письма, где было сказано: «Я смотрел „A Hard Day's Night“ семьдесят пять раз, и я его обожаю!»

Джон: «Труднее всего было смотреть фильм в первый раз, потому что на просмотре присутствовали продюсеры, режиссеры, операторы и прочие заинтересованные лица. Увидев себя впервые на большом экране, думаешь: „Только посмотрите на это ухо… посмотрите на мой нос… Боже, как прилизаны волосы…“ было с каждым из нас. К концу фильма мы не понимали, что к чему, и это нам ужасно не нравилось» (64).

Пол: 'Не знаю, какими были условия контракта по этому фильму, но помню, что авторских отчислений за прокат мы не получили. Нам заплатили гонорар. Теперь мне кажется, что было бы лучше получать небольшой процент. Наши бухгалтеры получали три процента, а мы сидели на гонораре. Но нам было все равно: мы артисты, нам нет до этого дела… Мы просто просили: «Раздобудь нам денег, Брайан. Найди контракт получше, — в общем, какой сможешь».

Я всего один раз пожаловался Брайану. Мы узнали, что 'Роллинг Стоунз' заключили контракт с 'Деккой' на более выгодных условиях, чем мы с 'EMI': им предстояло получать по шесть пенсов с пластинки или около того. Я пожаловался Брайану. Помню, он очень оскорбился. Для меня этот случай стал уроком: больше я так не поступал. Его это слишком сильно задело. И вероятно, он был прав: он столько для нас сделал, а я поднял шум из-за одного-двух пенсов'.

Ринго: 'Подготовка к съемкам фильма началась за несколько месяцев до начала реальной работы, поэтому к началу съемок наша популярность еще более возросла, а когда фильм вышел, она была уже невообразимой.

После выхода фильма 'A Hard Day's Night' и даже еще до его выхода у нас возникло ощущение: да, мы состоялись, мы покорили много стран, мы продаем уйму пластинок, нас любят. Но у меня не было ощущения, что так будет продолжаться вечно. Я никогда не думал: 'Завтра все кончится' или 'Так будет всегда'. Для нас тогда существовало только сейчас. Я не строил планы на будущее, мы оказались на гребне волны, всем нам было чуть за двадцать, мы просто жили'.

Джордж: «Как раз к моемк двадцать первому дню рождения мы начали снимать „A Hard Day`s NIght“. Я получил около тридцати тысяч открыток и подарков — я до сих пор открываю их. А еще я до сих пор ношу часы, которые подаирл мне мистер Эпстайн».

Джон: «На мой двадцать первый день рождения Пол снял мне девицу и бутылку колы» (64).

Дерек Тейлор: «Дейли Экспресс» поручила мне освещать двадцать первый день рождения Джорджа. Предполагалось, что я поприсутствую на праздновании, а потом расскажу о гостях, опишу угощение и так далее.

На пресс-конференции в 'EMI' Джордж разглагольствовал о новом жизненном опыте. Каково это ощущать себя, когда тебе двадцать один год. Все оживленно перешептывались, думаю, о вечеринке, но никого из журналистов не пригласили. 'Прости, Дерек, понимаю, ты друг семьи, но…' То, что я вел рубрику Джорджа, еще не значило, что мне позволено присутствовать на вечеринках в кругу самих близких'.

Джордж: «Книга Джона „In His Own Write“ была опубликована в марте. В нее вошли материалы школьных времен, из „Daily Howl“, комикса, насыщенного шутками Джона и авангардной поэзией, но большая часть текста была написана специально для этой книги. О ней говорится в фильме „A Hard Day's Night“. Это лучшая реклама, какую только можно придумать для книги — вставить ее в фильм-хит».

Джон: 'Это книга ни о чем. Если она вам нравится, то она вам нравится, а если нет — то нет. Вот и все. В ней нет никакой глубины, она просто забавная. Я записывал что-то на бумаге, а потом совал эти листы в карман. Когда их набралось достаточно, получилась книга.

Я никогда всерьез не задумывался о том, чтобы написать книгу. Это произошло само по себе (64). Не будь я битлом, я не надеялся бы, что это опубликуют, мне пришлось бы унижаться, писать и выбрасывать написанное. Я мог бы стать поэтом-битником (65). Истинная польза от успеха заключается в том, что он придает чувство уверенности в себе. Это ощущение невозможно описать, но, раз познав его, расставаться с ним уже не захочешь (64).

Это просто мой юмор. Он возник еще в школьные времена. Я высоко ценил троих людей: Льюиса Кэрролла, [Джеймса] Тербера и английского иллюстратора Роналда Серла. В одиннадцать лет я был без ума от них, кажется, в пятнадцать я начал рисовать, подражая Терберу.

Я часто скрывал свои истинные чувства с помощью непонятных слов, как в 'In His Own Write'. Когда подростком я писал стихи, я пользовался этим приемом, чтобы скрыть свои истинные чувства от Мими (71). А когда мне было лет четырнадцать, нам дали одну книгу — кажется, Чосера или кого-то еще из классиков английской литературы, — и все мы решили, что это умора. Когда учитель доставал ее, мы просто падали от смеха. После этого я начал писать что-то свое такими же строчками. Это были просто шутки для себя и друзей, которые смеялись над ними' (64).

Пол: «Я часто бывал в доме тети Мими и видел Джона за пишущей машинкой, что для Ливерпуля было редкостью. Никто из моих сверстников не знал даже, что это такое. Ну, знать-то, может, и знали, но в глаза ее не видели. Пишущей машинки не было ни у кого».

Джон: 'Потом, когда популярность группы стала расти, я часто доставал машинку после концертов и стучал ради удовольствия. Иногда кто-нибудь говорил что-нибудь забавное; к примеру, такими были слова Ринго, ставшие названием фильма «A Hard Day's Night», и я включил их в книгу (64).

Большую часть книги я отстучал на машинке, а я печатаю очень медленно, поэтому истории короткие — мне было лень писать продолжение. Всю жизнь я был не в ладах с грамматикой. Английский и литература — это да, но что касается написания слов… Я писал их так, как слышал, — как по-латыни. Или просто упрощал слова, чтобы разделаться с ними, потому что я просто пытался что-то рассказать, а грамматика была здесь ни при чем. И если вам смешно потому, что слово написано неправильно, — отлично. Главное — сам сюжет и звучание слова (68).

Затем дело дошло до иллюстраций. В книгу вошли почти все рисунки, которые я сделал с тех пор, как закончил колледж (64). Я рисовал чем угодно, обычно черной ручкой или простым черным фломастером. Поэтому, когда началась работа над книгой, я сказал: 'Знаете, я умею еще и рисовать'. Но в основном они брали текст, тем более что рисунки часто были невнятными, — рисую-то я неуклюже. Я рисую так же, как пишу. Просто начинаю рисовать, и если получается, что рисунок имеет хоть какое-то отношение к сюжету, то я доделываю его (65).

Почти весь материал был написан во время турне, в основном во время пребывания в Маргейте. Думаю, отчасти это было скрытым проявлением моего настроения. Все это очень напоминает 'Алису в Стране Чудес' и 'Винни-Пуха'. Я был весь на нервах, и это моя версия происходившего. Листы рукописи и рисунки терялись. Некоторые я раздавал. В результате один мой друг, американец, настоящее имя которого я не буду сейчас называть — скажем, Майкл Браун, — отнес все оставшиеся материалы издателям, а там сказали: 'Это бесподобно. Мы это опубликуем'. Это случилось еще до того, как они узнали, кто я такой.

Когда с успехом занимаешься еще чем-нибудь, кроме пения, испытываешь восхитительное чувство. Думаю, авторские отчисления были невелики, но это не имеет значения (64). Мне нравится писать книги. Первая из них доставила мне удовольствие. По случаю выхода книги я был приглашен на литературный ленч, на котором я не смог ничего сказать. Я струсил, зажался, поэтому и промолчал. Но я ликовал, видя, как книга заняла место в хит-параде литературного мира — точно так же, как это было, когда пластинка 'Битлз' заняла первое место. Причина этой радости в том, что это был совершенно иной для меня мир (65). До этого мы все делали вместе, а книгу я написал сам' (64).

Брайан Эпстайн: «Джон стал почетным гостем в книжном магазин „Фойлз“ — на ленче, устроенном в честь успеха его великолепной книги. Но речи он не произнес. Лишь отвечая на тосты, Джон встал, взял микрофон и сказал: „Большое спасибо всем вам, вы все замечательные“. Джон вел себя, как битл. Он не подготовился к этому событию не потому, что это было бы не в его стиле, а потому, что у него все равно ничего не получилось из этой затеи, а терпеть фиаско он не собирался».

Джон: «После нашего первого успеха я отдыхал на Таити (68). Если вы любите солнце, то там его в избытке, однако мне на него было наплевать. Обычно в такие уголки едут, чтобы бить баклуши и валяться на пляже. Этим я и занимался вместе с Джорджем целых три недели. Мы загорели, как негры, но, когда мы вернулись домой, загар исчез чуть ли не на следующий день, так какой смысл был загорать? Я не почувствовал, что стал здоровее, — я жутко вымотался» (65).

Джордж: «В 1964 году мы, похоже, умудрялись прожить за один день целую