плохо подумал, сволочь он после этого, вот он кто.
— Это… Ашот, спасибо тебе.
— Да фигня вопрос, братишка, что ты.
— А вот не фигня! И вообще, топай-ка к столам, ешь-гуляй — а то ещё заметят, что нет тебя, шум поднимут. А я Маришей займусь. Ты своё дело сделал, теперь я.
Но Ашот на это лишь покачал головой. Мол, за кого ты меня принимаешь, брат? Не пущу одного на опасное дело, да ещё при свете дня.
На том и порешили.
Дан незаметно, так чтобы не увидели от столов, выбрался их джипа и, поковырявшись в багажнике, собрал рюкзак. Вместе с Ашотом он, крадучись, двинул по внешней стороне каравана, вдоль самой кромки дороги. Сейчас главным было не привлечь внимание охраны и гуляк, отмечающих славную победу и орущих здравницы в честь героев из славного острога Харьков. Пару раз доносились крики о Петрушевиче, сволочи ещё той. Но всякий раз после этого героев заверяли, что к ним претензий нет, из-за одной паршивой овцы нельзя резать всё стадо. Это «резать» Дану не очень-то понравилось, но он решил пока не заострять внимание, есть проблемы важнее.
На счастье доставщиков охранники так усердно пялились в небо и на прилегающие к дороге кусты, чем на машины, выстроенные в ряд, и на празднество не смотрели вообще. Выдержка у людей! Дисциплина! Молодец староста Захар, выдрессировал подчинённых знатно.
Через пару минут Данила и Ашот подобрались к головной машине. Её мотор, сипло матерясь, чинил перепачканный маслом мужик, то и дело ронявший рожковые ключи. Мужик был очень занят. Он замёрз, не чувствовал уже пальцев, хотел выпить и по-человечески пожрать, а вместо этого копался в этом навозе на букву «г»…
Дальше Дан не прислушивался к его стенаниям, потому что возникла проблема. То есть проблема была изначально, просто доставщики не знали о её существовании. У рефрижератора скучал один — хорошо хоть только один — боец, вооружённый арбалетом.
Арбалет этот был штукой довольно тяжёлой, ибо бойца, парня лет тринадцати-четырнадцати, изрядно перекосило, и он постоянно предпринимал попытки пристроить куда-нибудь этот агрегат: то клал на асфальт, то на капот «девятки», что стояла за рефрижератором, то просто поправлял на плече связанную из верёвок лямку. И в отличие от охранников, наблюдающих за Территориями, арбалетчик вовсю поглядывал на веселье за столами. Ему-то защищать сородичей от зомбаков не надо, он охраняет лишь вздорную девку, которая ругалась-ругалась и затихла. В общем, стой да глазей на то, как староста Захар тосты толкает…
Пацан совсем охранник этот, вроде как проще простого с ним совладать. Но как бы из арбалета не стрельнул. И шум он поднять может точно так же, как мужик в возрасте и с автоматом — одного крика хватит.
Ашот жестами показал, что он предложит пареньку закурить, а Дану высовываться не надо, пусть прикроет, если что. Возражения отпали сами собой, как только Данила вспомнил, что толстяк предлагал ему покурить чего-то забористого — в оружейке дело было, ещё в Училище. Какую-то он особую дурь раздобыл… Что ж, если удастся вырубить охранника втихую и без крови, кому от этого плохо будет?
Вот именно — никому.
— Эй, привет! Как дела? — Ашот, словно прогуливаясь, подошёл к рефрижератору. — Я смотрю, у тебя арбалет такой серьёзный. Курить хочешь? У меня тут есть чуток…
— Ты чего?! Я на посту вообще-то! — Охранник скорчил страшное лицо и навёл арбалет в объёмный живот доставщика. — Не подходи, стрелять буду!
Напрасно он так. Палец Дана коснулся спускового крючка и…
— Да ладно тебе! — услышал он. — Я тебе самокрутку сам смастырю. Не знаю как у вас, а у нас в Харькове это считается признаком особого уважения.
Охранник опустил арбалет:
— Ну, если сам… У нас тоже считается. Признаком. А что за табачок?
От греха подальше Данила поставил автомат на предохранитель. Шалят нервишки, чуть не застрелил пацана.
Болтая о том, о сём, Ашот соорудил здоровенную самокрутку, увидев которую охранник задрал нос до облаков — ну надо же, как сильно его уважают.
— Зацени-ка смак. — Ашот поднёс к кончику «козьей ножки» горящую зажигалку.
Охранник затянулся и выдул через нос две струйки ароматного дымка:
— Ничо так, благодарствую!
Ещё пару затяжек — и он, что называется, поплыл: глаза посоловели, на лице появилась глупая улыбка, арбалет с грохотом упал на асфальт, откололся кованный рычаг, но это лишь насмешило юного охранника.
Ашот махнул рукой. Это сигнал — пора действовать, и действовать очень быстро, без суеты. Данила выскочил из-за своего укрытия и кинулся к рефрижератору. Увидев его, молодой охранник принялся тыкать пальцем и хохотать. Он не кричал, не звал помощь — он просто смеялся взахлёб, и это нервировало Дана, это могло привлечь внимание белгородцев.
— Надо его вырубить! Слишком громко ржёт!
— Успокойся, брат. Они все сейчас слишком громкие.
И вновь Ашот был прав — от столов нёсся хохот. Смеялись все. А Равиль? Данила нашёл взглядом вольника — тот сидел ровно, и не похоже было, что его трясёт в припадке веселья. Никифор — да, тот наслаждался гулянкой, но Равиль не изменил своей невозмутимости.
— Девушка здесь? — Ашот приветливо улыбнулся охраннику.
Пребывая в состоянии абсолютного блаженства, тот кивнул.
— Ну и ладненько. Даня, брат, помоги, да?
Они подхватили охранника под руки и посадили у колеса, где он расплылся в бессмысленной улыбке. Вместе они справились с запорами и развели в стороны массивные стальные дверцы. Теперь отсчёт пошёл на секунды — в любой момент белгородцы могли заметить, что у головной машины происходит что-то не то.
Внутри рефрижератора обнаружился склад чего только можно, весь отсек был забит барахлом: креслами-качалками, кастрюлями, коврами, системными блоками компьютеров, мягкими игрушками и прочим тому подобным. А на самом краю стояла клетка из стальных прутов, полтора на полтора метра и такой же высоты. В клетке, скособочившись, сидела Мариша — вся зарёванная, с раскрасневшимися глазами, смазанной помадой и потёками туши на лице. Не замечая никого вокруг, она тихонечко всхлипывала и ничуть не была похожа на ту неприступную стерву, которую она всегда из себя корчила.
— А у меня ключа нету! — радостно сообщил охранник.
Штырило бедолагу не по-детски. Интересно, где это Ашот такую дурь берёт? И причём тут ключ?
А при том, что на клетке висел здоровенный амбарный замок.
— Опаньки. Плохо. Эй ты, иди сюда! — Ашот подозвал охранника и, ощупав его и вывернув карманы, лично убедился, что таки да, у того нет ключа.
— Петрушевич, ты чего? — Дан просунул между прутьев кисть и коснулся округлой коленки.
Мариша дёрнулась, попыталась отодвинуться, но пространства для манёвра в клетке не было вообще.
Данила убрал руку:
— Ты как, в порядке?
Она состроила гордую гримаску, но, сообразив, что вид у неё при этом получился более чем глупый, опять расплакалась:
— В этой клетке собака жила! Овчарка!
Дану хмыкнул:
— Ну и что? Овчарка хоть немецкая?
Мариша посмотрела на него так, будто он сморозил жуткую чушь. А что он такого спросил? Вроде ничего такого…
— Её убрали в другую машину, а меня — в клетку. Как собаку!