— По-моему, это будет только справедливо, сэр.

— А я бы их не впускал, — признался полковник и принялся расхаживать взад-вперед, потирая кулак о кулак и стуча при этом костяшками пальцев. — Поймите меня правильно, капеллан. Я отнюдь не считаю, что нижние чины — грязные, пошлые и неполноценные люди. Но ведь в комнате всем не хватит места. Сказать по правде, я еще опасаюсь, как бы в инструкторской между офицерами и нижними чинами не произошло братания. По-моему, достаточно и того, что они находятся вместе во время полетов. Поймите, капеллан, у меня много друзей из нижних чинов, я держусь с ними накоротке, но настолько, насколько считаю это нужным. Будем говорить откровенно, капеллан, вы ведь не хотели бы, чтобы ваша сестра вышла замуж за сержанта или за рядового?

— Моя сестра, сэр, сержант, — ответил капеллан.

Полковник снова замер на месте и вперил в капеллана пристальный взгляд; уж не смеется ли тот над ним?

— Что вы хотите сказать, капеллан? Шутить изволите?

— Да нет, сэр, — поспешил заверить его капеллан, чувствуя мучительную неловкость. — Она действительно старший сержант морской пехоты.

Полковнику никогда не нравился капеллан, а сейчас он почувствовал к нему отвращение. Весь насторожившись в предчувствии опасности, он размышлял: уж не плетет ли капеллан против него интриги? А вдруг смирение и скромность капеллана — просто коварная маска, за которой скрываются дьявольская гордыня, пронырливость и беспринципность? Было и что-то смешное в капеллане, и вдруг полковник понял, что именно: капеллан стоял по стойке «смирно», поскольку полковник забыл сказать ему «вольно». «Пусть постоит», — злорадно подумал полковник. Ему хотелось дать капеллану почувствовать, кто здесь на самом деле хозяин, и оградить свой авторитет, который мог бы быть поколеблен, признай полковник еще одну свою промашку.

Полковник Кэткарт, как лунатик, проследовал к окну и, уставившись в него тяжелым, невидящим взглядом, погрузился в раздумья. «Все нижние чины — предатели», — решил он. С убитым видом полковник смотрел вниз на тир для стрельбы по летящей цели, который он приказал построить для офицеров своего штаба. Теперь ему припомнился тот кошмарный день, когда генерал Дридл безжалостно измордовал его, Кэткарта, в присутствии подполковника Корна и майора Дэнби и распорядился открыть тир для всех строевых офицеров, сержантов и рядовых. Полковник Кэткарт вынужден был признать, что тир принес ему одни лишь синяки и шишки. Он считал, что генерал Дридл не забудет ему тира во веки веков, хотя, с другой стороны, он надеялся, что генерал Дридл уже и не помнит об этом случае, что было, в сущности, очень несправедливо… Да, идея постройки тира должна была принести ему пироги и пышки, а принесла лишь синяки и шишки. Впрочем, подсчитать точно свои потери и прибыли в этой проклятой истории с тиром полковник не мог, и ему хотелось, чтобы подполковник Корн оказался рядом с ним и снова, взвесив все «за» и «против» в эпизоде с тиром, разогнал бы все его страхи.

Полковник Кэткарт стоял растерянный и обескураженный. Он вынул мундштук изо рта, сунул его в нагрудный карман и с горя принялся грызть ногти. Все были против него, и душа полковника страдала оттого, что в эту трудную минуту рядом с ним нет подполковника Корна: уж он помог бы ему в этом вопросе с богослужениями. Капеллану он не доверял — ведь тот был всего-навсего капитаном.

— Так как вы думаете, — спросил он, — если мы не разрешим присутствовать рядовым, это может отразиться на конечных результатах богослужений?

Капеллан снова почувствовал, что почва уходит у него из-под ног.

— Да, сэр, — наконец ответил он, — по-моему, без рядовых будет меньше надежды на то, что бог услышит наши молитвы о кучном бомбометании.

— Пожалуй, вы правы! — воскликнул полковник. — И что же, по-вашему, бог может меня покарать и бомбы лягут вразброс?

— Совершенно верно, сэр. Само собой разумеется, он может поступить и так.

— Тогда пусть эти молитвы катятся к черту? — заявил полковник, проявив при этом неслыханную самостоятельность. — Я не намерен устраивать молитвенные сборища для того, чтобы дела пошли еще хуже.

Он уселся за стол, сунул пустой мундштук в рот и на несколько секунд погрузился в сосредоточенное молчание.

— Ну вот что, по-моему, — сказал он скорее себе, чем капеллану. — Будут летчики молиться или не будут, — в конце концов, не самое главное. Эти издатели «Сатердэй ивнинг пост», чего доброго, и не захотят о нас писать.

Полковник не без сожаления расстался со своим проектом, поскольку он выдумал его без посторонней помощи и надеялся тем самым ярко продемонстрировать всем и каждому, что он прекрасно может обойтись и без подполковника Корна. Ну а раз уж с этим проектом ничего не вышло, он был рад от него избавиться: с самого начала у него было неспокойно на душе, так как эта затея казалась ему чреватой опасностями, тем более что он предварительно не проконсультировался с подполковником Корном. Теперь полковник вздохнул с облегчением. Отказавшись от своего замысла, он более возвысился в собственных глазах: ведь он принял мудрое решение, и, что самое важное, это мудрое решение он принял самостоятельно, не посоветовавшись с подполковником Корном.

— У вас все, сэр? — спросил капеллан.

— Угу, — сказал полковник Кэткарт, — если, конечно, у вас нет другого предложения.

— Нет, сэр, вот разве только…

Полковник посмотрел на капеллана так, будто тот нанес ему оскорбление, и, словно не веря ушам своим, спросил:

— Что «разве только», капеллан?

— Сэр, — сказал капеллан, — некоторые пилоты весьма обеспокоены тем, что вы увеличили норму вылетов до шестидесяти. Они просили меня поговорить с вами.

Полковник молчал. В ожидании ответа капеллан покраснел до самых корней своих светлых волос. Полковник вперил в него долгий, пристальный, безразличный, бесчувственный взгляд, от которого капеллан корчился, как на раскаленной сковородке.

— Передайте им, что идет война, — посоветовал полковник невозмутимо.

— Благодарю вас, сэр. Передам, — ответил капеллан, благодарный полковнику уже за то, что он хоть что-то ответил. — Люди хотят знать: почему вы не затребуете те сменные экипажи, что дожидаются своей очереди в Африке? Тогда наши могли бы отправиться домой.

— Это сугубо административный вопрос, — сказал полковник. — Это никого не касается. — Ленивым жестом он указал на кули: — Возьмите помидорчик, капеллан. Не стесняйтесь, я угощаю.

— Благодарю, сэр. Сэр…

— Не стоит. Ну как вам нравится жизнь в лесу, капеллан? Все ли вам по душе?

— Да, сэр.

— Вот и прекрасно. Если вам что-нибудь понадобится, обращайтесь к нам.

— Хорошо, сэр. Благодарю вас, сэр. Сэр…

— Спасибо, что заглянули, капеллан. Ну а теперь — меня ждут дела. Если придумаете, как нам попасть на страницы «Сатердэй ивнинг пост», дайте мне знать, ладно?

— Хорошо, сэр, обязательно дам. — Капеллан собрал остатки мужества и очертя голову бросился в омут. — Меня, в частности, беспокоит судьба одного из бомбардиров, сэр. Его фамилия Йоссариан, сэр.

Полковник быстро поднял глаза, что-то смутно припоминая.

— Кто? — тревожно спросил он.

— Йоссариан, сэр.

— Йоссариан?

— Да, сэр, Йоссариан. Его дела обстоят очень неважно, сэр. Боюсь, что у него не хватит сил больше мучиться и он решится на какой-нибудь отчаянный поступок.

— В самом деле, капеллан?

— Да, сэр, боюсь, что да.

Несколько секунд полковник предавался тяжким раздумьям.

— Передайте ему, что бог его не оставит, — посоветовал он наконец.