что им не принадлежит. Ни один суд не отнимет ребенка у матери без веской причины!

— Я не смогу победить их самостоятельно. — Она на мгновение закрыла глаза, потому что ей нестерпимо хотелось положить голову на его плечо и выплакать все свои страхи и тревоги. — Я не могу бороться с ними по их правилам, Гейб! Я не могу подвергнуть своего ребенка ужасу преследования органов опеки, судебным баталиям, сплетням и спекуляциям! Ребенку нужен дом, любовь и безопасность. Я постараюсь позаботиться о том, чтобы у моего ребенка все это было, чего бы мне это ни стоило, куда бы мне ни пришлось уехать!

— Я не буду спорить относительно того, как будет правильнее поступить для вас и ребенка, но рано или поздно вам придется столкнуться со всем этим.

— Столкнусь, когда придет время.

Он встал, подошел к камину и закурил еще одну сигарету.

Надо бы, конечно, все бросить, оставить ее в покое и предоставить идти своим путем. Его это не касается. Это не его проблема. Он выругался, потому что, когда она взяла его за руку, чтобы дойти до дома, он почему-то почувствовал, что ее проблемы стали и его проблемами.

— У вас есть деньги?

— Кое-какие есть. Достаточно, чтобы оплатить услуги врача, и немного еще.

Он знал, что нарывается на неприятности. Но впервые почти за год почувствовал, что дело действительно жизненно важное. Он сел на край стула, выпустил струйку дыма и начал внимательно разглядывать ее.

— Я хочу написать ваш портрет, — наконец отрывисто произнес Гейб. — Я заплачу вам стандартную сумму для модели плюс предоставлю комнату и питание.

— Я не могу брать у вас деньги.

— Почему? Вы же, кажется, считаете, что я действую небескорыстно?

Краска стыда залила ее лицо.

— Я не имела в виду… ничего подобного.

Он проигнорировал ее слова.

— Что бы вы ни имели в виду, факт остается фактом: я хочу написать ваш портрет! Я работаю в своем темпе, поэтому вам придется запастись терпением. Обычно я не обращаю внимания на капризы моделей, но, принимая во внимание ваше положение, охотно пойду на уступку и буду делать перерывы в работе, когда вы устанете или вам станет не по себе.

Это было заманчиво, очень заманчиво. Она же торговала своей внешностью и раньше, а лишние деньги ребенку не повредят!

— Я бы охотно согласилась, но беда в том, что, если портрет будет выставлен, они меня узнают.

— Это, конечно, верно, но я же не обязан рассказывать всем и каждому, где и когда мы познакомились! Даю слово, что никто никогда не выследит вас через меня!

Некоторое время она молчала, борясь с собой.

— Не подойдете ли вы ко мне?

Поколебавшись только мгновение, он бросил сигарету в огонь, встал, подошел и сел на корточки перед ее креслом. Она тоже научилась читать по лицам.

— Даете слово?

— Да.

Рискнуть все-таки стоит! Она протянула к нему руки и вложила их в его ладони в знак полного доверия.

Поскольку снегопад продолжался, не было ни восходов, ни закатов, ни сумерек. День с самого утра был мрачным, затем без всяких проволочек наступила ночь. А там и снег прекратился.

Лора, может быть, и не заметила бы этого, если бы не стояла возле окна. Снегопад не сошел на нет постепенно, он просто прекратился, словно кто-то нажал кнопку выключателя. Ее охватило смутное чувство разочарования, то же самое, которое она испытывала в детстве, когда прекращалась буря. Повинуясь порыву, она надела сапоги и пальто и вышла на крыльцо.

Хотя Гейб орудовал лопатой дважды в день, снег доходил ей почти до колен. Ее сапоги провалились в мягкое, доброе облако и… исчезли! Запахнув пальто, она вдыхала свежий, холодный воздух.

Звезд не было. Луны не было. Лампочка на крыльце отбрасывала свет всего на несколько футов.

Кругом только белизна.

Полное безмолвие. Возможно, для некоторых густая пелена снега, падавшего с вышины, была тюрьмой, которая их бесила, но для Лоры она была крепостью!

Стоя на крыльце, она приняла важное решение: довериться Гейбу. Вся окружающая ее чистота и тишина убеждали ее, что решение верно.

Он не мягкий человек, не добродушный, но добрый и, несомненно, умеет держать слово. Если они воспользуются друг другом, она им для прикрытия, он ею для искусства, это будет справедливый обмен. Ей совершенно необходимо отдохнуть. Одному богу известно, сколько времени ей на это потребуется.

Лора никогда не жаловалась Гейбу на усталость, не говорила, сколько усилий ей требуется для того, чтобы большую часть дня держаться на ногах.

Физически беременность проходила легко. Она была сильной и здоровой женщиной. Иначе давно бы уже свалилась. Но за последние несколько месяцев запасы ее душевных и умственных сил истощились полностью. Домик, горы, мужчина дадут ей время восполнить эти запасы.

Они ей еще понадобятся.

Гейб не понимает, что могут сделать Иглтоны со своими деньгами и своей властью.

Она уже увидела однажды, на что они способны. Разве они не платили и не хитрили, чтобы замять ошибки сына? Разве им не удалось с помощью некоторых телефонных звонков и нескольких услуг представить его смерть и смерть женщины, которая была с ним, не как скверную историю, чем она и была, а как трагический несчастный случай?

В прессе ни разу не упоминалось о пьянстве и адюльтере. Для публики Энтони Иглтон, наследник состояния Иглтонов, погиб, не справившись с управлением на скользкой дороге, а не потому, что из-за своей преступной беспечности сел за руль прилично нагрузившись алкоголем. Женщина, погибшая вместе с ним, превратилась из его любовницы в его секретаршу.

Бракоразводный процесс, который начала Лора, был замят, сведен на нет. На память об Энтони Иглтоне и на семейное имя не должно было упасть ни малейшей тени скандала! Ее заставили играть роль убитой горем вдовы.

Лора была потрясена. Она была уничтожена. Не из-за того, что было потеряно на одинокой полоске дороги за Бостоном, а из-за того, что было потеряно так скоро после брачной ночи.

Ах! Зачем ворошить прошлое?

Сейчас, особенно сейчас надо думать о будущем. Что бы ни произошло между нею и Тони, они создали новую жизнь.

И она должна защищать эту жизнь, заботиться о ней.

Глядя на весенний снег, сверкающий и нетронутый, она верила, что все у нее сложится наилучшим образом.

— О чем вы думаете?

Вздрогнув, она повернулась к Гейбу и тихонько засмеялась.

— Простите, я не слышала. Что вы сказали?

— А вы и не слушали. — Он закрыл за собой дверь. — Холодно на улице.

— Замечательно! Как вы думаете, сколько намело?

— Три с половиной, может быть, четыре фута.

— Никогда раньше я не видела столько снега. Трудно представить, что он когда-нибудь растает и на его месте вырастет трава.

Сняв перчатки, он засунул руки в карманы пиджака.

— Я приехал сюда в ноябре, и здесь уже лежал снег. Другого пейзажа я пока еще не видел.

Она попыталась представить, каково жить там, где никогда не тает снег. Нет, подумала она. Ей нужна весна, наливающиеся бутоны, зелень, обещания.

— Как долго вы собираетесь пробыть здесь?