остатки его Избранников станут хозяевами покинутого всеми города. Если к тому времени вы все еще будете жаждать мести, мы с радостью встанем с вами плечом к плечу, а после победы споем песню в вашу честь. Но я не отправлю своих воинов на бессмысленную бойню.

Он ожег взглядом посредника – на случай, если тот, осмелев, снова решит смягчить его слова. Но посредник усвоил урок и остался безмолвен.

– Нусо Эсва за эти два года может причинить колоссальный ущерб, – сказал Парк. Он знал, что возражать представителю Совета стромма не совсем дипломатично, но он не собирался позволить своему командующему принять всю тяжесть оскорблений Ньямы на себя. – В Алом городе есть производственные ресурсы, которыми он может воспользоваться, и последствия будут разрушительны. Вы просто хотите остаться в стороне и ждать?

– Алая королева пригласила Нусо Эсву в свой город, – ответил Ньяма, бросив на Парка пропитанный желчью взгляд. – И за все, что случится, отвечает только она и ее народ. – Он повернулся к Трауну. – Я возвращаюсь на борт своего челнока, адмирал Траун. И я надеюсь, что все стромма, состоящие под вашим началом, соберутся в ангаре «Предостерегающего» в течение часа.

– Я отдам соответствующий приказ, – пообещал Траун.

Выдержав пристальный взгляд адмирала, Ньяма вышел из–за стола и покинул комнату.

Посредник с выражением муки на лице тоже встал:

– Адмирал…

– Следуйте за своим начальником, – бесстрастно сказал Траун.

Младший стромма обреченно взглянул на остальных присутствующих, кивнул и ушел, не сказав больше ни слова.

– Да уж, – раздался в тишине голос Фела. – Лучше просто не придумаешь.

– Зато вполне ожидаемо, – с неохотой признал Парк.

– Точно. – Фел приподнял бровь и посмотрел на Трауна. – Адмирал, вы же знаете, что я не преувеличиваю размер этого зазора. Стоит войти не под тем углом – и один из щитов сносит секцию крыла, а истребитель закручивает так, что ты штопором несешься к земле.

– Я более чем уверен в том, что вы и ваши пилоты справитесь, командующий, – Траун повернулся к Балкину. – В том, что ваши штурмовики выполнят свою часть задания, я тоже не сомневаюсь.

– Выполним, адмирал, – тихо промолвил Балкин.

– Значит, план еще в силе? – уточнил Парк.

– В силе, – подтвердил Траун.

Парк почувствовал, как дрожат его губы.

– Я разговаривал с другими стромма, понимающими Солдатский диалект квесотов, – сказал он. – Они говорят, что, даже если во время битвы нам удастся записать достаточно приказов королевы, то вычленить и собрать отдельные слова, чтобы сгенерировать собственные контрприказы, будет невозможно.

– Мои новобранцы–стромма говорят то же самое, – подтвердил Балкин. – У них какой–то постоянный субгармонический ритм, поэтому случайный набор слов не будет сочетаться.

– Посмотрим, – сказал Траун. – Есть еще какие–то мысли?

Парк оглядел присутствующих. Судя по всему, добавить было больше нечего.

– Тогда все свободны, – объявил Траун. – Заканчивайте последние приготовления, накормите солдат и объявите отбой. – Его глаза запылали. – Завтра утром мы атакуем.

Обычно имперские штурмовики не прятались от посторонних глаз. Их статус и обучение, не говоря уже о блестящих белых доспехах, как правило, совсем этому не способствовали.

Тем не менее, штурмовик–стромма по имени Лагва старался никому не попадаться на глаза.

В течение первого часа ему это удавалось. Он пробирался по пустым коридорам между главным солдатским камбузом и складом оборудования, выбрав маршрут, которым редко пользовались старшие офицеры, если на то не было особой причины. Он передвигался очень тихо, постоянно прислушиваясь к громким голосам и решительным четким шагам.

На втором часу удача изменила ему. Обходя штабеля привязанных друг к другу ящиков, он налетел на лейтенанта Драмоса Санджина, непринужденно сидевшего за штурвалом разведывательного свупа «Мобквет».

– Рядовой Лагва, – с абсолютно беспечным видом сказал Санджин. – Кажется, до тебя не довели приказ о том, что всем стромма на борту «Предостерегающего» было предписано направиться в третий ангар для посадки в челноки.

– Приношу свои извинения, лейтенант, – ответил Лагва, старательно изображая смесь изумления и досады. – В последнее время у меня какие–то проблемы со слухом.

– В самом деле? – удивился Санджин. – А с приказом командира Балкина об отправке на учения сегодня днем у тебя проблем не возникло.

Лагва вздохнул. Санджин подловил его, и отпираться дальше не имело смысла.

– Поговаривают, что всех стромма снимают с борта перед предстоящей атакой, – сообщил он. – Я хочу остаться.

– По–твоему, ты можешь не следовать приказам, которым не хочешь подчиняться?

– Я вам нужен, лейтенант, – настаивал Лагва, с ужасом понимая, что сейчас почва под ним крайне зыбка. – Я и Пьюрив – единственные в десантной группе, кто понимает Солдатский диалект квесотов. Только мы способны понять, что Алая королева приказала своим войскам, и предупредить остальных.

– Однако Пьюрив уже покинул «Предостерегающий», как и было предписано, – заметил Санджин. – Хочешь сказать, он не предан подразделению так, как ты?

– У Пьюрива есть семья, честь которой он не может запятнать, – объяснил Лагва. – Неподчинение приказу опозорит их всех.

– А ты сирота, которому некого опозорить?

– Я сирота, который не сможет обесчестить никого, кроме себя, – поправил Лагва. – И я готов принять свой позор.

– Наказание у стромма может быть суровым, – предостерег Санджин, – но оно не сравнится с наказанием Империи.

– Я понимаю, – сказал Лагва. – Накажите или оправдайте меня, лейтенант, – как будет угодно. Только прошу, подождите до завтра.

Санджин всмотрелся в лицо Лагвы:

– Ты серьезно настроен на это сражение?

– Квесоты – союзники стромма, – ответил Лагва. – И я провел два года в дипломатическом анклаве на краю Черного города. Мне нравится этот народ, и я не хочу смотреть, как он гибнет.

– А ты считаешь, что это возможно?

– Если не остановить Нусо Эсву, то это единственный возможный исход, – проговорил Лагва. – Если ему удастся удержать Алый город, то очень скоро он захватит и Белый, потом Черный, а за ними всю планету.

– И ты хочешь, чтобы его остановили?

– Так точно, сэр. Хочу.

– Даже подвергнув опасности свою жизнь и честь?

– Я – штурмовик Империи, лейтенант, – отчеканил Лагва. – Я живу и умираю, если того хочет командование.

– А если в этот раз командование захочет, чтобы ты не участвовал?

Лагва глубоко вздохнул, сожалея, что лицо Санджина для него – закрытая книга. Но ему всегда было трудно распознавать человеческие эмоции.

– В этом случае я подам в отставку и буду сопровождать свое бывшее подразделение уже в качестве гражданского, – ответил он. – Спрячусь в транспорте, если придется.

Несколько секунд Санджин разглядывал его.

– Проблемы со слухом, говоришь? – наконец вымолвил он. – То есть, то нет, так ведь?