Так мы и продолжали молча сидеть, и никто не говорил ни слова, а потом миссис Томпсон спросила:
— Ты вернешься к ужину?
— Не думаю. У меня встреча с приятелем, — ответил я и заметил, как старикан глядит на меня поверх очков.
— Если думаешь, что вернешься поздно, возьми ключ, — сказал он и опять углубился в газету. Сразу можно было понять, как они разобижены тем, что я не рассказал им, где был.
Я отправился на работу, и в гараже у нас было полно дел. В другое время это бы меня только обрадовало. Я даже любил оставаться работать сверхурочно. Но в тот день я хотел уйти до закрытия магазинов, потому что мне пришла в голову одна мысль и ни о чем другом я думать уже не мог. Было где-то около половины пятого, когда пришел хозяин и сказал:
— Я обещал доктору, что его «Остин» будет готов сегодня вечером. Я сказал ему, что к половине восьмого ты его закончишь. О'кей?
У меня упало сердце. Для того, чтобы успеть сделать, что я задумал, мне надо было уйти с работы пораньше. Но потом меня осенило, что если хозяин отпустит меня сейчас, я смотаюсь до закрытия в магазин, а вернувшись, закончу ремонт «Остина». И я сказал:
— Ладно, я поработаю сверхурочно, но сейчас, если вы никуда не уйдете, я на полчасика улизну. Мне надо кое-что купить до закрытия магазинов.
Он ответил, что ему это подходит, а я снял комбинезон, помылся, надел костюм и отправился к магазинам у Хейверсток Хилл. Я знал там один, который мне и был нужен. Это была ювелирная лавка, куда мистер Томпсон обычно относил в починку свои часы. И торговали здесь не дребеденью, а хорошим товаром, добротными серебряными рамками, столовыми приборами и прочим.
И, конечно, там были кольца и всякие затейливые браслеты, но мне они не нравились. Все продавщицы в войсковых лавках носили такие браслеты с брелоками, они уж глаза намозолили. Я стоял и стоял, рассматривая витрину, пока, наконец, не увидел что-то в дальнем правом углу.
Это была брошка. Совсем малюсенькая, не больше ногтя, но с красивым голубым камнем и на булавке. А сделана она была в виде сердечка. И что мне в ней особенно понравилось, так это форма. Я сперва полюбовался брошкой. Цены на ней не было, значит, не дешевка. Я вошел в магазин и попросил ее показать. Ювелир достал брошку, потер и начал поворачивать то так, то эдак. А я уже видел, как будет красиво, когда моя девушка приколет ее к платью или джемперу. Я знал, это было то, что надо.
— Беру, — сказал я и спросил цену.
Когда ювелир назвал сумму, я чуть не поперхнулся, но вытащил бумажник и отсчитал купюры. Он положил сердечко в коробочку, аккуратно прикрыл ватой, упаковал, завязал красивую ленточку и дал мне. Я понимал, что теперь придется просить аванс у хозяина, но он был хороший малый и не отказал бы мне.
Когда я выходил из ювелирной лавки с подарком для моей девушки, надежно спрятанным в нагрудном кармане, часы на церкви пробили без пятнадцати пять. У меня еще было время, чтобы заскочить в кинотеатр и убедиться, что она верно поняла меня, когда я назначал ей на вечер свидание. Я быстро вернусь в гараж и к тому времени, когда доктор явится за своим «Остином», успею его закончить.
Я шел к кино, и сердце у меня колотилось, как молот, а во рту пересохло. Всю дорогу я представлял себе, как она выглядит, стоя там у входа, в своем вельветовом жакетике и кепочке.
На улице стояла небольшая очередь. Я увидел, что программу они уже сменили. На афише не было ковбоя, всаживающего нож в краснокожего, а были изображены танцующие девушки и выделывающий перед ними курбеты парень с тросточкой в руках. Это был мюзикл.
Я вошел и, не подходя к билетной кассе, направился прямо к тому месту, где она стояла. Там была билетерша, как и полагается, но не моя девушка, а высокая здоровенная девица, выглядевшая смешно в форме и пытавшаяся делать одновременно две вещи: и отрывать билеты, и не выпускать из рук свой фонарь.
Я немного подождал. Может, они поменялись местами, и моя девушка теперь работает на балконе? Когда все прошли в зал и девица на время освободилась, я подошел к ней и спросил:
— Извините, а я не мог бы поговорить с другой девушкой?
Она посмотрела на меня:
— С какой девушкой?
— Той, которая работала вчера, с такими рыжеватыми волосами, — ответил я.
Она взглянула на меня пристальнее и с каким-то подозрением:
— Она сегодня не явилась, вместо нее я.
— Не явилась?
— Нет. Странно, что вы о ней спрашиваете. И вы не первый. Недавно здесь побывала полиция. Они о чем-то толковали с управляющим и швейцаром, мне еще не успели рассказать, но, я думаю, что-то случилось.
Мое сердце забилось совсем по-другому. Без прежнего волнения, а в ожидании несчастья. Как если бы я внезапно заболел и меня забрали в больницу.
— Полиция? — спросил я. — Зачем они приезжали?
— Я же говорю вам, что не знаю, — ответила она, — но что-то связано с ней. Управляющий уехал с ними в полицейский участок и еще не возвращался. Сюда, пожалуйста, балкон — налево, партер — направо.
Я продолжал стоять там, не зная, что делать. У меня будто пол ушел из-под ног.
Высокая девица оторвала еще один билет и, оглянувшись, спросила меня:
— А вы ее приятель?
— Что-то в этом роде, — сказал я, не зная, что ответить.
— Скажу вам, у нее с головой было не все в порядке. И я ничуть не удивлюсь, если она покончила с собой и ее обнаружили где-нибудь мертвой. Нет, мороженое продается в перерывах, после новостей.
Я вышел и остановился на улице. Очередь за билетами на дешевые места стала еще больше. Возбужденно болтая, стояла детвора. Я прошел мимо них и зашагал по улице. На душе у меня было странно тоскливо. Что-то случилось с моей девушкой. Теперь я был уверен в этом. Вот почему она хотела отделаться от меня вчера ночью и не хотела, чтобы я провожал ее домой. Там на кладбище она собиралась покончить с собой. Вот почему она говорила такие странные вещи и была так бледна. И вот теперь ее нашли на могиле за оградой.
Если бы я не ушел и не оставил ее, все было бы в порядке. Если бы только я задержался еще хотя бы на пять минут, я бы уговорил ее, я бы заставил ее передумать, я бы проводил ее домой и не допустил никаких глупостей. И сейчас она стояла бы в кино и показывала зрителям, куда сесть.
Но, может, еще не так все плохо, как я боялся. Может, ее нашли где-нибудь, она брела, потеряв память. И полиция обнаружила и подобрала ее. А потом они выяснили, где она работает, и захотели, чтобы управляющий подтвердил ее личность. Если пойти в полицейский участок и спросить их, может, они сообщат мне, в чем дело. Я мог бы им сказать, что это моя девушка, что мы встречаемся, и даже если она меня не узнает, я буду настаивать на своем. Но я не могу подводить хозяина. Мне надо закончить ремонт этого «Остина», а потом я смогу пойти в полицию.
Душа к работе у меня не лежала и, когда я, плохо понимая, что делаю, вернулся в гараж, первый раз в жизни меня стало воротить от вони, которая там стояла. Мне были противны и бензин, и смазка, и парень, пробующий двигатель, прежде чем забрать свою машину, и огромное облако дыма, выходящее из выхлопной трубы, и весь этот смрад.
Я достал комбинезон, надел его, принес инструменты и начал работать с «Остином». И все время я спрашивал себя, что случилось с моей девушкой, где она, в полицейском участке, одинокая и покинутая, или лежит где-нибудь… мертвая. И все время, как и предыдущей ночью, у меня перед глазами было ее лицо.
Часа через полтора машина была готова, я ее заправил и поставил носом к улице, чтобы владелец мог сразу выехать. Но к тому времени я был совершенно измотан, смертельно устал и пот градом катился по лицу. Я сполоснулся, надел костюм и пощупал коробочку во внутреннем кармане. Потом вытащил ее, взглянул еще раз на аккуратный, завязанный красивой лентой пакет. Когда я убирал его обратно, вошел хозяин — я стоял к нему спиной и не заметил его.