жить с вами в одном номере!

Он поднял обе руки, изображая отчаяние.

— Войди в мое положение. Неужели ты думаешь, что мне самому хочется провести ночь с мегерой, которая к тому же принадлежит моему брату? Когда я звонил, чтобы забронировать номер, то просил два отдельных, но свободен был только один. Поскольку комната большая, с двумя кроватями, я согласился ее взять. Уверяю тебя, я не назывался твоим мужем. Просто дал им сведения о тебе, вот и все. Однако думаю, что в создавшейся ситуации будет лучше, если они по ошибке сочтут нас супружеской парой.

— Было бы еще лучше, если бы вы заказали мне номер в другой гостинице, — мрачно бросила Дора.

— Оставить тебя одну на всю ночь? — Он насмешливо выгнул бровь и хохотнул. — Ты что, дураком меня считаешь? Я не намерен высунув язык бегать по городу, разыскивая тебя во всех злачных местах! Кроме того, я не желаю дать тебе возможность завлечь в свои сети еще одного бедолагу, подпоить его и обмануть!

— Как я сделала это с Марио? Думаете, что так оно и было?

Дверь лифта открылась, и Хуан потащил девушку по коридору так быстро и решительно, что той пришлось бежать.

— Именно так! — грубо ответил он. — Я взял тебя с собой вовсе не потому, что мне хотелось насладиться твоим обществом. Просто я из двух зол выбрал меньшее! Но предупреждаю: я намерен сделать все, что в моих силах, чтобы заставить тебя соблюдать приличия, как подобает моей невестке!

— И это включает совместное проживание с вами! — напомнила разгневанная Дора, подняв брови и невинно хлопая длинными ресницами. — Я очень надеюсь, что Марио правильно поймет ситуацию!

— Будь уверена, я позабочусь, чтобы он понял! — В этот момент они добрались до триста четвертого номера, и следующие слова Хуан произнес, уже втолкнув Дору в комнату: — Вот! Видишь? Тебе совершенно не на что жаловаться! Это один из лучших номеров в отеле.

Да неужели? Глаза девушки быстро обежали номер. Письменный стол, два кресла, большой шкаф, зеркало и две широких кровати, разделенные внушительной полированной тумбочкой, на которой стояла ваза, полная темно-красных роз. Дора узнала их — это был сорт «Скарлетт», один из ее любимых.

Роскошно. Нельзя было не признать этого. Но все равно, она в жизни не ночевала в одной комнате с мужчиной, и интимность, к которой располагало такое соседство, ей отнюдь не импонировала. Особенно если речь шла о Хуане Фламинге.

— И все же мне это не нравится, — упрямо повторила девушка.

— Тогда тебе придется просто смириться, рыжекудрая, — решительно заявил он. — Потому что будет именно так, как я сказал.

— Почему это вдруг вы стали называть меня рыжекудрой? — Дора бросила на него враждебный взгляд, моментально забыв о проблеме ночлега.

— Потому что эта кличка очень тебе подходит. — Хуан протянул руку и захватил прядь ее волос. Голубые глаза Фламинга превратились в две узкие щелочки. — Волосы напоминают цвет ржавчины. Разве я не прав?

— О-о… — Дора нахмурилась и отпрянула; Хуану пришлось выпустить ее волосы. — Честно говоря, мне больше нравится думать, что они цвета красного дерева, а не ржавчины, поэтому, если вы не против, будьте любезны называть меня моим настоящим именем. Но как бы вы меня ни называли, это не изменит моего отношения к проживанию с вами в одной комнате.

— Как хочешь, — пожал он плечами. — Интересно, что напишут газеты по поводу того, что сестра Бернарда Эллисона зарегистрировалась в гостинице Провиденса под именем миссис Фламинг? Особенно когда наружу выплывет вся история ее мошенничества…

— Интересно, что скажет сеньора Фламинг, если ее старшего сына обнаружат в одной спальне с женой младшего! — едва не закричала Дора, обескураженная наглой и хладнокровной угрозой.

Хуан рассмеялся.

— Да ничего не скажет, потому что она не читает американских газет!

— Очень хорошо, — сдаваясь, мрачно сказала девушка. — Чтобы не подвергать опасности карьеру Бернарда, я согласна остаться здесь. Надеюсь, вы не храпите?

— Тебе придется сказать мне об этом утром. — Он уселся на одну из кроватей, пробуя пружины. — К счастью, на твой счет у меня подобных сведений нет. Если верить моему брату, ты всю ночь спала в его объятиях, как ангел… — Он помолчал и задумчиво оглядел Дору. — Что до меня, то я предпочитаю дьявола.

Приход коридорного, принесшего чемоданы, был как нельзя более кстати и разрядил обстановку. Распаковывая вещи, Дора корила себя за то, что позволила Хуану разозлить ее. Это же нелепо, думала она. Почему, ну почему этот мужчина, полный презрения к ней, вызывает такие противоречивые, путаные, пугающие чувства? Ведь она с ним едва знакома, он считает ее воровкой, соблазнительницей и относится к ней с нескрываемым отвращением. Вчера на пляже обошелся с ней хуже некуда, а она, наивная дурочка, попала под его неотразимое обаяние…

Девушка инстинктивно провела языком по пересохшим губам и внезапно вспомнила вкус поцелуя Фламинга, память сохранила и тепло его сильного тела, властного и требовательного. Возбужденная этими мыслями, Дора поежилась; неожиданно ее охватил ужас. Если бы она не остановила Хуана, выкрикнув заведомую ложь, неужели он овладел бы ею, а потом рассказал об этом брату, назвав ее уличной девкой, как уже сделал однажды?

Эта мысль заставила девушку содрогнуться и опрометью устремиться в ванную, чтобы повесить там свой мешочек с туалетными принадлежностями, а заодно укрыться от неотступно следовавшего за ней взгляда мексиканца. Нравилось ей это или нет, но Дора была вынуждена признать, что между ними возникло влечение — непреодолимое, опасное и в конечном счете разрушительное, способное погубить их обоих. Ее это совсем не прельщало. Почему же тогда она без конца думала о Хуане? Зачем он ей? Это была забава с невидимым летучим веществом, которое могло взорваться и опалить лицо.

Может быть, за последние годы ее воля ослабела, инстинкт самосохранения притупился, а здравый смысл и вовсе исчез? Горькая правда заключалась в том, что несмотря на все зло, которое ей причинил Хуан Фламинг, несмотря на его несправедливые слова, он вызывал не только ее невольное восхищение, но и то, что она не хотела называть словом «любовь», однако ничего другого придумать не могла. Казалось, под непробиваемой броней его враждебности живет нежная, полная сострадания душа, подсознательно тянущаяся к ней… Дора тряхнула головой, пытаясь отогнать эту бредовую мысль.

— И какова же наша дальнейшая программа? — равнодушно поинтересовалась она, выйдя из ванной. — Не собираетесь ли вы во время деловых визитов приковывать меня к себе?

— Интересное предложение. — Он цепко вгляделся в ее надменное лицо. — Не вижу ничего плохого в том, чтобы быть прикованным к красивой женщине. Правда, джентльмены, с которыми я буду встречаться, наверняка придерживаются современных взглядов. Боюсь, это будет их смущать. — Он коротко и дерзко усмехнулся. — Поэтому я решил довериться твоему инстинкту самосохранения и предоставить тебе свободу вплоть до самого ланча.

— Ух, как мне повезло! — Ореховые глаза Доры с необычным для нее выражением злой иронии сверлили блестящие темные волосы на затылке Фламинга, клавшего вещи в шкаф. Ее возмутил унизительный тон Хуана, более того, она предполагала, что девушка, на которой женился Марио, возмущалась бы на ее месте так же, если не еще сильнее. Она отбросила осторожность и для пущего эффекта добавила: — Уж не хотите ли вы, чтобы я встала на колени и поцеловала вам руку в знак признательности?

Хуан круто повернулся, заставив ее отпрянуть.

— Осторожно, красотка! — Он так стремительно приблизился, что Дора не успела увернуться, когда мужская рука больно схватила ее за плечо. — Однажды ты слишком сильно дернешь ягуара за хвост, и тогда тебе придется держать ответ за все необдуманные поступки разом!

— Вы что же, угрожаете избить меня? — Сердце ее стучало так оглушительно, как будто мимо неслось преследуемое хищниками стадо оленей. И все же в ее опасной игре с мексиканцем было нечто опьяняюще притягательное. Существовали мощные стимулы, обязывающие его относиться к ней с должным уважением. — Как вы потом объясните это брату?