из щелей в асфальте, яркое-преяркое солнце, уже почти не греющее, осеннее. А постоишь немного, подставив лицо лучам, а потом ощущения такие, будто полчаса на сварку таращился. Небось, из-за этого Равиль очков своих не снимает никогда.

— Да уж… — покачал головой Данила.

Иначе он представлял себе Территории. В Училище его, как и остальных студентов, заставляли изучать рукописные донесения доставщиков, переплетённые в толстенные фолианты. Каждый, кто вернулся с задания, должен составить подробный отчёт о том, что видел на Территориях, а бумаги на эти писульки не жалели. И потому Данила был абсолютно уверен: только он выберется за Стену, ему сразу же понадобятся патроны, очень много патронов, ведь зомбаки постоянно атакуют, надо отбиваться, а патроны имеют свойство заканчиваться быстрее, чем бы того хотелось.

Но Данилу, его однокашников и вольников, которые оказались не совсем нанимателями, а скорее сопровождающими, пока что атаковали только люди. Причём люди нормальные, вовсе не ведомые паразитами-слизнями — те ведь настолько глупы, что стрелять не умеют…

Равиль уже наполовину одолел лестницу, ведущую на верхушку башни.

Озираясь по сторонам, Карен и Никифор достали пистолеты, сняли с предохранителей. Глядя на вольников, Данила почувствовал себе без оружия чуть ли не голым. Он и в остроге предпочитал ходить со стволом, а уж тут…

— Чего это вы, парни, засуетились? — Дану не понравилось то, что Никифор открыл багажник «Хаммера» и достал из него автомат, Карен же при этом вертелся, как юла, выставив перед грудью пистолет и таращась по сторонам.

Ни Ашот, ни Мариша не спешили выбраться из кустов. Видать, сильно прижало. Оно и немудрено после перестрелки, самолёта и прочего. А вот Дан решил повременить с естественной надобностью. Ибо тут явно что-то намечалось. Что-то нехорошее.

Равиль уже вскарабкался на металлическую площадку на вершине водонапорной башни и теперь обозревал окрестности в бинокль. А что там обозревать? Пейзаж и так понятен. Унылость, серость, обломки старого мира — вот он, мир нынешний. Ничего нового. «Вся наша жизнь — бесконечная ностальгия», — как любил говорить дядя Натан, опрокинув стаканчик-другой самогона. А говорил он такое частенько… Стену, наверное, с башни ещё хорошо видно. Ну, Стена, она Стена и есть, что там рассматривать?

— А ты чего из машины вылез, Сташев? — Дан и не заметил, как Мариша оказалась рядом.

— Да так, ноги размять…

— А-а. Товарищ твой, как я посмотрю, до сих пор разминает. — Мариша хотела казаться уверенной, но у неё не очень-то получалось. В дурацком оранжевом плаще она выглядела на Территориях неуместно, неестественно. Хорошо хоть не в сапогах с высокими каблуками, в каких она обожала приходить в Училище. Правда, её туфли тоже не очень-то годились для пересечённой местности. Тут вообще-то приличествует расхаживать в камуфляже и ботинках с высокими берцами.

— Может, переоденешься?

Мариша неприятно улыбнулась:

— А ты вместо ширмы постоишь, да? Так хочется на меня голую посмотреть?

— Больно надо. — Данила почувствовал, как краснеют его уши, и отвернулся.

В самом-то деле, чего он лезет, а? Пусть как знает, так и делает, какое ему дело? Хочет из себя пугало корчить — пусть. Плевать.

— А вообще — спасибо. — Услышал он вдруг. — Разве есть что-то? Ну, одёжка какая? Я ж от прихвостней отца едва улизнула в чём была…

Дану хотелось ответить резко, послать девушку кое-куда подальше, но он сдержался. Ведь спасибо сказала. Наверное, это признак того, что отношения у них налаживаются. Если им предстоит долгий путь, то не стоит конфликтовать.

— Не знаю, — честно признался Данила. — Давай посмотрим в багажнике. Может, что-то и есть. Там много всякого барахла.

Подходящие ботинки обнаружились почти сразу. Повезло просто, не иначе. Пока Мариша переобувалась, Дан разговорился с Никифором. Или — Никифор с Даном.

— Наш Каренчик вообще-то до Псидемии лесником был. Все дела прям: берданка, патроны в лентах на груди, шапка-ушанка, лыжи и верный пёс.

Покачав перемотанной бинтами головой, Карен что-то промычал. При этом он так нахмурился, что даже Ашоту стало понятно, что именно вольник думает о байках своего товарища.

— Ну, ладно-ладно. Берданки у него не было, это уж совсем позапрошлый век, берданки эти. Карабин у него был. Нет? — Никифор заметил неудовольствие Карена. — Значит, помповик? Ага, помповое ружьё. И работал наш лесник не где-нибудь, а… Стой, не подсказывай, сейчас сам вспомню, ты ж говорил… В Сибири где-то…

Карен махнул рукой, мол, хреновый из тебя рассказчик, дружище.

— Вспомнил! — Никифор вскинул автомат к плечу и прищурился. — На Дальнем Востоке у него был приход, пардон, лесничество. В Уссурийской тайге. Где тигры и медведи чёрные, и…

Кусты, на которые нацелил автомат Никифор, зашевелились.

Мариша замерла. Дан напрягся, прикидывая, успеет ли он добежать до багажника джипа. А Карен сместился так, чтобы не попасть под огонь автомата.

— Брось заливать, — послышался из кустов голос Ашота. — Как же он тут оказался-то?

Покачав головой, Мариша вновь занялась ботинками. Данила встал рядом с ней. Всё-таки он мужчина и должен думать о безопасности женщины — тишина может оказаться обманчивой, ведь они не дома, а на Территориях, забывать об этом не следует.

Ашот выбрался на дорогу:

— Ну и как он с Дальнего Востока сюда попал? Пешком что ли?

Никифор опустил автомат:

— Смешно говоришь. Нет, не пешком. Он приехал на конференцию в Москву. У него книжек своих было штук пять. Или шесть. Про тигров он писал, про леопардов, медведей и ещё кого-то, не помню уже про кого…

Дан недоверчиво прищурился:

— Книжки писал?

— Ага, наш Каренчик — ещё тот жучара, умный, почти как я. Только до выпивки жадный, нельзя ему чарку подносить, стопов у него нету… Он в Москве был, когда Псидемия началась. Так назад и не вернулся. С пропиской попроще стало, трупы прямо на улицах валялись, квартирный вопрос уже мало кого волновал… — Вспоминая ужасы тех дней, Никифор грустнел на глазах. Он даже автомат повесил на плечо, так расстроился.

А вот и напрасно.

Кусты вновь затряслись, и теперь это никак не мог быть Ашот. Что-то буро-чёрное, оглушительно визжа, кинулось на людей. Первым на пути у этой живой ярости стоял Никифор — он едва успел отпрыгнуть в сторону, в полёте сорвав с плеча автомат. Упав на бок, он выпустил по зверю короткую очередь. Дан видел, как пули вырывали из тела куски плоти, но зверь этого даже не замечал — пёр себе дальше, как ни в чём не бывало. Его привлёк яркий плащ Мариши, которая, сидя на асфальте, почти уже справилась со вторым ботинком.

Времени на раздумья не оставалось. Дан шагнул навстречу клыкастому зверю, поймав взглядом его крохотные, налитые кровью глазки. Мариша что-то закричала, Карен выстрелил, Ашот прыгнул, пытаясь своей значительной массой навалиться сверху на буро-чёрную тушку, но всё это было уже без толку.

Между зверем и Данилой оставалось пару метров, не больше, когда воздух пронзила вспышка — молния ударила в зверя, отделив его голову от тела. Это была неуловимо быстрая молния. Молния в руке Равиля.

Точнее — полоса блестящего на солнце, остро заточенного металла.

Обезглавленный зверь кувыркнулся и засучил лапами, заливая дорогу алым. Молния сверкнула ещё дважды, оборвав агонию.

— Зомбокабан. Мелкий. Поросёнок ещё. — Вольник застыл на месте, пристально разглядывая труп. С лезвия капало. В другой руке он держал трость, которая почему-то стала чуть короче.