием сообщал жадно внимающей публике о привычках, фобиях и слабостях претендента, причем особый упор делался на состояние его окороков. Потом принимаемый должен был съесть некоторое количество лягушатины, запить ее стаканом шардоне, принести клятву верности лягушке, и только после этого несчастному разрешали спрятаться за сценой.

Все это продолжалось около часа, и наконец непринятыми осталось только двое — лабрадор и я сам. Лабрадор держался безукоризненно, как и следовало ожидать от собаки, уже несколько раз удостаивавшейся подобной чести. Он уверенно запрыгнул на сцену, в один прием проглотил все окорочка и несколько испортил впечатление только тем, что брезгливо отвернулся от бокала шардоне. Потом наступила моя очередь. Я робко вышел вперед, чувствуя себя Золушкой среди всего этого бархатного и шелкового великолепия. Даже лабрадор выглядел гораздо наряднее, чем я в своем пиджаке и фланелевых брюках.

Руссель обошелся со мной милосердно, возможно, потому, что не успел отыскать никакого компромата. Впрочем, одна моя национальность оказалась достаточным поводом для остроумия. Вот уже несколько сотен лет французы и англичане с удовольствием говорят друг о друге гадости. Причем довольно часто — одинаковые гадости. Например, каждая национальность обвиняет другую в высокомерии, кровожадности, неприкрытом шовинизме и варварских гастрономических обычаях. Французы утверждают, что у англичан ледяная кровь и им нельзя доверять. Англичане говорят, что у французов горячие головы и им нельзя доверять. Но у близких соседей нередко случаются мелкие разногласия, заметил месье Руссель и лишь слегка попенял мне на то, что я так долго пренебрегал одним из самых изысканных французских деликатесов — лягушачьими окорочками.

Я съел положенное количество окорочков и выпил шардоне, а потом склонил голову, и мне на шею надели медаль. Отныне я стал законным членом Confrerie des Taste Cuisses de Grenouilles de Vittel. Это была первая организация, в которую я вступил, с тех пор как в возрасте одиннадцати лет был с позором изгнан из рядов бойскаутов в результате конфликта со Старшим Волком.

А потом пришло время для «бокала вина» с мэром, хотя, на мой взгляд, возлияний этим утром и без того хватало. На этот раз братья даже не пытались выстроиться в правильную колонну. У тех из них, кому не досталось шардоне на сцене, уже давно пересохло в горле, и они возглавили марш-бросок в обеденный зал. Там нас уже ждали команда «Pastis 51» в красных пиджаках, открытые бутылки и сам господин мэр с приветственной речью. Атмосфера очень скоро стала непринужденной и приподнятой, и ничто не предвещало драмы, которая через несколько минут развернулась на ступеньках мэрии.

О ней нам стало известно только после того, как мы вернулись во Дворец конгрессов на ланч, расселись за столики и задумались о выборе аперитива. Довольно скоро я почувствовал что-то неладное. Гости тревожно перешептывались и часто посматривали на часы, а официантов попросили задержаться с подачей первого блюда. Я оглядел зал и понял, что заняты все места кроме одного — месье Луазана, нашего президента и главного дегустатора окорочков не было в зале.

Что могло случиться с ним по дороге из мэрии? За столиками высказывались самые невероятные предположения, но все-таки появление Луазана повергло всех нас в шок. Он выглядел как человек, поссорившийся с кувалдой: на лбу красовалась черная шишка, а под заплывшим правым глазом — огромный синяк.

Чувство юмора, однако, не изменило нашему президенту, и, усевшись во главе стола, он объяснил, что пострадал при исполнении обязанностей вследствие злодейского нападения улитки — un perfide escargot[50]. Та поджидала его, притаившись на ступеньках мэрии. Месье Луазан помнил только, как сначала у него под ногой хрустнула раковина, а потом — и его собственная голова, пришедшая в соприкосновение с каменной ступенью. Но теперь, после короткого визита в больницу и нескольких наложенных швов, президент опять чувствовал себя превосходно и был, по его словам, голоден как волк.

— Я слышала, — заговорила моя соседка слева, — что англичане брезгуют лягушками, но зато едят жаб. — Она в ужасе поежилась. — Hy как можно съесть жабу?

Разговоры за нашим столиком вдруг затихли, и все головы повернулись ко мне, а я постарался припомнить единственный известный мне способ приготовления жаб. Crapaud dans le trout, или «жаба в норе» — свинцовой тяжести блюдо, которое мне пару раз случалось есть в детстве. Большой шар колбасного фарша со всех сторон обмазывается жидким тестом и до полной несъедобности запекается в духовке.

— А-а, — разочарованно протянула дама, — так это не настоящая жаба.

— Настоящая, возможно, была бы вкуснее, — вздохнул я.

— И нора не настоящая?

— Боюсь, что так, — подтвердил я.

Она покачала головой, видимо удивляясь странностям традиционной английской кухни, а потом углубилась в меню. Там кроме перечня блюд, включающего, разумеется, и окорочка, была представлена и пища для души — поэма «Odesa Mesdames les Grenouilles», написанная месье Русселем специально к сегодняшнему дню. Она начиналась проникновенным обращением «Tendre grenouille de nos etangs»[51] и далее повествовала о любви, весне, появлении прекрасного принца и неизбежном конце, ожидающем героиню на кухне. Но даже там она не просто погибала, а превращалась в «королеву стола», что, боюсь, послужило лягухе слабым утешением.

К слову, согласно другой легенде, и прекрасного принца ожидала не менее печальная судьба. Однажды красавица принцесса, прогуливаясь у пруда, нашла большую лягушку, и та сказала ей человеческим голосом: «Когда-то я была прекрасным юным принцем, но злая колдунья заколдовала меня. Поцелуй меня, пожалуйста, и я опять превращусь в принца. И тогда мы поженимся и поселимся в замке у моей мамы. Ты будешь готовить мне еду и стирать одежду, рожать мне детей, содержать в чистоте мой дом и принимать моих гостей, и мы будем жить долго и счастливо. Всего один поцелуй — и все исполнится!» «Черта с два», — подумала принцесса и за ужином улыбалась, обсасывая лягушачью косточку.

Вино лилось рекой, разговоры не смолкали ни на минуту, блюда сменяли друг друга, а я в который уже раз поражался способности французов проводить за столом столько времени, сколько другие народы проводят только перед телевизором. Они умеют есть по нескольку часов подряд и выпивать огромное количество вина, не падая при этом лицом в тарелку с сыром. Действие алкоголя проявляется лишь в том, что лица становятся румянее, узлы галстуков слабее, разговоры громче, а шутки рискованнее, но я ни разу не видел, чтобы подвыпивший француз вел себя некрасиво или агрессивно. Возможно, секрет такой выносливости в постоянной практике.

Тем временем в зале появился ансамбль аккордеонистов, а президент Луазан и церемониймейстер Руссель подошли к краю танцпола, где был установлен микрофон. Все головы повернулись к ним. Приближался момент истины: сейчас мы все узнаем, кому принадлежат самые аппетитные окорочка в